— Может. Я предупреждал — этот щенок не похож на обычного пса.

— Но почему, Дар? Почему? Мне ведь тоже приходилось встречать необычные вещи… Кто знает, что с нами всеми происходит? Я, так, например, до сих пор понять не могу! И, если он стал нас понимать, пусть даже не речь, но интонацию, смысл — ты представляешь себе, как это здорово? Он лучше человека приспособлен к такой жизни и станет незаменимым помощником! Вот увидишь!

Я положил руку на ее ладонь — Ната сильно возбудилась, и мне хотелось ее успокоить.

— Или слопает, вместо ужина. Не поручусь, что такое не может случиться.

Тут произошло то, отчего и у меня, и у Наты, волосы чуть не стали дыбом — Угар скорчил такую презрительную гримасу, словно ему предложили съесть тухлую крысу. Ната прошептала:

— Он снова понял…

— Я вижу.

Ната склонилась к уху пса и дрожащим голосом произнесла:

— Угарушка… Ты нас не съешь?

— Нет. Мы для него не являемся деликатесом, хотя… — Я хотел еще что-то ляпнуть в тему, вспомнив про изгрызенную человеческую ногу, но вовремя умолк. Не хватало еще сболтнуть девушке про все подробности моего знакомства со щенком…

— Ну, дела… Никогда бы не подумала.

Мы еще долго сидели возле пса и говорили о перспективах, которые могут перед нами открыться с появлением у пса почти сверхъестественных способностях. Я погладил его еще разок и направился к своей постели. Ната, еще немного задержавшись, тоже встала и ушла в свой угол. Мне не спалось: случившееся не укладывалось в голове. И я немного остерегался… Послышались легкие шаги.

— Дар… Ты не спишь?

— Нет.

— Можно мне посидеть рядом? Немножко страшно… Я побуду с тобой, ладно?

Вместо ответа я протянул руку. По всему моему телу удушающей бурей пронесся жар. Я желал коснуться ее пальцев, ожидая, что она ляжет рядом… и боялся, что не смогу себя удержать, едва почувствую тепло девушки. В конце концов, я был сделан не из стали…

Она тихо присела на край. Ната молчала, но я чувствовал, что и она испытывала что-то подобное…

— Ты замерзнешь… Ложись под одеяло.

Она вздохнула, но, так и не говоря ни слова, опустилась на постель. Я накрыл ее до головы и, задержав руку немного дольше, чем это было нужно, медленно положил ее вдоль своего тела. Как мне хотелось ее обнять! Мы хранили молчание, и оба знали, что не спим. Она повернулась ко мне спиной и немного подогнула колени, отчего ее бедра уперлись в низ моего живота. Это было невыносимо… И я не сдержался! Она манила меня своей близостью, своей доступностью, самой женственностью, наконец. А рядом лежал здоровый изголодавшийся по женской ласке мужчина… Я не хотел думать, что она еще совсем девочка, молодая девушка, волей случая попавшая в такую передрягу, и теперь полностью оказавшаяся в моей власти. Желание затмило все доводы против, подавив здравый смысл, и даже, память… Моя рука под одеялом легла на ее грудь, а сам я вплотную придвинулся к ее спине. Едва я ощутил это прикосновение, как у меня словно забурлила кровь, сердце едва не вылетало из груди — так сильно стало биться! Я сжал ее грудь и, уже теряя всякое самообладание, ткнулся губами в ее ключицу. Ната молчала. Она словно умерла, ни единым шевелением, не выдавая той гаммы переживаний, которые охватили ее в этот момент. Я прошептал, осипнув и испытывая сухость во рту:

— Ната… Наточка…

От вожделения у меня дрожали даже губы…

— Отодвинься.

— Ната, я…

— Ты решил, что теперь все можно, да? Раз девчонка испугалась, прибежала ночью к мужику в поисках защиты — самое время раздвинуть ей ноги?

Это прозвучало с такой издевкой, таким презрением, что пощечина была бы перенесена куда легче… Ната сказала эти слова очень тихо, но для меня они прогремели, как выстрел, шарахнувший по нервам.

— Я? Нет… О, черт!

Вмиг протрезвевший, потрясенный от слишком взрослых слов, отпрянул от нее и сел на край постели. У меня тряслись руки, ответить не хватало ни сил, ни желания… Повернуться в ее сторону тоже не мог — запоздалый стыд не давал поднять от пола глаз.

— Да… Дождалась. А мне-то казалось, ты не такой.

