А слова сына Сирахова, 11, 2: «Не имей отвращения к человеку за наружность его», – превосходно поучают, поскольку, как говорит блаженный Августин[573]: «Многие презрели смиренного Христа, но они не достигли высоты Его». Почему так? Исаия подтверждает это мнение, говоря, 53, 3: «И мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его». И чтобы этого не случилось, сын Сирахов приводит пример, говоря, 11, 3: «Мала пчела между летающими, но плод ее /f. 266c/ – лучший из сластей». К этому же относится и пример, приводимый современным поэтом[574]:

Поэтому обрати внимание, что вышеприведенное предостережение сына Сирахова, в котором он говорит: «Не имей отвращения к человеку за наружность его», – было забыто теми, кто презрел Александра[575] и Закхея, и блаженного Мартина, и Констанция, хранителя церкви святого Стефана возле города Анконы, о котором блаженный Григорий в первой книге Диалогов, гл. 5 говорит, что «был он весьма небольшого роста и с виду худой и неприметный» и однако обладал глубочайшим смирением; а это противоречит тому, что обычно говорят:

Некий деревенский житель испытал смирение этого Констанция, сказав о нем: «Я думал, что он человек видный, а он даже не похож на человека». И Констанция это не смутило, и он крепко обнял и облобызал селянина. Посему следует поразмыслить, каково же было смирение у того, кто так сильно возлюбил селянина, презревшего его. «Ибо то, что скрыто в каждом, испытывается нанесенной обидой. Ведь как высокомерные возносят хвалы за почести, так смиренные в большинстве своем – за презрение к себе. И когда они видят себя ничтожными в глазах других, они радуются, потому что понимают, что это укрепляет мнение, которое и они сами имели о себе самих»[576]. Сей Констанций, как там же рассказывает блаженный Григорий, был человеком такой святости, что вместо масла заставлял гореть в лампадах воду.

Выше мы сказали[577], что прелат, чтобы быть подходящим и достойным, должен иметь для этого три положительные качества: мудрость, святость жизни и добрые нравы. Мудрость он должен иметь потому, что сын Сирахов говорит, 21, 20: «Речей разумного будут искать /f. 266d/ в собрании, и о словах его будут размышлять в сердце». То же, Сир 37, 26–27, 29: «Мудрый муж поучает народ свой, и плоды знания его верны. Мудрый муж будет изобиловать благословением, и все видящие его будут называть его блаженным. ... Мудрый приобретет доверие у своего народа, и имя его будет жить вовек». То же, Сир 39, 11: «Многие будут прославлять знание его, и он не будет забыт вовек». Посему, «отвечал Хирам, царь Тирский, письмом, которое прислал к Соломону: по любви к народу Своему, Господь поставил тебя царем над ним. И еще сказал Хирам: благословен Господь Бог Израилев, создавший небо и землю, давший царю Давиду сына мудрого, имеющего смысл и разум, который намерен строить дом Господу и дом царский для себя», 2 Пар 2, 11–12.

