Постепенно до меня стало доходить очевидное. Тех, кто остался в живых, столь мало и они так далеко отсюда, что на их поиски я могу потратить всю жизнь… И еще больнее стало сознание, что катастрофа неминуемо пронеслась не только здесь. Моя семья… Мы оказались разделены тысячами километров, преодолеть которые невозможно и за годы странствий. Я успел отвыкнуть от них, почти всегда находясь на работе вдалеке от дома. Возвращение всегда становилось праздником — на короткий срок, после которого начиналась новая командировка. Но тогда я хоть знал, что всегда смогу вернуться туда, где меня ждут. А что могло ожидать теперь? Ужас, который я пережил, не оставлял надежд ни на что… Все, что видели мои глаза, все, что происходило вокруг, могло означать только одно — Катастрофа затронула всю планету. И шансов на встречу просто нет…
Болезнь не отступала — но и не усиливалась. Ощущение слабости в членах стало привычным, и я стал подумывать, что это последствия облучения, под которое когда-то попал. Только я не знал, какого. Одно только воспоминание о ядерном грибе, вознесшемся до облаков, говорило о том, что это более чем реально. А ведь было еще и какое-то свечение — в самом начале. Но, кроме слабости и перепадов температуры, больше ничего не происходило. Я, напротив, заметил, что у меня стало острее зрение. Как бы ни было темно — хоть днем, хоть ночью — я настолько привык к этим сумеркам, что улавливал малейшие оттенки — и мог безошибочно распознать очень далекие предметы…
Однажды ночью стало особенно плохо… Глова стала невыносимо тяжелой, лицо горело, руки покрылись каплями пота. Не удержав съеденный ужин, меня стошнило прямо на постель. Кое-как убравшись, я без сил рухнул на влажную ткань, после чего забылся тяжелой, удушающей дремотой, которую и сном называть не стоило…
Плошки с маслом потухли — давно не заправлял маслом. В подвале воцарилась глухая, абсолютная темнота. Мне было все равно — я едва мог разлепить глаза, больше ориентируясь на ощупь. Рука в поисках чашки с водой упала, так ее и не отыскав — вероятно, выпил накануне… От сухости свело горло. Едва найдя силы, я попытался подняться — и упал прямо на бетон пола, приложившись головой о край собственного настила. Что-то сверкнуло, словно темень подземелья озарилась молнией, и я вдруг ощутил, что бегу… Бегу, делая огромные, чудовищно длинные прыжки, одним махом перепрыгивая целые улицы, пропасти и холмы! Бегу, хоть и ничего не вижу, словно зная, что ноги сами вынесут меня туда, куда нужно. В несколько невероятнейших прыжков я пересек весь город, оказавшись у самого края того жуткого провала… и сделал шаг вперед! Ужас не успел мной завладеть — я уже шагал через озера, через леса, вперед, навстречу чему-то неведомому, но зная, что Оно тоже знает обо мне…
А потом я увидел их. Они сидели кучкой возле одного из пожарищ, сгрудившись поближе для тепла — и лишь один, самый высокий и решительный, стоял чуть поодаль. Он обернулся ко мне… Клыки, выступавшие из челюстей, превратили его лицо в звериную морду, шерсть, покрывшая руки и ноги, заменила одежду, могучий торс мог выдержать удар молота, и весь он олицетворял собой страшное перерождение бывшего человека в нечто, чему не имелось названия… Он ударил себя в грудь рукой…нет, лапой! Потом открыл пасть — мне не воспроизвести этот звук! Но я догадался… Он говорил — Это — Зов! Ты услышал наш Зов!
Чудовище сделало шаг навстречу — и я отшатнулся, падая навзничь…
… Я пришел в себя на полу. Голова, еще минуту назад раскалывающаяся от невыносимой боли, стала удивительно легкой. Хоть какая-то польза от хорошего удара. Найдя во тьме край настила, вскарабкался на него, но, прежде чем провалиться в глубокий сон, успел подумать — галлюцинации… Последняя стадия. Пальцы нащупали шприц — вспомнил, что приготовил антибиотик еще вчера, но так и не смог его вколоть. Кляня все последними словами, я вонзил иголку в бедро и выдавил содержимое. Будь что будет…
Перелом наступил неожиданно — я проснулся и вдруг понял, что болезнь закончилась. Она просто ушла, оставив меня в покое. И в то же утро прорезался зверский аппетит. Я плотно позавтракал, потом, всего через пару часов, снова поел — и уже окончательно почувствовал, что силы вернулись.
