— Пей!

Ната, дрожащими руками, поднесла фляжку ко рту. Сделав пару глотков, она поперхнулась и протянула ее мне обратно.

— Теперь ты!

Я не стал отказываться — зубы выбивали дробь не хуже кастаньет! Нужно было немедленно что-то придумать — мы могли просто застыть здесь, несмотря на то, что вырвались из водяного плена. Решения не находилось… Я кивнул девушке на пса:

— Что? — не поняла меня Ната.

— Давай к нему — под лапу.

Она вопросительно посмотрела на меня, потом на пса, и пожала плечами:

— Как?

— Молча… Влезь ему под лапу — и сиди там, пока не согреешься.

— На землю?

— Подложи мешок. Я укрою тебя сверху одеялом. Хотя все мокрое, но, так все равно, будет теплее. Надышим, выпьем еще коньяку и хоть немного отдохнем.

Кое-как, примостившись, возле пса — ему тоже досталась часть одеяла! — мы приткнулись друг к другу. Время от времени, я внимательно рассматривал небо и воду — не наблюдается ли дальнейшего подъема ее уровня? Вода, вроде бы, остановилась…

В тяжкой, знобящей полудреме, мы провели около двух часов. Конец отдыху обозначил пес. Он встал на лапы, и глухо зарычал. Ната, умудрившаяся уснуть по-настоящему, повалилась возле него на землю. Я почти последовал за ней, но успел упереться рукой в мокрую жижу… Угар поднял морду и залаял.

— Опять…

Ната уже не спрашивала — она утверждала очевидное. Я зло кивнул — к западу от нас, появились белые барашки волн…

— Либо ветер в нашу сторону, либо вода снова поднимается. Угар бы зря не стал беспокоиться! Надо идти!

Мы снова бросились бежать — на этот раз, скорее делая вид, что передвигаемся, так как толком не отдохнули. Неожиданно дорогу преградило быстрое течение. Угар залаял предупреждающе — но опоздал! Оно очень быстро захватило нас с Натой — и мы оказались погруженными в воду с головой!

— Дар! Дар!

— Держись!

Кое-как загребая одной рукой, стараясь сохранить наши вещи и оружие, я пытался дотянуться до Наты. Но поток уносил ее от меня прочь. Мы случайно оказались на пути, какого-то сильно увеличившегося степного ручья, и теперь он стремительно сливался с основной массой, текущей на восток, воды…

Угар, которому его мощь и сила помогла вырваться из потока, бежал по мели, лаем сопровождая нас по мере того, как мы удалялись, борясь с течением. Усталость, утяжелившийся вес мокрой одежды, холод… — у меня начало сводить руки. Собрав всю волю в кулак, я рванулся и ощутил под ногами дно. В несколько шагов оказался на берегу. Бросив мешки, побежал вслед за Натой, которую вода уносила все дальше. На ходу понял, что вырвать ее из ручья, ставшего быстрой речкой, я смогу лишь обогнав течение, попытался срезать угол — кинулся вперед со всей силы и сразу влетел обеими ногами в яму! Мои попытки вырваться ничего не давали — ноги держало, как в тисках! Более того — я сразу почувствовал, как меня начинает засасывать внутрь!

— Ната!

— Дар! Да…

Она набрала воды и захлебнулась в крике…

— Ната! Угар! Угар!!!

Я смотрел, как мелькала в волнах ее голова, как вздымались вверх руки, в поисках, хоть какой-нибудь опоры — и ничего не мог сделать… Вязкая трясина держала меня за ноги мертвой хваткой.

— Ната!

Мимо меня проскочил Угар. Он могучей грудью разбил набежавшую волну и рывком устремился вперед — на помощь тонувшей девушке! Расстояние, отделяющее его от Наты, пес преодолел за несколько секунд — словно катер, рассекавший волны своим килем! Подплыв вплотную, он поднырнул под Нату — я с изумлением, позабыв про то, что сам погружаюсь в пучину, наблюдал за спасением девушки. Ната, скорее почувствовав, чем поняв, что происходит, ухватила собаку за шерсть. Пес сразу развернулся обратно, и, загребая всеми четырьмя лапами, стал плыть против течения к берегу. За это время оно отнесло их метров на двадцать от меня и от самого берега. Преодолеть их, даже сильной собаке, было очень непросто… Но он недаром казался могучим псом! Погружаясь в воду с мордой, захлебываясь, волоча на себе вконец обессиленную девушку, он сумел пересечь реку и вскоре уже вылезал на берег, выволакивая ее за собой.