Святую жизнь он должен иметь, потому что, как говорит блаженный Августин[578]: «Если стоящий выше по положению человек не отличается знанием и добропорядочностью, его должно считать ничтожнейшим и отделить его от всего сонма верующих». О том же говорит Беда[579]: «Священнику недостаточно одного колеса без второго и недостаточно для ходьбы одной ноги без другой. Чистота священника без мудрости подобна огню, гаснущему в дыму, и винограду, превратившемуся в уксус. Ибо мудрость священника без чистоты подобна пище без соли и светильнику без огня». Еще, Беда: «Как может нечистый священник проповедовать чистоту, или невежественный священник – мудрость? Как может побуждать оставаться вдовым и непорочным тот, кто не боится прелюбодеяния и многочисленных связей?» О том же говорит Иларий: «Священники должны служить примером чистоты и мудрости». О чистоте сказано: «Блаженны чистые сердцем» и т. д. (Мф 5, 8). О мудрости сказано: «Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он /f. 267a/ вестник Господа Саваофа» (Мал 2, 7). То же говорит Григорий[580]: «Как может хранитель церкви вырвать зло из ее среды, когда он молча ответствует себе, что содеял то, что осуждает; и о какой распущенности он берется проповедовать народу, когда сам впал в подобное?» И еще, Григорий[581]: «Если пастух тяжело болен, кто даст лекарство пасомым овцам?» И еще, Григорий[582]: «Как охранит народ щитом молитвы тот, кто подставил себя, беззащитного, под удары врагов? И какой же плод произрастет из того, чей корень сильно поражен заразой?» То же, Амвросий[583]: «Прелаты должны знать, что они заслуживают стольких смертей, сколько дурных примеров они передали потомству». То же говорит Августин[584]: «От заслуг прелатов зависит Суд над жизнью их паствы, так что, когда они пренебрегают исправлением ошибок, сами себя являют достойными осуждения». Еще, Августин[585]: «Кто согласен с заблуждением подчиненного и пренебрегает исправлением, того следует считать не епископом, но бесстыдной собакой». И снова Григорий[586]: «Ибо вменяется в обязанность сострадание к человеку и исправление его от пороков, дабы в одном и том же человеке мы любили и добро, совершенное им, и осуждали зло, содеянное им, чтобы, когда мы ненароком отпускаем вину, не казалось, что мы сострадаем ему уже не по любви, но снизошли к нему по нерадению». Заметь, что Илий был отрешен от священства за то, что, зная о недостойных поступках своих сыновей, не удерживал их, 1 Цар 2, 3–4. То же: «Пусть наказывает меня праведник: это милость; пусть обличает меня» (Пс 140, 5). Сие исполнилось в Моисее и Иисусе Навине, коему Моисей сказал, Чис 11, 29: «Не ревнуешь ли ты за меня? о, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них!» То же сказано в Притчах, 28, 23: «Обличающий человека /f. 267b/ найдет после большую приязнь, нежели тот, кто льстит языком». Это было явлено в Петре и Марке. Никто так выразительно не рассказал о грехе отречения Петра, как Марк[587]. А блаженный Петр после этого называет его своим сыном, сказав в конце Первого послания: «Приветствует вас избранная, подобно вам, церковь в Вавилоне и Марк, сын мой». Посему говорит Мудрец, Притч 17, 10: «На разумного сильнее действует выговор, нежели на глупого сто ударов». А о глупце и грешнике говорит сын Сирахов, 32, 19: «Человек грешный уклоняется от обличения и находит извинение, согласно желанию своему». То же говорит Исидор[588]: «Если стоящий во главе человек говорит что-либо или приказывает вопреки воле Божией и вопреки тому, что явно и очевидно содержится в Священном Писании, он считается лжесвидетелем перед Богом или святотатцем». Еще, Исидор[589]: «Любой учитель, который вводит в соблазн учеников своих дурными делами или примерами, закрывает перед ними Царство Небесное, и сам не входит туда и не позволяет войти тем, кто желает». То же говорит Бернард[590]: «Кого ты представишь мне из числа прелатов, кто неусыпно заботился бы не об опустошении кошельков у подопечных, а об искоренении их пороков? О, если бы они так неустанно заботились о душах, как они бодро спешат к кафедре». И еще[591]: «Удивительно, к какому сословию принадлежат клирики! Ведь они желают быть одним, а казаться другим. С виду они – рыцари, по жалобам – крестьяне, по поступкам – ни то, ни другое. Ибо они не сражаются, как рыцари, не работают, как крестьяне, не благовествуют, как подобает клирикам. И коль скоро они не следуют никакому устройству, они окажутся там, "где нет устройства, где темно, как самая тьма" (Иов 10, 22)». Еще, Бернард[592]: «Все то, что из рода вещей изнеживает человека, они присваивают себе. От женщин – изнеженность облика, от потешников – шуточки, от рыцарей – украшения на одежде, от менял – деньги, от королей и князей – власть и почести. /f. 267c/ И потому что "на работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам" (Пс 72, 5)». Еще, Бернард[593]: «Предстанут, предстанут священники перед судом Христовым, и тогда услышат тяжкое обвинение и неопровержимое доказательство людей, на чьи деньги они жили и чьих грехов они не отмолили. Слепые вожди и коварные посредники, еще не примиренные друг с другом, взяли на себя обязанность примирения других. В Ветхом Завете я нахожу только одного пророка, ездившего верхом, и тот стал добычей льва». И снова Бернард[594]: «Увы! Одетые в пурпур проповедуют вретище, великолепно пирующие – пост. Некогда Ездра, услышав о том, что рука знатнейших и главнейших была первой в нарушении закона, разодрал одежду, сел в печали, воззвал к Господу и своим плачем побудил народ к стенаниям. Ныне же прелат, услышав о постыдном поступке, смеется. Некогда царь Израильский проходил по стене в одежде из козьей шерсти, ныне же прелат обходит церковь в разукрашенной одежде. Некогда пророки жили в закоптелых хижинах, теперь же прелаты возводят себе дворцы». Еще, Бернард[595]: «Имущество церквей принадлежит бедным. Все, что сверх необходимого пропитания и простого одеяния они (прелаты) берут, это они – управители, а не хозяева имущества – расхищают в нечестивой жестокости». Еще Бернард[596]: «У них больше сверкают шпоры, чем алтари; их скорее найдешь в конюшне, чем в храме; они быстрее бегут на кухню, чем в церковь; к трапезе, чем к мессе». Еще, Бернард[597]: «Господь подчинил Себя людям, а ты, страстно стремящийся к власти над людьми, ставишь себя выше Создателя твоего». То же, Бернард[598]: «Сколько раз у меня появляется желание главенствовать над людьми, столько же раз я стремлюсь идти впереди Бога моего». Еще, Бернард[599]: «Кто желает первенствовать на земле, тот посрамится на небе». Вот почему справедливо восхваляется также /267d/ мученик, о котором говорится, что он «не устрашился угроз судей и не искал славы в почестях земных». То же, Григорий[600]: «Удивительно, что слепой берется быть проводником для слепых, но более удивительно, что они сознательно позволяют это любому». Опять Бернард[601]: «Чудовищно: высший чин – душа низменная, первое место – жизнь низкая, язык выспренний – рука праздная, лицо важное – дело легкомысленное, речей много – плодов никаких, власть огромная – положение неустойчивое». Еще Григорий[602]: «Слишком постыдно пасть нам из-за небрежения туда, откуда мы пытались проповедью поднять других». О том же говорит Кассиодор[603]: «Ничему не может научить меня тот, в ком я не нахожу ничего, достойного подражания». Еще, Григорий[604]: «Тот, кто хочет проповедовать другим, должен остерегаться, как бы собственным копьем не поразить самого себя, поскольку проповедь без деяния презираема».