Ната ткнулась лицом в мою грудь.
— Прости…
Я молча обнял ее, уже сожалея о резком тоне.
— Я обещаю слушаться. Не сердишься?
— Сержусь. — Я криво улыбнулся. — Придем домой — отшлепаю тебя ремешком по мягкому месту.
— Не педагогично…
— Зато действенно и практично. И запоминается надолго.
— Нельзя меня, по этому месту. Я уже большая.
— Очень хорошо. Не промахнусь.
— Ой, боюсь! — Ната лукаво посмотрела на меня и, не выдержав, прыснула в ладошку. — Я буду хорошей девочкой!
— Шпана ты, а не девочка…
На ночлег я решил расположиться возле давно облюбованного убежища — прошлые рысканья по городу не прошли даром. Оно представляло собой полуразвалившийся дом, в былую пору сложенный из деревянных бревен. Как ни странно, но если и попадались более-менее уцелевшие сооружения, то в основном именно такие, имевшие лет по сто на своем веку… Зато бетонные и кирпичные дома рассыпались буквально в прах. Дом, собственно, тоже не уцелел полностью, но парочка стен еще держалась, а также просевшая до земли крыша. Этого хватало для защиты от непогоды, кроме того, стены не позволяли никому напасть со спины. Перейдя небольшой ров, служивший еще одним естественным укрытием, я указал Нате на котелок, а сам стал собирать топливо — следовало поужинать чем то, более существенным, нежели галеты и сушеное мясо. Устав от дороги, мы быстро поели, после чего я расстелил плащ-накидку на срубленные ветви и велел ей ложиться спать. Ната не отказывалась — мы прошагали не менее двадцати километров, если можно перевести в расстояние то, что приходилось на постоянные подъемы и спуски, прыжки и карабканье по кручам. Город настолько стал похож на скопище изломанных скал и холмов, что любое направление, которое не вело в степи, превращалось в испытание выносливости и нервов.
Сложив несколько досок крест-накрест, я насыпал углей между ними — способ, вычитанный или подсмотренный где-то, м как нельзя лучше подходящий в нашей обычной ситуации. Можно практически не следить за огнем — доски и прочее топливо будут потихоньку гореть, согревая нас теплом и отпугивая огнем нежелательных гостей. Покончив с заботами, я присел на шкуру…
Я смотрел на лицо спящей девочки… Слишком безмятежное, слишком доверчивое и такое спокойное, словно нас не окружал совершенно чуждый, опасный и враждебный мир, а ее постель состояла не из наброшенных на ветки шкур, а мягкой и уютной перины. Наверное, в ее снах, так и было — а жуткие картины настоящего исчезли, заслоненные приятными воспоминаниями. Но реальность заставляла меня вглядываться не только на Нату — я вслушивался в шорохи ночи, улавливая малейшие изменения от дуновения ветра, поскрипывания сухих веток и осыпающегося песка. Угар, пристроившись возле костра, тоже прядал чуткими ушами, не поднимая лобастой головы с лап. Пока все спокойно… Настолько, насколько это вообще возможно — после всего, что мы вынесли. И какой же далекой стала та, прежняя жизнь, размеренная и известная на годы вперед. В ней я не имел возможности, вцепится врагу в глотку, вонзить в него нож и увидеть чужую кровь на обагренных руках — а сейчас я убивал, защищая уже не только свою жизнь! Я чувствовал себя воином, охотником, бродягой и еще много кем. Но, прежде всего — человеком! И именно эта, страшная Катастрофа, сделала меня таким, каким я стал! Она же взяла за это самую большую плату…
И теперь, вглядываясь в подрагивающие ресницы девочки, я спрашивал себя — стоит ли это ощущение тех миллионов погибших, что лежат под руинами и землей?
Угар навострил свои уши, а затем мгновенно оказался на лапах. Я проследил за его взглядом — пес уставился на темный силуэт нависшей стены.
