— Дар.
— Это как? В смысле, какой?
Козырь недоуменно меня разглядывал, уперев руки в бока. Я пожал плечами:
— Это имя. В смысле, так меня зовут.
— Ну и имечко? Так и прозвища не надо! А что, Сова еще тебя никак не окрестил?
Вернувшийся индеец вмешался в наш разговор:
— Нет. Мой друг охотник из города и предпочитает то имя, которое носил до Того дня. Придет время, и он поймет, что пора заводить другое. Так же, как придет время и для тебя. Козырь — не самое подходящее прозвище, как и Стопарь. Но вы его получили по праву. Другое — надо заслужить. Вы с кузнецом к этому еще пока не готовы.
Козырь смешливо склонил голову:
— Ой, ли? А нам оно надо? Это ведь ты только у нас такой, не от мира сего… Правда, у тебя появились последователи, тоже птичьи да звериные клички предпочитают. А остальным и так сойдет. Ладно, — он стал серьезным. — Я ведь по делу подошел, а не просто так. Ты что принес?
Сова указал головой на меня:
— Я — пуст. Это мой брат, Дар, пришел с товаром.
— ?
Я молча снял мешок со спины. Заметив, как я достаю из него ножи, куски ткани и что-то небывалое для остальных, возле нас мигом образовалась толпа, жадно рассматривающая эти богатства. Мне стало не по себе… Еще год, полгода назад, эти люди даже представить себе не могли, какой ценностью станут подобные предметы. А я оказался их владельцем по счастливой случайности… Я шепнул Сове на ухо:
— Чувствую себя белым торговцем на какой-нибудь фактории дикого запада…
— А кровожадные дикари отдают все свои драгоценности за блестящие и яркие безделушки? — в тон мне ответил Сова. — Не казнись! Это новые времена… Ты хочешь, чтобы твои скво не голодали? Значит, научишься и торговать.
— Там только одна моя… и они не голодают.
— Пока — да. Но если тебя мучает совесть, что ты не делишься с ними своими сокровищами — что ж, признайся… И посмотри, как быстро ты и твои девочки станут похожи на этих! — Сова многозначительно на меня посмотрел, и я потупился…
— Мой брат… Сова понимает его мысли. Он тоже не знает — честно ли скрывать от людей содержимое дома, что находится Мертвом городе. Но, если тебе дорога жизнь Маленького Ветерка, если ты ценишь юность и сияющие глаза Огненноволосой — сохрани тайну в себе… Кстати, не отпускай ее слишком далеко — или она достанется другому!
— Никому она не достанется! — я огрызнулся, вмиг потеряв настроение. Что скрывать, желание обладать рыжеволосой красавицей стало посещать все чаще, и все труднее становилось это скрывать. Ната, замечающая все нюансы моего состояния, однажды ночью просто и прямо спросила об этом. Я буркнул что-то, попытавшись уйти от ответа, но маленькой мудрой женщине не так просто было навешать лапшу на уши. Она развернула мое лицо к себе и твердо произнесла:
— Только не лги мне… милый. Даже Угар, и тот скалит зубы, когда видит, как ты бледнеешь, когда касаешься ее случайно рукой. А я могу тебе назвать точное время по количеству секунд, когда ты посматривал в сторону ее постели. Или, этого уже не было, в прошлом? Ну, как?
— Что ты от меня хочешь? Да… хочу. Теперь можешь перебираться к ней и вести разговоры на тему мужской неверности в условиях совместного проживания.
Ната лукаво усмехнулась:
— Не-ет… Тут места больше. И о чем мне говорить с ней? Линка и так все знает, не слепая. Спасибо, что меня не гонишь… совсем, а только к ней.
Я резко повернулся и заключил ее в объятия.
— Ната, прости меня… не уходи. Ну, хочу я ее, да. Врать, изворачиваться перед тобой не стану. Я же мужчина, и это — естественно. Пойми ты меня, мы живем вместе, я вижу ее так же часто, как тебя, иногда…почти обнаженной. Она красивая, ты это не можешь отрицать. Но ведь я ни разу не дал тебе повода меня ревновать! Что там я испытываю, это во мне. Это ясно? И давай спать…
Ната подперла подбородок и, вовсе не собираясь меня отпускать, задумчиво произнесла:
— Да, да… Знаем. Как мужик новую девочку увидел, так все — вынь да положь. И ты, моя радость, не исключение. Одно только и утешает — привыкла я к ней, что ли… Вроде и не ревную. Да ты удивленные глазки не строй, сам говорил, что притворяться не любишь и у других того не терпишь. Вот и будь естественным. Ну и что мне делать, — она продолжала, слегка улыбаясь. — Если я в один прекрасный момент увижу, как на моем месте вы оба в обнимку лежите?
