Метания по убежищу, больше напоминающие движения раздраженного тигра в клетке, приводили к тому, что я вновь собирался и покидал убежище, стремясь исследовать город во всех направлениях.
Недалеко от холма я обнаружил свежий ручей — а я точно помнил, что его не было, когда я уходил в первый раз. Вода, вытекающая откуда-то из-под земли, оказалась вполне пригодной для питья. Я оградил ручей камнями и сделал над ним навес — от продолжавшего падать пепла и песка. Для этого подошла брезентовая накидка от автомобиля. Она сохранилась потому, что сразу попала в воду. Я бы не смог ее обнаружить специально, но один из толчков выбил землю из под ног, и я, падая и стараясь за что-нибудь зацепиться, ухватился руками именно за край ткани. Поняв, что это такое, потратил немало времени, чтобы вытащить брезент из лужи, так как его порядком завалило грязью. Было ясно, что если падающий пепел и песок будут опускаться на землю такими же темпами, то через примерно полгода от города не останется даже следов. Но, если мне не казалось, высыпания становились несколько реже.
Чтобы упорядочить поиски, стал необходим чертеж. Хоть я и запоминал все, где проходил, со временем какие-нибудь мелочи могли забыться. У меня не нашлось бумаги и карандашей — зато имелись относительно ровные, побеленные стены подвала. Уголек из очага оставлял на них прекрасно различимые следы, и я принялся наносить на стену тоненькие штрихи. Разумеется, центром рисунка стал мой холм и все, что находилось поблизости. Восточная сторона, куда я отправился в первый раз, стала приобретать какие-то формы — хотя и там оставалось много белых — на самом деле, белых — пятен. Я нарисовал озеро, каменную пустыню, по которой не рискнул идти, пометил несколько особенно запомнившихся, холмов. Теперь я мог, даже через большой промежуток времени, опять направится в этот район — и уже точно знать, где нужно идти, чтобы не заплутать, среди подъемов и спусков каменных россыпей.
Пока отдыхал от походов, привел в порядок освещение. Свечей осталось немного, и я предпочитал пользоваться плошками, в которых горело масло. Масла должно хватить надолго, а ткань, из которой я нарезал лоскуты и укладывал в плошки взамен фитиля — на годы. Разумеется, они мало напоминали керосиновые лампы, не дающие столько чада, но другого света у меня не имелось. Я только добавил к уже имеющимся еще несколько — чтобы иметь возможность не ходить с одной по всем закоулкам склада. А там, где я жил, свет обеспечивал очаг.
В следующий раз я направился на север. Идти стало несравнимо тяжелее. Здесь встречалось гораздо больше трещин в земле, скрытых разломов и предательских ям. Приходилось проверять все опасные места древком копья и, лишь потом делать следующий шаг. Что заставляло идти? Я не мог, не хотел даже допустить мысли, что остался один… Но одной встречи я не хотел. Память очень отчетливо удерживала сцену с изъеденными крысами людьми и тот единственный, почти неповрежденный труп, который не мог называться человеческим. Сколько я не вспоминал этой случай, но так и не мог прийти ни к какому выводу. Что Это было?
На смену морозам пришла оттепель. Она не выражалась в таянии снега — он просто отсутствовал. И не в капании сосулек — их тоже не было. Нет, это ощущалось по более теплому ветру, вдруг прекратившему ледяные наскоки. На этот раз он дул с юго-запада, в отличие от другого, несущего стылость и дожди — северного. Он слегка подталкивал меня в спину, и я, обрадованный такой сменой погоды, уверенно пробирался сквозь руины вперед. Этот ветер подсушивал многочисленные лужи, ходьба по которым доставляла столько неудобств. Моя обувь больше годилась для снега, чем для влажной поверхности.
Дорога на север проходила мимо центра города — настоящего, как я себе представлял. Я старался запомнить все, что фиксировал взгляд — когда-нибудь это могло пригодиться. Чем ближе подходил к центру, тем яснее виделось, что разрушения, пронесшиеся над городом, здесь были чуть слабее, чем в тех местах, где я обитал, тем более, по сравнению с востоком и тянущейся там пустыней. Уцелевших домов не попадалось — как и везде. Но сохранилось много стен, и было непонятно, почему они устояли, когда все остальное здание сложилось грудой у их подножья. Многие стены накренились — они могли упасть в любой момент, и я старался обходить их на расстоянии.
