Что до первой добычи — мы уплели ее со щенком, почти без остатка. Мало разбираясь в породах и видах рыб, я полагал, что она съедобна. Ну, а если нет — узнаем скоро… Чрезвычайное изобилие колючек на спинном плавнике, множество мелких костей в самой рыбе — кто бы это мог быть? Внушала подозрение только величина, слишком большая, на мой взгляд. Но сейчас, похоже, все прежние представители фауны и флоры, сильно изменились в размерах. Если и дальше так пойдет — что мне еще предстоит увидеть?

Я решил собрать чешую. После того, как рыба прожарилась над огнем, она уже гораздо легче отслаивалась. Раз она такая крепкая, что с трудом поддается ножу — может пригодиться, в дальнейшем. Гвозди не вечны… И находки, подобные столовому набору, из которых я наделал новые наконечники, не валяются на каждом шагу. А эта чешуя, при обработке, вполне сгодится на замену. Только вот, когда мой колчан наполнится именно такими стрелами — я стану еще на шаг ближе к облику дикаря. Что поделать — цивилизация закончилась. И тем, кто сумел уцелеть во всех этих передрягах, выбирать особо не из чего. Так что, не за горами дубинки, обожженные на концах, звериные крики и прыганье возле костра…

Я поморщился. Виденье, которое сам себе нарисовал, приобрело столь отчетливые формы, что почти стерлась грань с реальностью. Брр…

Но, если отнестись ко всему трезво — а что еще я должен был увидеть? Во всем городе, насчитывающем миллионы, в живых остался я один. Если такое соотношение везде — кому возрождать человечество? Жалкие кучки, потерявшие все и всех, бродящие по опаленной планете… Звери, приобретшие не виданный раньше облик. Зима, которой нет конца. Небо, ставшее единого, буро-серого цвета. И тепло, исходящее от самой земли — что пугало порой не меньше, чем все эти проявления нового мира. Все странно, все необычно, и как с этим всем быть? А, кроме того, я ведь не смогу жить все время один. Не должен человек жить так — не может! Любой заключенный, любой потерявшийся в джунглях или пустыне, всегда знал — он может погибнуть, но на этом ничего не кончится. Что знаю я? Ничего, кроме однажды увиденной ноги, обладателю которой повезло меньше, чем мне… Где они, эти люди? Где? Или… Их нет больше? И все, что меня ждет — постепенное одичание, превращение в Нечто, больше присущее оборотню, чем человеку. Если это не бред голодного, то что, иное, видели тогда мои глаза? Нет… То — прежде было человеком…

Ругнувшись, я выпрямился. Шел сюда, в надежде забыться, а в итоге — снова вернулся к своим мыслям. Нет, так и с ума можно сойти…

Щенок метался возле кромки озера — ему было весело. Сытый желудок, рядом хозяин, свободы — хоть залейся! В любую сторону беги — никто ничего не скажет, не бросит камнем, и машина, вскочившая из-за переулка, не раздавит своими колесами… Хорошо…

— Иди ко мне. — Я прикрикнул на пса. — Иди сюда, сколько звать еще? Темнеет… Хворост нужен. Давай, пошарим малость, по округе. Мне одному, в лом — хоть мешаться будешь, под ногами.

Дрова, припасенные для приготовления ужина, в самом деле, заканчивались. Впереди ночь — а у нас нет надлежащего укрытия. Нет, от дождя мы защищены надежно — навес, под которым расположились, выдержит любой ливень. Хотя его можно не опасаться — наверху тихо и нет никаких признаков непогоды. Хоть в этом проблем нет…

Но ночь, тем не менее, есть ночь. И, после столкновения с крысами, а еще больше — ящером! — обезопасить себя, от возможной нежеланной встречи, не мешает. Огонь — вот самое надежное средство, держать любого хищника на расстоянии!

— Добро… — Я натаскал к стоянке целую кучу ломаных досок, ветки, какие-то деревянные обломки стульев — до утра хватит. Будь здесь пара хороших, толстых бревен — мог соорудить настоящий, таежный способ обогрева и защиты. Достаточно расположить их правильно — но, увы… Пришлось обойтись тем, что есть.

— Ложись…

Черный привалился боком. Я запустил ладонь в густую шерсть. — Балдеешь? Меня, кто б, почесал… Ладно, не крутись — хватит на сегодня. Переночуем спокойно — и в подвал. А дальше…

Что дальше, я не знал. Напрасно пытаясь уйти от всего, посредством этой прогулки-рыбалки, я лишь снова вернулся к старому. И уже предвидел, каким станет следующий день.

— А дальше… Дальше — будет больше. Отправимся мы с тобой, куда глаза глядят. Не могу я всю свою жизнь на банки смотреть. Не жизнь это… Ты, как? Не против?

Черный игриво прихватил мою руку зубами.

— Не против. Так и запишем. Только, это… Поаккуратнее. Вроде, щенок еще — но клыки у тебя серьезные.