— Этого не будет.
— Будет, Дар, — она внезапно стала серьезной. — Будет. Ты не волнуйся, со мной можно говорить об этом. А с ней — пока нет. Я не хочу, чтобы между нами появился обман. Ты честен, и это пока успокаивает. Но ничего не решает. Лежать в твоих объятиях и чувствовать, что ты представляешь на моем месте другую — это слишком даже для меня!
— Я не представлял другую. Но я не знаю, что делать, Ната… Ты очень, очень дорога, и никто тебя мне не заменит. А это… Может быть, она уйдет от нас в поселок, и тогда все успокоится, само собой. Но сказать ей, чтобы она уходила… я не могу. Кто там ее ждет? Здесь я за нее спокоен.
— Только за нее?
— Не только. Не цепляйся к словам. За вас обеих.
— Эх, Дар, Дар… — Ната прижала мою голову к себе. — Все вы, мужики… Пообещай мне, что ничего не будет, пока я сама тебе не скажу…
— Что скажешь?
— Молчи, молчи… Элина, она все слышит и тоже чувствует. Но она не я, она — девушка, Дар. Девочка… Понимаешь это? Она невинна… хоть это и удивительно, до сих пор. Так что, пусть все идет, само собой. И, кто знает — может, твое желание скоро сбудется…
Я попытался высвободить голову, удивленный безмерно ее словами, но Ната крепко прижала ее и не желала больше говорить на эту тему.
…Все это молнией промелькнуло в моих мыслях, после взгляда Совы. Я повернулся к щуплому и хлипкому на вид мужичонке, тычущему мне в руки какой-то предмет:
— Ты это, давай менять! Давай! Я мешок с плодами, а ты мне нож! Вот этот, с большой ручкой!
Сова еле заметно мотнул головой. Я отрезал:
— Нет. Мне еды не надо. Либо шкуры, либо снасть.
— Какую снасть?
— Для рыбалки. Мне нужна сеть!
Народ раздосадовано заохал и, не скрывая вожделения, начал расходиться. Остался один, с хмурым взглядом, весь седой и со скрученной правой рукой. Он долго и внимательно изучал ножи и, выбрав пару самых, по его мнению, лучших, хриплым голосом произнес:
— Вот эти. Два настоящих крючка. И настоящая сеть.
Я весь вскинулся:
— Что? Два крючка? Ты что, совсем?
Сова резко и настойчиво дернул меня за рукав:
— Соглашайся, — он негромко шепнул мне на ухо. — Крючков мало. Вообще нет. Только самоделки, которые делает Стопарь. Сетей нет совсем. А для него, это главное, чем он может добыть пищу. Он не охотник. Отдай ножи.
Я вздохнул. Старик терпеливо ждал. Мне сложно было понять всю систему ценностей этого мира. Отдать два первоклассных ножа за два убогих крючочка, плюс еще не виденную нами сеть — это казалось верхом коммерческого несовершенства…
— Но тогда, почему он их отдает?
— На последней рыбалке сом едва не утащил его в воду… Ему нужно прийти в себя. Потом он, возможно, пожалеет. А может быть, где-то лежит еще одна сеть — а вот ножей, подобных этим, днем с огнем не сыщешь!
Старик молча кивнул.
Сова еще раз подтолкнул меня в бок:
— Не тяни.
— Да? Ну и… Ладно. Бери.
Тот протянул мне два крючка, завернутых в кусочек тряпицы, и спрятал в складках своего рванья мои ножи. Я проводил его фигуру тоскливым взглядом и, уже не скрывая возмущения, спросил у индейца:
— Ну, знаешь. Это что, честно? Два паршивых крючка, которым цена…
— Цена? Какая цена? Ты не в магазине, мой друг Дар. Ты там, где бывшие ценности не имеют своего значения. Что означает нож? Оружие, да. Им можно строгать, можно резать, можно и убить, если повезет. А добыть еду им можно? Сколько крючков ты сумел им выстругать? А сколько рыбы ты еще поймаешь, на эти крючки? А еще сеть — старик честен и сейчас довершит сделку. И, как я уже сказал, вполне вероятно, что у него найдется и вторая… Нет, друг мой, ты совершил хорошую мену. Твои девушки испортили вашу снасть? Значит, вам нечем ловить рыбу у себя в городе. Ты сам сможешь изготовить настоящую сеть? Никогда. Даже Стопарь, при всех его талантах, тоже не сможет. Ты все еще недоволен? У тебя не было сети, теперь есть. Сейчас он ее принесет. Значит, если плохая охота, ты пойдешь на свое озеро — будет еда, если ты не все еще выловил из него. А ножи у тебя в подвале пока остались… Так?