Вместо ответа я еще ниже пригнул голову — крыть нечем…

— Иди к себе… — Мой голос прозвучал так глухо, что я и сам едва расслышал, что произнес.

Но Ната положила руки мне на плечи, так же тихо добавив:

— Одной мне страшно. Или, ты страшнее? Хочешь меня изнасиловать, да? Спас… значит, теперь можно делать, все, что хочешь? Ладно… Не отвечай, — она вдруг удержала мою руку, которой я порывался убрать ее ладони. — Я останусь. С тобой. И ты — останься со мной… Только не трогай меня, пожалуйста… Если сможешь.

— Ната?

Она, не давая мне оборачиваться, сильно сжала мои пальцы.

— Я не хочу этого… Обещай, что не станешь… ничего делать!

— Обещать?

На мой, полу-ответ, полу-вопрос, Ната долго молчала, собираясь с силами. Потом решительно взяла меня за плечи и уложила на постель. Я подумал, что такого испытания мне не выдержать, даже если она станет меня просить постоянно… Я касался и не мог не желать это юное тело. В своем углу шумно вздохнул Угар.

— Он тоже не спит… Наверное. — Ната оставалась в том же положении, прижав мою руку к плечу. — Я все понимаю… и не стала бы тебя мучить. Ты удивлен? Не ожидал услышать такого от юной девушки? Все не так просто… Прости меня, если сможешь. Но, все равно — не трогай… И не гони меня. Мне, действительно страшно. Я только поэтому здесь! Я знаю, чувствую, что нам не надо его опасаться, но все же…

— Знаешь… Я посижу возле тебя… на полу.

— Там холодно…

— Ната, я не из камня. Если ты все понимаешь, то не заставляй меня совершать то, о чем можешь пожалеть.

— Жалеть… мне давно уже поздно. А ведь вначале показалось, ты крепче… Ладно, не буду тебя нервировать. Только не гаси свет — пусть горит. Все, спокойной ночи. Я пойду к себе.

Она встала и направилась к ширме. Я увидел, как побелели костяшки пальцев на сжатых кулачках — похоже, что девушка ожидала худшего…

Сон пришел незаметно: полночи ворочался в кошмарах, то сражаясь с чудовищами, то… Такие видения иногда посещают мужчин, долго не имеющих женщин в своей постели. Утром я проснулся оттого, что ее рука гладила меня по волосам. Ната, с каким-то неясным, затуманенным взором, смотрела словно сквозь… Я сразу прикрыл веки, желая, чтобы ее пальцы продолжали оставаться на моей голове как можно дольше. Ната уловила, что я уже не такой, как был за несколько секунд до этого, и усмехнулась:

— Довольно сильно отросли… А ножниц нет, постричь нечем.

— Отрастут еще больше, заплетешь мне косички, как у индейцев.

— И что, носить будешь? Заплету, если хочешь. Тебе пойдет. Но брейся все равно чаще, а то не на индейца, а на разбойника с большой дороги походишь. А сейчас вставай — я завтрак приготовила! И, спасибо тебе…

— За что?

Ната мягко улыбнулась:

— За то, что сдержался. Будь мужчиной и дальше… Но больше ни слова! Вставай, Угар уже весь извелся, на улицу рвется.

Я вспомнил про пса и скосил глаза в его сторону. Бывший щенок — назвать его щенком у меня уже как-то не хватало уверенности — сидел возле постели и смотрел на нас, слегка склонив голову набок. Он приветственно тявкнул, но прозвучало это так, будто рядом ухнули в полую трубу — голос нашего пса вовсе не остался щенячьим.

— Ну и здоров вымахал… И как теперь тебя кормить?

Ната пожала плечами:

— Подумаешь… Пока кашей, круп, более чем достаточно. А там он и сам что-нибудь добудет. Раньше ведь уже такое случалось?

— Случалось. И довольно часто.

Она кивнула:

— Вот и ответ на твой вопрос. В его башке столько мозгов, что они обязательно ему пригодятся. Вот увидишь, Угар преподнесет нам немало сюрпризов. И первую, настоящую дичь, скорее, он добудет, а не мы с тобой.

— Да добывали мы с ним настоящую дичь. Правда, охотники так называют птиц, а не животных. Но у нас есть и то и другое.

Прежде чем сесть за стол, Ната отнесла в его угол большую миску, наполненную содержимым нескольких консервных банок сразу… Угар, склонил массивную лобастую голову и уткнулся в еду. Я только повел бровями — она таяла с катастрофической быстротой… Сразу стало понятно, что ее придется наполнять вновь.