Половина ночи прошла спокойно. Вода в озере, ставшая похожей в темноте на массивное пятно, почти не колыхалась — ветер, мешавший днем, утих и тишину бередил только сухой треск сгоравших сучьев. Постепенно, я провалился в сон…

…Глаза открылись, словно мне кто вставил спички между ресниц. Ничего не понимая, я потянулся к луку — мало ли? Щенок заворочался, что ли? Но Черный беспробудно дрых, развалившись в опасной близости костра. Так почему я проснулся? Чувство опасности, кажется, молчит… Нет слышно никаких осторожных шагов, не доносится мерзкого запаха — ничего, что могло встревожить! И, все-таки… Что?

Щенок вытянулся и угодил лапой в угольки. Взвизгнув, он отскочил, смотря перед собой испуганными глазенками.

— Тихо…

Я сжимал лук, не зная, куда его направить.

— Тихо, уймись. Похоже, наш пикник перестал быть комфортным… Лучше помолчим.

Пес, внимательно навострив уши, слушал. Уловил ли он тревогу в моих словах, или, еще что — но щенок вдруг прижался поплотнее…

— Даже так? Ничего не скажешь, хороший признак. Никак, боишься? Хотелось бы знать — кого? А то вот я, хоть убей, ничего не слышу. Да и не вижу. Давай, родной, напряги уши. Тебе сподручней.

Черный продолжал лежать подле меня, и, хоть озирался по сторонам, но не пытался залаять, или убежать.

— Померещилось? Наверное, не стоило есть эту рыбу.

Я успокаивал себя, но внутри волной поднималась тревога. Происходило нечто странное, чему я не мог найти объяснения…

Неясное предчувствие чего-то страшного, нечеловечески жестокого, заставившее вскочить на ноги и озираться по сторонам. Я не мог объяснить причину, но, уже точно знал — сейчас произойдет нечто, свидетелем которого, стану! И, знал также, что лучше бы мне этого не видеть… Но я, напротив, всматривался до рези в густую темноту — и вскоре заметил на горизонте светящееся пятно. Оно быстро приближалось. Я стоял, не веря глазам. Самолет? Не может быть! Или… метеорит? Но почему я весь дрожу, словно пред мною сам Сатана?

Ответ был получен в течение нескольких секунд. Тупоносая, мрачная в своем зловещем и легко угадываемом облике, сигара, пролетела всего в паре сотен метров от земли, оставив в облаках хорошо заметный инверсионный след. Она проскользнула в вышине, буквально обдав меня жаром раскаленных двигателей, и, в пару секунд исчезла где-то далеко на западе. Но даже одного мгновения, потраченного на ее рассмотрение, оказалось достаточно, чтобы я ощутил на сердце леденящий холод. А потом, что-то необъяснимое, чуждое и остервенело злое, буквально проявилось в сознании — я увидел все, что предшествовало появлению смертоносной птицы…

… Он заливал боль крепчайшим виски. Нога, раздробленная при падении лодки на лед, до сих пор давала о себе знать. Судовой врач выбыл из строя одним из первых — напоролся на стойку и из него вылезли все кишки. Ногу, начавшую покрываться синюшными пятнами, отрезал кок. Но, несмотря на то, что ее давно выбросили прочь, Он все время ощущал дикую ломоту в несуществующих пальцах… Чертов хирург, нашел время сдохнуть! А может, что и вовремя… От экипажа осталось меньше половины — большая часть разделила его участь, густо окропив все отсеки своими внутренностями. Никто не убирался — дисциплина стала падать с первых минут, а потом и вовсе, сошла на нет. Кок проболтался, рассказав уцелевшим подробности последнего сеанса с орбитальной станцией.

Он хлебнул еще. Плевать! Все уже решено. После разговора с астронавтом, последние сомнения ушли прочь. И уже никто не в силах, помешать ему сделать, задуманное. Сошедший с ума стармех, заперт в каюте, остальным не пробиться в центр управления, даже с автоматами. Или, они надеялись, что он отправится на тот свет в гордом одиночестве? Нет уж… В компании веселей, как сказал бы неунывающий тесть — бравый мультимиллионер и адмирал в отставке. Что ж, надеюсь, что в это плавание папаша отправился в достойном сопровождении. Нескольких миллиардов достаточно? Лишь бы не забыл прихватить с собой свою любимую дочь — его жену. Сука… Как Он желал врезать ей, хоть разок! Нельзя… Его назначение и счет в банке — забота всесильного тестя. И, попробуй Он, просто косо взглянуть на обожаемую Лили — карьере конец. А с ней, и всему остальному. Жена это прекрасно понимала и делала все, что ее душа желала. А душа желала поклонников, славы и секса. Поклонники осаждали, слава лилась рекой, насчет секса — Он давно наскучил ей, и, в их семейной постели перебывало не меньше кобелей, чем в питомнике для породистых собак. Белые и черные, метисы и мулаты, певцы и дипломаты, миллионеры и бомжи — жена искала приключений на одно место, не делая различий между обладателями больших членов. Маленькие она не признавала, о чем с хохотом и откровенным пренебрежением, как-то сказала ему, на робкую попытку вернуть былые отношения. Сука! Больше никогда не раздвинешь ноги! Ни перед кем!