— Ччерт!

Я опомнился — вязкая топь уже поглотила меня почти по пояс. Поблизости не было ничего, что могло помочь — только песок и глина, которые так предательски расходились под ногами. И тут меня осенило — лук! Рывками, что еще больше усугубило мое положение, я достал его из-за спины, вырвал стрелу… Веревка, переброшенная через плечо, узел на оперении — я выпустил стрелу в сторону Угара, тяжело дышащего возле полубесчувственной Наты!

— Тяни!

Он гавкнул, не понимая, что я от него требую…

— Канат! Веревка! Тяни!

Я надеялся, что он вспомнит, как помогал мне выбраться из-под обломка плиты, где мы так неосторожно попали в засаду крысиной стаи… Пес посмотрел на свободный конец, привязанный к древку стрелы, и попробовал его лапой. Древко переломилось, не выдержав веса могучей лапы. Ната, открыв глаза, сразу все поняла…

— Угар! Дай мне!

Пес послушался и, взяв веревку зубами, подтащил ее к девушке. Она связала руками петлю, набросила ее на шею Угара, и сама ухватилась за свободное место…

— Ну, Угарушка… Давай!

По тому, как напряглась веревка, я понял, что свобода будет дана нелегкой ценой. Не меньше получаса продолжалась эта борьба — пса и девушки с трясиной, не желавшей расставаться со своей жертвой. Наконец, мокрый, потерявший обувь, в оборванных штанах, без ножа, который остался в трясине, весь дрожа от возбуждения и холода, я оказался на поверхности, а затем и на более безопасном месте… Ни говоря, ни слова, я подскочил к Нате, к Угару — и обнял их!

Пес, вырвавшись из моих объятий, вновь стал метаться по берегу — он не желал здесь оставаться!

— Надо идти, Ната… Надо идти!

— Да… — еле слышно произнесла Ната…

Я обул запасные мокасины. Ноги у нас подгибались, мы не шли, а плелись, но продолжали путь, зная, что оставаться здесь — верная гибель! Или трясина, или, продолжавшая подниматься, вода, погубят нас…

Так продолжалось очень долго… Всю ночь, падая и шатаясь, в кровь разбивая себе ноги и обдирая пальцы на руках, с полузакрывшимися глазами — нам почти не приходилось отдыхать! — мы шли прочь… А вода, словно в насмешку над нашими усилиями, потихоньку подгоняла, не позволяя останавливаться надолго. Вокруг, иногда, мелькали покрытые грязью и свалявшейся шерстью, тени — возможно, живые существа, как и мы, стремящие спастись, не утонуть в холодной и ледяной жиже. Мы не могли их разглядеть толком — не хватало ни времени, ни сил. Только Угар, в котором, казалось, силы были неисчерпаемы, иногда грозно устремлял свою лобастую башку в сторону и лаял — иногда вызывающе, иногда отрывисто и четко — словно переговаривался с кем-то. Он все время был впереди, указывая нам дорогу, которую мы сами ни за что не сумели найти, среди этой безжизненной пустыни сплошной сырости и грязи…

Пес упорно вел на юг, к высившимся там холмам. Блуждая во время наводнения по степи, мы опять прибились к ним в поисках спасения. Путь на север, к проходу меж скалами и рекой — тот, который мог бы привести нас к дому — был отрезан водами вышедшей из берегов, Синей. Тоже обстояло и на востоке — мы видели только сплошную, серебристо-коричневую, колышущуюся гладь, заполнившую все пространство до самого горизонта. Кое-где, местами, из нее возвышались островки, подобные тому, на котором мы продержались какое-то время в самом начале. Нас здорово выручал Угар — пес предупреждал нас о возможных ловушках, в виде скрытых под водой ям и трясин, заранее обходя их стороной.

Я с тревогой посматривал на Нату. Сможет ли она выдержать, дождаться, когда мы, наконец, выберемся из этой, полузатопленной местности на более подходящую, для продолжения так неудачно сложившегося похода. И сможем ли мы его продолжить, измотанные этой непрекращающейся гонкой за жизнь?

Ната не жаловалась. Она несла свою ношу, отобрав ее у меня, упрямо передвигая ноги в совсем раскисших мокасинах — новые мы берегли, дожидаясь, пока ступим на сухую землю. Девушка ловила мои настороженные взгляды и, молча, скупо улыбалась, отгоняя мои опасения.