Здоровый человек — не больной. Мне стало скучно сидеть в убежище, и я выбрался наружу. Здесь ничего не изменилось — все то же низко висящее, хмурое и холодное небо. От тепла, которое продержалось всего пару дней, ничего не осталось. Вновь дул пронизывающий ветер, опять песок и пыль летели в лицо, что напомнило о необходимости выходить с повязкой. Я вернулся в тишину и уют подвала.
Заняться нечем — порядок в убежище наведен еще до болезни и теперь только поддерживался. Бочки наполнены водой до предела, топливо для очага заготовлено. Теперь можно смело покидать склад и идти, куда вздумается…
Мои маршруты пролегали в основном на север и восток. Запад и юг оставались неисследованными. Восстанавливая по памяти географию области, я подумал, что на юге — но вовсе не близко! — должна находиться горная цепь, где некоторые вершины в холодное лето остаются покрытыми снегом. До этой гряды, если я не ошибался, по прямой, где-то немногим более ста километров. Раньше эта дорога пролегала по широкой долине. В самой долине я практически не был, лишь однажды работа происходила именно в предгорье, на строительстве двухэтажного особняка. Проездом, пока нас везли, успел заметить пару-другую небольших речушек и участки, поросшие зарослями кустарника или деревьев. Ближе к подножию хребта местность менялась — там начинались леса. Бригада провела в той местности около месяца, прежде чем мы свернули все работы и не вернулись на постоянную базу возле города. Запомнилась красота горных вершин… Где-то высоко протекало несколько рек, подпитывающих потом, на равнине, основную, широкую и полноводную, которая недавно пересекала весь город. Видимо, в горах тоже произошло много чего — раз вода, питавшая реку, пропала совсем.
Река… Во все времена именно реки становились связующими звеньями для групп людей. Все селились вдоль рек, находя возле них и пригодные пастбища для скота, и плодородные земли. Вряд ли теперь есть хоть какие-то пригодные для этого земли — они просто не могли остаться в том же состоянии, в каком находилось, до Того дня… Я хотел посмотреть, что творится там, где ложе реки встречается с областью города. Так же ли, дно остается безводным, или вода вновь стала поступать в него с равнин?
Конечно, идти по битым камням, скрученному железу, тротуарной плитке и прочей мешанине, со стеклом, обрушенными деревьями и еще много чем в придачу — не самое приятное занятие. Но выбора у меня все равно не имелось. Да и наловчился уже находить оптимальный вариант и теперь искусно лавировал меж холмов, экономя силы для дальнего перехода. По моим предположениям, эта разведка могла продлиться не меньше недели.
Я остро жалел что так и не нашел настоящей обуви. Самодельные сапоги плохо выдерживали постоянную влажность, расползаясь после нескольких переходов. Их починка отнимала время, нужное мне для иных целей. Постоянно приходились чинить, и, в конце концов, я нашел приемлемый вариант, удивившись самому себе, что не догадался сразу. На этот раз я выбрал более крепкую подошву — из автомобильной покрышки. Это оказалось чрезвычайно трудно, но результат себя оправдал — я перестал беспокоиться, что они постоянно промокают. Но одно приобретение сразу компенсировалось другим — ноги стали скользить. И, пока я не догадался обжечь подошвы, постоянно падал. Лишь после того, как я сделал насечки и слегка оплавил низ обуви, ходить стало намного легче.
Приходилось следить за оружием. Влажность и дожди плохо сказывались на металле — я сшил чехлы. Топор, как основной инструмент, висел на перевязи, за спиной, вместе с мешком. Копье в руках — я им пользовался как шестом, чтобы перепрыгивать через большие рытвины и ямы. Ножи, лезвия которых, отточены на привалах так, что можно не стыдиться, тоже в ножнах — я изготовил их из плотной материи, в изобилии лежавшей в тюках в подвале. Я не разводил больших костров: редко встречающиеся уцелевшие деревья — слишком явный знак того, что топливо следует поберечь. Кто знает, на сколько, мне его может хватить? Правда, иной древесины валялось в изобилии — в виде обломков. Но все же я думал и о будущем…
