— Я вчера кое-что иное слышал…

— Это было вчера. И затмение не так часто повторяется, чтобы укорять бедную девушку в минутной слабости. Я с вами — остаться одной тут не слишком-то приятно!

На этот раз ничто не помешало нам собрать заготовленные накануне, дрова, и мой план по наполнению одной из секций топливом постепенно претворялся в жизнь. Пока мы совершали прогулки с грузом туда и обратно, я мельком рассматривал пса.

Он изменился несильно, в основном, только в размерах. Внешне вроде бы остался прежним, но, если не всматриваться. Стали заметно длиннее лапы. И каждая заканчивалась столь примелькавшимся мне ранее овалом-блюдцем, с едва заметными когтями, спрятанными в подушечках, словно это была кошачья лапа. Отпечаток каждой, на влажной поверхности достигал размеров десертного блюдца — вот почему могло показаться, что тут прошел кто-то очень большой. На самом деле, рост пса не превышал семидесяти сантиметров в холке. Хотя, по мне, этого было и так, более чем достаточно. Но весь ли это рост? Мне почему-то казалось, что он еще будет вытягиваться и постепенно достигнет метра, если не больше! Один раз он случайно выпустил когти — ему понадобилось вскочить на почти отвесную стенку. Он непроизвольно уцепился за нее лапой и, похоже, сам удивился, что начал прыгать по стенам. Когти в длину высовывались что мой указательный палец — мало не покажется самой крупной крысе! Я понял — такие вот округлые лапы стали нормой для всех изменившихся зверей. Я не мог не оценить их преимуществ, сравнивая с прежними — Угар получил возможность ходить по камням практически бесшумно. Он гораздо увереннее перескакивал с горки на горку, с камня на камень, и мог так двигаться, пожалуй, часами, не требуя времени на отдых. Да, наш пес теперь гораздо более приспособлен для новой жизни — в отличие от нас, оставшихся прежними.

Все остальное у Угара осталось прежним. Та же черная шерсть с белым пятном на груди. Чуть более удлинившиеся тело — он не превратился в страшилище или урода, оставшись просто собакой. Только слишком большой… Разве что клыки — их размерам мог бы позавидовать леопард средней величины… Мощь этой пасти мы быстро оценили — Угар на наших глазах хватанул зазевавшегося зверька и мгновенно разодрал его, сожрав вместе с костями…

Угар, по-прежнему, понимал нас буквально с полуслова, на лету. Ната объясняла это тем, что он улавливает интонацию в словах, а не смысл. Я, не вдаваясь в споры, не отрицал и не соглашался, предоставив ей самой отвечать на собственные вопросы. Поведение видоизменившегося пса не сильно отличалось от того, когда он не превышал высоты моего колена. И не все наши слова можно было понять только лишь по одной интонации…

Вечером, не сговариваясь, мы решили держаться вместе. Хоть он за весь день не вызвал ни единого замечания, но слишком свежо было утреннее происшествие, чтобы полагаться на то, что пес станет вести себя как маленький щенок.

Ната, посмотрев на свой закуток, нерешительно направилась было к себе — я удержал ее за руку, красноречиво указав глазами на свою постель. Она потупилась — мне пришлось рассеять ее подозрения.

— Я буду спасть возле тебя. На ковре.

— Не нужно. Ложись на кровать, как и я… На твоем плече мне спокойнее…

Я вздохнул — ночи, проведенные вместе во время нашего общего возвращения из Провала, казались мне столь далекими…

— Зато мне… не очень. Нет, я… лучше на ковре.

— Если бы я тебе не доверяла — ушла к себе.

— Если бы я сам себе доверял… Ната, я вроде как все понял про тебя — и, что ты далеко не наивная девочка, и что догадываешься, что всем мужчинам надо… Захочешь — поговорим об этом. Но не сегодня. Давай, обойдемся пока без словоизлияний. Ложись.

Она благодарно улыбнулась и юркнула под одеяло. Я оставил светильник зажженным, не решаясь оставаться в полной темноте. Меч был вынут из ножен и лежал у изголовья так, чтобы я мог выхватить его одним движением. Ната, видевшая все эти приготовления, только грустно сказала:

— В этом есть что-то неправильное. Так не должно быть всегда. Мы не сможем так жить.