Издалека я услышал шум. Заинтересовавшись, свернул с выбранного направления, и стал приближаться к тому месту, откуда он исходил. Уже на расстоянии увидел сверкающий луч, потом — столб, из воды и пара. Это не было новым явлением — подобное я уже видел раньше. Но этот гейзер отличался поражающими размерами: Водяная колонна высотой в несколько десятков метров била вверх и рассыпалась на тысячи мельчайших капель, которые зонтом падали вниз, создавая фантастическую картину. Гейзер — иного определения этому явлению я не мог подобрать — был диаметром метра с два, не меньше. Вся поверхность земли возле озера влажная и слегка парилась — верный признак, что вода из гейзера падала горячей! Я осторожно опустил руку в озеро и сразу ее отдернул — едва не обжегся. На первый взгляд, в этой воде не имелось никаких примесей. Мне почему-то хотелось, чтобы она оказалась безобидной и не содержала какую-нибудь растворенную дрянь. Я зачерпнул немного воды чашкой, подождал, пока она остынет, а потом опустил туда руки и несколько минут наслаждался теплом. С кожей ничего не происходило — видимо, нагрев, и выброс воды был обусловлен какими-то подземными причинами, наподобие тех, которые заставляют работать гейзеры Исландии или Камчатки… И эта вода, поднимающаяся с больших глубин, была чистой. Гейзер имел цикличность — несколько выбросов до середины дня, потом затишье и вечером еще пара шумных выбросов. Каждый продолжался около десяти минут — не более. После этого фонтан исчезал — так, как будто его и не было. Вода в озере, образовавшемся при падении воды, успокаивалась и на некоторое время замирала. Она быстро остывала, и из-за этого над поверхностью происходило постоянное испарение.
Я наблюдал за гейзером долго — все равно нечем заняться. Когда вода достаточно остыла — рискнул искупаться в ней и не пожалел! После тесной бочки, здесь есть, где развернуться, кроме того, не нужно опасаться, что она опрокинется, и я упаду на мокрый бетонный пол. Вода понемногу уходила — впитывалась в отверстия в земле и просачивалась обратно, туда, откуда появилась. Но всосаться полностью не могла — из-за большого количества. А, кроме того — ее выбрасывалось так много, что поверхность возле гейзера уже сильно напиталась, и с каждым разом озерцо становилось чуточку больше….
К самому центру, откуда бил фонтан, вела дорожка из нескольких крупных камней-валунов, выброшенных наружу при землетрясении. На территории города таких камней просто не существовало раньше — из-за величины. Город, выросший когда-то поблизости от гор, сам располагался практически на ровной местности. И, никаких полу-скал, здесь просто не встречалось, другое дело — если они не были завезены кем-то специально. Но сейчас они возвышались передо мной, и каждый — практически, с одноэтажный дом. Я, перепрыгивая с одного на другой, приблизился к самому месту выброса — там просматривался водоворот, темный и бездонный. Это было неприятно, и я поспешил вернуться на берег. Глубина озерца не превосходила моего роста — но со временем, когда гейзер наполнит всю котловину, он мог стать большим водоемом.
Решившись рисковать до конца, попробовал воду на вкус. Оказалось, пить ее тоже можно. Она имела слегка солоноватый вкус — лишнее подтверждение того, что поднимается с больших глубин и при прохождении различных пластов обогащается минералами. Во всем этом оставалось только одно, что несколько приводило меня в трепет — само существование гейзера. Оно лишний раз подтверждало, что где-то там, на недоступных глубинах, куется новое, еще более страшное бедствие… Хотя, пример той же Исландии, где гейзеры работают уже сотни лет, показывал, что это вовсе не обязательное явление. После купания все тело стадо как бы невесомым — я смыл усталость вместе с грязью и теперь чувствовал себя значительно лучше. Все мои ссадины и раны полностью зажили и от соприкосновения с горячей водой лишь слегка чесались. Возможно, это воздействие тех самых солей.