— Тихо…
Положив стрелу на излучину лука, и, слегка изменив позу, я медленно повернул голову. Угар не лаял — вероятно, то, что потревожило нашего щенка, не представляло угрозы. Но умный пес мог молчать и по другой причине — чтобы не привлечь лишнего внимания к нашей стоянке. Однако, нас все равно выдавал огонь…
Я отодвинулся в тень, где осторожно, стараясь не производить шума, приподнялся на одно колено. На фоне лунного неба любой, кто мог оказаться на стене, представлял собой идеальную мишень. Но мы были лишены возможности увидеть, что либо, в лунном свете, мне оставалось лишь полагаться на чутье Угара, да собственные ощущения. Сейчас они молчали…
Пес стоял неподвижно — он, в отличие от меня, «видел» чужака, хотя бы своим замечательным носом. Продолжая его взгляд, я тоже уставился на сливающиеся тени на гребне. Что-то шевельнулось там, наверху — и я вскинул лук!
Сухой щелк, столь же тихое падение — и Угар, сорвавшись, в пару прыжков оказался возле сбитого существа. Взяв его в пасть, он поднес добычу к костру и положил ее возле моих ног. Я поддел его луком, желая понять, в кого угодил смертельным выстрелом.
Перепончатые, распластанные крылья, оскаленная мордочка, худенькое тельце — моей добычей оказалась самая обычная летучая мышь! Но, не совсем обычная по размеру… У этой размах крыльев составлял примерно мой шаг, а тушка весила с пару килограмм. В остальном, оно мало походила на страшного монстра, отчего я даже несколько удивился — в последнее время нечасто приходилось видеть и встречать знакомых представителей прежней фауны. А, если совсем точно — вовсе не приходилось…
На стене вновь что-то мелькнуло, а Угар опять принял стойку — очевидно, наш ночной гость прилетел не один. Вряд ли, стая этих созданий, могла нам навредить, даже в очень большом количестве. Я сел на валун, продолжая изучать мышь:
— Кажется, судьба нас решила побаловать… Мышки не агрессивны, не слишком крупны и не собираются употребить нас в качестве закуски. Учитывая последнее обстоятельство, я не буду тратить стрелы на бессмысленную бойню. Тем более, что и попадание вышло случайным — в такой-то тьме! Короче, Угар! Хватить валять дурака, это не охота. Ложись и грей свои бока, благо горит огонь и можно не бояться нападения родственников этих милашек. Настоящие трупоеды вряд ли дадут нам такую возможность. А эти… Пусть себе сидят.
— Ты снова разговариваешь сам с собой?
Ната приподняла головку и потянулась к легкому копью, которым я ее вооружил.
— Не тревожься. Угар почуял живность, но она не опасна. Можешь спать дальше.
— Уснешь с вами… — Ната уселась поудобнее. — Мне показалось, или ты в кого-то стрелял?
— Да. Вот в это…
Она спокойно посмотрела на пробитую стрелой мышь:
— Не маленькая… Почти не изменилась.
— Меня это тоже поразило.
— Если так… Может, не все стало иным? И наши тревоги, на сей счет, не так уж велики?
— Кто знает? Она, хоть и не отличается от прежней, но куда крупнее. А природа, мне кажется, не меняет ничего без смысла.
— Значит, есть смысл и в них. Ты говорил о комарах, у болота. Для таких мышек, те мошки — самое то.
— Вполне возможно. Но здесь не болото, а до реки уже далеко. И водоемов поблизости я не припомню.
— Это ничего не значит. Они совершают перелеты в поисках корма. А на развалины присели отдохнуть.
Я кивнул, соглашаясь.
— Тогда возникает другой вопрос…
— Откуда взялись? Ну… Насколько я помню, в горных ущельях мы видели много таких… В смысле, раньше и прежних.
— Есть одно — Но! До гор, отсюда далековато…
Ната задумчиво оперлась подбородком на ладонь:
— Да. Далеко. Если только они не стали ближе.
Я вскинул глаза на девушку:
— Это как?
— Так же, как и берег моря. Ты мог себе представить, что оно окажется так близко?
— Нет…
— Вот и горы. Это раньше до них было далеко. Что, если сейчас выросли новые? Выше и ближе прежних?
Я покачал головой:
— Ну, знаешь… Одно дело — море. Об этом как-то много говорили, можно сказать, предупреждали. Глобальное потепление и прочее. Тряхануло землю, что-то там сместилось, континент просел — вот и вода.
— А также его сдавило с другой стороны, другим континентом — такую мысль не допускаешь. К тому же — очень быстро и очень-очень сильно! Раз стало возможно тряхнуть, как ты выразился, всю планету!