— Ну, тогда предложи, что-нибудь, сама. Я ведь не виноват, что он стал таким…

Ната не нашлась, что ответить, и умолкла. Мы оба какое-то время смотрели на щенка. Впрочем, называть его теперь щенком, было уже неудобно: он вымахал настолько, что не каждая взрослая, обычная собака смогла бы сравниться с ним в росте. То, что мы с Натой оказались свидетелями этого события, на многое открыло глаза: теперь, хоть примерно стало понятно, что происходило с теми животными, которых мы встречали во время странствий. Правда, не совсем ясно, как могли настолько измениться в размерах змеи, превратившиеся чуть ли не в драконов, но ведь вокруг столько непонятного…

Ната приподнялась на локте и полушепотом произнесла:

— Так нельзя. Ты не должен лежать на холодном полу, раз я заняла твое место. Ты простудишься и заболеешь.

— Вряд ли. Приходилось спать и в более холодных местах.

— Зачем об этом вспоминать? Сейчас есть возможность ночевать в тепле, вот и надо этим пользоваться. Ложись рядом… — она все-таки вынудила меня подняться и чуть ли не силком втянула на ложе. После, когда я лег, стараясь не задеть ее — любое прикосновение заставляло биться мое сердце учащенно — пристроилась у меня на плече, прошептала:

— Ты его боишься?

— Нет. Я боюсь другого…

— Чего же?

Я вздохнул, убирая ее руку со своей груди.

— Тебя. И себя тоже. Ты уже не маленькая… хоть и притворяешься такой.

— Хочешь сказать — нам не следует спать вместе? Да, я не настолько наивна, Дар. Но… я же, все-таки, боюсь!

— Его больше, чем меня? Ты же говорила, что он не опасен?

— Не опасен. Но, все равно. Он… такой большой. Все так сложно…

Пес зашевелился в своем углу. Мы притихли и перестали шептаться, полностью обратившись в слух. Я заметил, как темная туша Угара поднялась, и сжал рукоять меча…

— Нет! — Ната ухватила меня за кисть. — Не надо!

Пес неторопливо подошел к нашей постели и положил свой влажный нос в раскрытые навстречу ладони Наты.

— Дар, — Ната погладила пса по голове, — он не тронет. Он наш прежний Угар. Ведь, правда?

Пес, услышав, что назвали его имя, лизнул ее шершавым языком. Ната счастливо засмеялась:

— Он будто все понимает!

— Даже слишком…

Угар оторвался от рук девушки и пододвинулся ко мне. Я напрягся, не зная, что ожидать от этого, слишком уж умного пса… Угар склонил голову передо мной и, вильнув хвостом, поднялся на задние лапы, закинув передние на одеяло. Это было чересчур — я не разрешал ему никогда такого делать, чтобы не приучать лежать на постели. Но сейчас промолчал, ожидая дальнейших действий переродившегося пса.

— Погладь же его… Он ждет твоей ласки! — Ната с мольбой смотрела на меня.

Я нерешительно высвободил руку и положил ее на загривок собаки. Угар поймал кисть зубами… и еле заметно сжал ее устрашающими клыками. Одно движение — и он мог раздробить ее в мелкие кусочки. Ната сглотнула — этот звук прозвучал так сильно, словно в подвале что-то разбилось. Пес разжал пасть…

— Ты понял? Он мог… и не стал! Он прежний, он не изменился, Дар!

— Я вижу.

Я откинул одеяло и присел на край кровати. Пес ждал, так и оставшись в этой позе — лапами на постели. Я ухватил его за баки на морде, и прижал к груди…

— Как же ты напугал нас, Топтун…

Ната вскинула удивленно брови — она не знала всех прежних имен щенка. Но мне было не до объяснений…

— Как же ты так мог! Щеня, щеня…

Это был мир. Он, со свойственной ему проницательностью, смог сделать то, на что я сам оказался не способен: сломать возникшее меж нами напряжение, едва не приведшее к кровопролитию… Пес изменился — но остался прежним, преданным и верным щенком, помнящим все, что с ним было. И он не видел во мне соперника или врага…

Угар радостно залаял. Это уже был не щенячий тембр — эхо заполнило все помещение гулом, от которого стала даже дребезжать посуда! Я невольно воскликнул: