— Так…

Я обменял третий нож на хорошо выделанную шкуру, непонятного мне зверя, решив не уходить отсюда со своим же товаром. Да и шкура оказалась очень мягкой и приятно грела руки. Я подумал, что моим девушкам будет из чего сшить себе головные повязки для холодов. Банки с соком, захваченные вопреки доводам индейца, забрали две женщины, принесшие взамен туесок с медом. Я сначала не поверил своим глазам — какой мед? Но, попробовав, убедился в их правоте. Вкус меда оказался несколько странный, не совсем похожий на привычный, но мне понравился, и я отдал сок, не колеблясь. Женщины тоже остались довольны — они безумно хотели прикоснуться к благам безвозвратно прошедшей жизни. И сок символизировал собой эту тягу, тем более, что по прошествии все большего времени, все меньше оставалось вещей, подобных тем, которые окружали нас раньше. Пришлось соврать, что эти банки мы случайно нашли среди руин… Я, покончив с торгом, осмотрелся — весь поселок состоял, примерно, из пятидесяти, семидесяти, в полном беспорядке разбросанных тут и там, землянок, шалашей и навесов. Ничего не изменилось с тех пор, как мы пришли сюда в первый раз. Никакого порядка не существовало: каждый жил, как бы сам по себе. Если всем стал заправлять Святоша, то следов его деятельности особо не наблюдалось. Но ослабленных, не в силах позаботится о себе людей, я не увидел. Все: и мужчины, и женщины имели какое-то подобие оружия, приспособленного для охоты, собирательства плодов, рыбной ловли.

Меня тоже обступили несколько женщин. Козырь был прав и не прав одновременно: каждый новый человек возбуждал любопытство, у него стремились узнать, кто он и откуда, надеясь в этих расспросах что-то выведать о судьбе иных людей, которые могли оказаться поблизости в момент катастрофы. Но я ничем не мог им помочь. Впрочем, никто на такое и не надеялся всерьез. На их лицах лежала неизгладимая печать страданий и лишений, тоска и боль, непривычные заботы и подстерегавшие их опасности. Они уже не искали защиты, как Тома — здесь давно каждый полагался лишь на себя. Но, возможно, что они научились помогать друг другу. Иначе просто могли и не выжить…

— Тебя зовут Дар?

Ко мне обратилась неопределенного возраста женщина, с спутанными грязными волосами, землистым лицом и косым уродливым шрамом, рассекавшим щеку. Она держала в руках подобие лопаты и опиралась на нее при ходьбе, слегка прихрамывая при этом.

— Да.

— А я — Нина. Впрочем, можешь звать меня, как твой друг — Седой Чайкой. Может, он прав, и нам надо привыкать к этим кличкам? Не знаю… Я хорошо кидаю эту палку и сбиваю птиц на берегу речки. Никогда не думала, что стану есть мясо чаек, да еще и сама стану их убивать.

— Кем вы были… До всего?

— Зови меня на ты. Учительницей. Кому нужно то, что я умела? Лучше бы я оказалась врачом или, вообще, не училась. От врача сейчас хоть польза какая-то может быть, а от остальных? Страшно подумать, сколько потрачено времени на знания, которые оказались совершенно лишними сейчас.

— Мне трудно тебе возразить… Но, по-моему, ты не совсем права. Может быть, все наладиться и понадобятся те, кто сможет учить?

— А кого? Во всем поселке только четверо детей, больше не выжило. И им не до учебы — они, как взрослые, занимаются собиранием корней. Если бы у меня был ребенок, я, наверное, сошла с ума… Тут такие есть. Но у меня не хватило ума завести семью. Только дом, институт, карьера… Все зря.

Она махнула рукой и пошла к берегу реки, волоча ногу.

— Она не злая… — одна из женщин сказала ей вслед грудным, певучим голосом. — Нервы… А там, откуда ты пришел, вас много? Никто не знает, что произошло?

Я присел на поваленный ствол дерева, служивший естественной скамейкой:

— Нет. Я один. Вернее, был один, а потом нашел Нату. Мы жили вдвоем, пока не решили отправиться на поиски других. Сначала столкнулись с Совой, он нам рассказал про вас, и про всех, кто живет в долине. А другую девушку мы отбили… спасли от смерти и всего остального в лесу, в предгорьях. Сова вроде уже общался с вами, во время торга. Еще не успел рассказать об этом?

