Щенок подскочил и весь напрягся. Сон с него словно слетел — так четко и резво он вбежал на ближайший пригорок и внимательно, не отрываясь, стал всматриваться в сторону, куда мы направлялись. Оттуда слегка дул ветерок, и при каждом его веянии у собаки вырывался глухой рык. Что-то волной пронеслось и по моим жилам…
— Что ты? — почти шепотом вымолвил я, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Предчувствие пугало не зря…
Пес сорвался, несколькими прыжками подскочил ко мне, и ухватил за штанину.
— Бежим?
Он уперся лапами в землю и стал тянуть так, что ткань затрещала.
— Бежим…
Я мигом собрался, оглянулся еще раз в ту сторону, куда так пристально смотрел щенок, и устремился за ним. Мы неслись, почти не выбирая дороги! Пес, скорость которого значительно превосходила мою, часто останавливался, поджидал, пока я, задыхающийся и обливающийся потом, настигал его, и вновь устремлялся вперед. Такой гонки я не помнил уже давно. Бег, когда я спасался в День катастрофы, был хоть понятен и объясним — я видел, от чего спасаюсь, а на этот раз приходилось всецело полагаться на щенка. Но мне даже в голову не могло прийти, что он стал бы так себя вести понапрасну. Миновали несколько разрушенных кварталов, пролезали между сдвинутых стен, перепрыгивали ямы и трещины. Я перемахнул через ров, который в обычном состоянии предпочел бы обойти, и, не удержавшись, растянулся на земле, застонал:
— Не могу больше… Стой!
Щенок уже стоял рядом. Его бока ходили ходуном — при его размерах ямы и холмики становились еще круче и длиннее, чем для меня. Но он все так же пристально смотрел туда, откуда мы убегали.
— Да что же там такое? Что ты учуял?
Пес ощерил клыки. Что это могло означать? Что-то или кто-то преследовал нас. И щенок полагал, что его следует бояться… Вот только чуять, как он, я не умел…
— Что же ты меня так тащишь… Я сам! Погоди, дай хоть вздохнуть. Куда мы мчимся? Давай встретим его здесь! Справились же с тем кротом…
Но щенок явно не разделял моей убежденности и нетерпеливо перебирал лапами, дожидаясь, пока я встану.
Он опять притих, застыл, как изваяние, и весь вытянулся. Я положил руку на эфес. Пес глухо гавкнул — мол, тихо ты… — и скользнул в катакомбы. У меня, оставшегося одного, засосало под ложечкой.
Черный вернулся неслышно и сразу стал меня торопить, всем телом демонстрируя, как нужно спешить.
— Да… Такой собаки еще ни у кого не было. Ты — единственный в своем роде. Если бы еще и говорить умел. Что ж, будь, по-твоему!
И мы опять побежали. Бежали, прыгали, скакали. А потом, когда я едва не сорвался с почти отвесной стены и в сердцах послал своего проводника куда подальше, он торжествующе взлаял и скрылся среди развалин. Но уже через минуту вернулся и протянул мне переднюю лапу.
— Порезался? Вовремя…
Он не порезался. По мохнатой шерсти тяжелыми и скользкими каплями стекало что-то очень знакомое…
— Мазут! Нефть? О, черт… Но где? И зачем мы сюда неслись?
Щенок отбежал и призывно оглянулся — я поспешил за ним. Несколько узких проходов, в одном месте ползком — иначе протиснуться нельзя, еще какие-то преграды — и мы встали у скопления руин. Впечатление, что со здания сорвали и положили наземь крышу, а стены большими кусками валялись поблизости. Щенок поднырнул под край и залаял. Я наклонился к отверстию.
Под крышей сохранился громадный продолговатый зал, высотой около пяти метров. Голова сразу закружилась от стойкого и тяжелого запаха — в одном его углу овальным озером расплылась нефть. Почти по всему полу своеобразного резервуара протянулась трещина, и большая часть топлива утекла в нее. Но кое-что осталось. Озеро перекрывало доступ к выходу на другую сторону зала. Щенок стоял у самой кромки, поджидая меня. Я, прикрывая лицо ладонью, приблизился. За щенком тянулась узкая полоска, не видная из-за сумрака — по ней можно было пройти, почти не замочив ног, и выбраться из зала наверх. Любой, кто решит последовать за нами, вынужден будет придерживаться такого же маршрута: шаг в сторону означал падение в топкую маслянистую жидкость. Но не это главное — достаточно бросить факел… А мы, успев добежать до края, оказались бы на безопасном расстоянии раньше, чем последующий взрыв разметал все в округе, вместе с нашими преследователями!