— Говорил… — они закивали. — Никто не верит, что это люди, все считают, что вы ошиблись… Это мутанты, как Док объяснял. Это ведь мутанты?

Я понял. Испуганные нелегким существованием, страшными хищниками, появившимися невесть откуда, люди боялись признаться себе, что опасность может исходить не только от них, но и от себе подобных…

— К сожалению, мы не ошиблись. Это — люди. И одному, похоже, удалось уйти. А остальных… Вот, девушка и осталась с нами.

— Ты трахаешься с обеими?

Я поперхнулся. Вопрос прозвучал, как само собой подразумевающееся, словно истерлись и пропали все грани, за которые раньше никто не решился бы переступать. Однако здесь никто и не думал смущаться.

— Спит, конечно, — ответила одна из женщин за меня. — Что не спать? Девки, видите какие, ладные обе. Только ты староват для них, малость… А у нас, в соседней землянке, Белый еще одну привел. Говорит, где три, там и четыре поместятся. И Святоша ему не указ, а ведь тот все время кричит, что это грех… Только сам ни одну юбку мимо не пропустит!

— Святоша сам кобель. И вся их свора такая же. Кто, о чем заботится, а этот только и знает, где кого в кустах зажать. И не пожалуешься никому — здоров, как бык.

— Монах, я слышала, южанку вчера изнасиловал… А когда она сопротивлялась, все лицо в кровь разбил. И еще Рябого с Лысым позвал — втроем изгалялись, сволочи!

— Как? — я поднял потемневшие глаза. — Как изнасиловал? А вы? А все остальные, что же?

— Мы… А что мы? Поначалу, пытались порядок установить, даже выбрали одного, чтобы руководил. Твоего приятеля, кстати. Толку то… Он посмотрел на все, плюнул, да и ушел, со своими, в прерии. Кто в лес, кто по дрова. Был бы у нее друг, Святоша не полез. А раз защитить некому, то можно. Плохо у нас стало, в поселке…

Я помрачнел. Даже если Элина решит остаться здесь, позволить ей это сделать, будет преступлением… Да, здесь тоже живут люди. Но, как живут… Нам, в силу нашей обособленности, гораздо легче и спокойнее. Теперь я видел, из-за чего Сова не захотел остаться со всеми и ушел сам и увел своих подруг в степь. Все повторялось: история выбраковывала слабых и не приспособившихся, оставляя право на жизнь самым твердохребетным и сильным. А среди них, почему-то, не редкость те, кто право сильного распространяет на все и всех. Кончиться это могло только тем, что Святоша, Белый и все остальные, окончательно сомнут волю прочих жителей поселка и заставят их полностью прислуживать своим интересам. И это будет совсем не то, свободное и вольное время, про которое твердил мой друг. Окрепнув и подмяв под себя ближних, они начнут подминать и дальних…

Я поднялся. Делать в поселке больше нечего. Ната и Элина стояли поодаль и разговаривали с кучкой столпившихся возле них людей, среди которых толпились и женщины, и мужчины. Даже отсюда, я заметил — какими глазами последние смотрят на них, а большей частью, на Элину. Та, — у меня кольнуло в груди… — воспринимала все, как должное, мило всем улыбаясь и чуть ли не делая позы, словно модель на подиуме. Зато Ната, выразительно поглядывая на нее, и, настороженно — по сторонам, пыталась увести девушку. Я жестом показал им обеим — сюда! Ната дернула Элину за рукав, та отмахнулась, вновь улыбаясь в ответ на чью-то шутку…

— Ты уходишь?

— Да, — я пожал протянутую ладонь возникшего подле меня как привидение, Совы. — Приходи к нам со своими женами. Нам нужно чаще встречаться. Мне далеко до поселка. А то, что будет здесь происходить, похоже, требуется держать под контролем. Ты ушел отсюда и правильно сделал… Но от этих проблем никто из нас уйти не сможет. Да и девчонкам моим, хоть будет с кем пообщаться. Не все же им одну мою небритую физиономию разглядывать.

— Хорошо. Белая Сова придет со своими скво.

За спиной послышался шум. Мы обернулись. В сторону девушек, все еще стоящих поодаль, подходило двое здоровенных качков с бычьими шеями и мощными буграми мышц на руках и ногах. Сова покачал головой.