— Ну, знаешь… — только и прохрипел я. — Нет, ты на самом деле не простой пес. Пора тебе и имя дать, более солидное!
Но подумать об этом не успел — щенок навострил уши и метнулся по полоске на ту сторону. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Ноги разъезжались: все оказалось пропитанным насквозь, и я едва удерживался, чтобы не соскользнуть с тропинки. Щенку это удавалось куда лучше, и он с недоумением оглядывался, не понимая, почему такой большой и сильный хозяин так медленно и осторожно переступает по невидимым холмикам. Наверху что-то ухнуло, скрипнуло, дохнуло пылью и знакомым гулом — я замер и поднял голову. По своду, словно паутинная сеть, расползлись трещины. Сквозь некоторые сыпались песок и сажа вперемешку с землей… Я затаил дыхание — все может обрушиться просто от шума! Пес уже подбирался к краю этой лужи, когда я заметил, как над ним, отрываясь от основной массы, сползает по перекрытию целый пласт…
— Назад! Ко мне!
Он вывернулся и отпрыгнул, почти по брюхо, попав в нефть. Пласт отвалившегося бетона рассек воздух, и упал на место, где он мог оказаться, если бы не отступил. Во все стороны полетели брызги. Гул падения вызвал эхо, и оно несколько раз отразилось от свода, вызвав новую волну сотрясений.
— Скорее!
Я пересек озеро и подхватил щенка за загривок. Еще один такой кусок — и весь свод упадет! До выхода оставалось несколько шагов, когда в проломе мелькнуло несколько темных теней.
Пес рванулся в одну, другую сторону и взвыл. И сразу, едва он умолк, мы услышали ответ! Яростный, жуткий, усиленный эхом, рев пронесся под потолком. В нем смешалось рычание и визг, скрежетание зубов и нескрываемая ненависть — что-то очень страшное неслось нам навстречу!
— Твою мать! Назад! На тропу!
Я пропустил пса и столкнул в озеро бревно, по которому мы шли — теперь, чтобы пересечь нефть, преследователям придется или плыть в ней, или сооружать переправу. Но вряд ли звери это умеют — а то, что это не люди, я был уверен!
Рванулся обратно. Страх ли подгонял меня, надежда — но теперь пересек озеро значительно быстрее. По своду словно прошлась дробь: сверху, на крыше, кто-то пронесся, перекрывая нам выход в обоих направлениях. Вместо того чтобы оставить преследователей позади, мы угодили в ловушку!
— Вот зараза… — проскрежетал я…
И сразу все стихло. Ни единого звука, ни шороха — все словно замерло, ожидая развязки, неминуемой и смертельной для тех, кто сейчас должен встретиться лицом к лицу… А позади оставалось озеро, угрожающее вспыхнуть от малейшей искры! Неведомый враг отлично знал, что отсюда нет иного выхода, и теперь не торопился. Мой пес тоже это понял. Он отряхнулся и угрожающе зарычал. И опять с обеих сторон раздался тот же невероятный рев, от которого у меня кровь заструилась по жилам… Ах так? Дикое желание убивать вдруг накатило волной — я сбросил с плеч поклажу и встал рядом с псом. Мое ответное рычание уже мало походило на человеческий крик…
Я взбежал на невысокий холмик, образовавшийся возле озера из упавших плит. Щенок резко пронзительно залаял и в два прыжка встал рядом со мной. И сразу, на секунду затемнив свет, падающий из щелей, в подвал влетело несколько уродливых и жутких созданий. Всего мгновения продолжалась пауза, во время которой они заполонили залу, но мне хватило их, чтобы понять, кто нас загнал в ловушку. Я содрогнулся — это крысы! Но — какие крысы! Каждая вдвое крупнее моего пса — и, намного длиннее! Вытянутые, лишенные волосяного покрова хвосты, еще более удлиняли их продолговатые тела. Тупые, обрубленные морды, торчащие из оскаленных пастей, зубы-резцы… Маленькие глазки сверкали жаждой крови и убийства. Видимо, им уже приходилось добывать себе пищу подобным образом — вот почему я не встретил здесь людей!