О том, что в Парме был некий веронец, желавший следовать аббату Иоахиму в предсказании будущего. Книги его были выскоблены по святой простоте Тогда он спросил меня, знаю ли я некоего веронца, находящегося в Парме, наделенного пророческим даром и пишущего о будущем. И я сказал: «Знаю, и хорошо знаю, и писания его видел». И он сказал: «Мне очень хотелось бы иметь его сочинения; достань их мне, пожалуйста, если можешь». И я сказал: «Он охотно их раздает и очень радуется, когда кто-нибудь хочет их иметь. Он написал много гомилий, которые я видел; он оставил ремесло ткача, которым жил в Парме, и удалился в монастырь цистерцианцев Фонтевиво, и целыми днями пишет, сидя в мирской одежде в келье, выделенной ему братьями, предсказывает будущее и питается от монастыря. И ты можешь пойти к нему, потому что монастырь находится в стороне от дороги всего милях в двух». И он сказал: «Мои товарищи, наверное, не захотят сворачивать с дороги; поэтому я и прошу тебя пойти туда и достать мне его сочинения, и я буду тебе признателен». И после этого он пошел своей дорогой, и больше я его не видел. Я же, когда у меня появилось время, отправился в этот монастырь и встретил там одного моего друга, брата Альберта Кремонеллу. Он вместе со мной вступил в орден братьев-ми/f. 400c/норитов в лето Господне 1238, в один и тот же день[1971], и он был принят братом Илией, генеральным министром, в городе Парме, но еще во время послушничества вышел из ордена, жил в миру и выучился врачеванию, а потом вступил в орден цистерцианцев и в монастырь Фонтевиво, и там его ценили весьма высоко. И когда он меня увидел, ему, как он сказал, показалось, что он увидел Ангела Господня. Ибо он любил меня от всего сердца. Тогда я сказал ему, что он оказал бы мне величайшую услугу, если бы предоставил все писания этого веронца. И он сказал мне: «Вы знаете, брат Салимбене, что в этом доме я высоко ценим и влиятелен, и братья по своей доброте и из-за моего врачебного искусства почитают меня; и я могу предоставить вам все книги блаженного Бернарда, если хотите. А этот человек, о котором вы говорите, умер, и из его сочинений в мире не осталось ни одной буквы, ибо я своей рукой выскоблил все его книги. И я скажу вам, как и почему это случилось. Был в этом монастыре один брат, умевший наилучшим образом выскабливать листы пергаменов[1972], и он сказал аббату: "Отче, блаженный Иов, беседуя с Богом, говорит, 30, 23: 'Я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих'. И Екклесиаст говорит, 9, 4: 'Нет никого, кто жил бы вечно и уповал бы на это'[1973]. И Апостол, Евр 9, 27: 'Человекам положено однажды умереть'. И вот, так как неизбежность смерти для меня яснее ясного, 'ибо я не лучше отцов моих' (3 Цар 19, 4), прошу вас, отче, предоставить мне, если вам угодно, каких-нибудь учеников, которые хотели бы научиться выскабливать пергамены, ибо после моей смерти они смогут быть полезными этому монастырю". И так как никого не нашли, кто хотел бы этому научиться, кроме меня, то после смер/f. 400d/ти моего учителя и этого веронца я так выскоблил все его книги, что в них не осталось ни одной буквы. И сделал я это как для того, чтобы иметь материал, на котором я мог бы научиться выскабливать, так и потому, что из-за этих пророчеств был у нас весьма большой соблазн». И когда я узнал все это, я сказал в сердце своем: «И Книга пророка Иеремии была сожжена когда-то, и тот, кто приказал ее сжечь, не остался безнаказанным, как сказано у Иеремии, 36. И закон Моисеев был сожжен халдеями, но восстановил его Ездра Духом Святым»[1974]. Так в Парме восстал некий простой человек[1975] с разумом, просветленным для предсказания будущего, ибо «с простыми общение» у Господа, Притч 3, 32[1976].
О том, как я, брат Салимбене, заставил сжечь книжонку брата Герардина, когда она попала в мои руки Впоследствии, много лет спустя, когда я жил в монастыре в Имоле[1977], пришел в мою келью брат Арнульф, мой гвардиан, с какой-то книжицей, написанной на бумажных листах, и сказал мне: «Есть в этом краю некий нотарий, друг братьев, и он дал мне прочесть эту книгу, переписанную им в Риме, когда он был там с городским сенатором господином Бранкалеоне из Болоньи[1978], и он считает ее очень ценной, ибо написал ее и сочинил брат Герардин из Борго Сан-Доннино. Поэтому прочтите ее вы, ибо вы изучили книги Иоахима, и скажите мне, есть ли в ней что-нибудь хорошее». И когда я, увидев ее, прочел, я сказал брату Арнульфу: «В этой книге нет слога древних ученых мужей, а есть вздорные и достойные осмеяния слова, поэтому книга эта порочна и осуждена; и я советую вам бросить ее в огонь и сжечь, а другу вашему сказать, что он потерпел убыток из любви к Богу и к ордену». И стало так, и книга была сожжена. /f. 401a/ О хороших качествах брата Герардина и о том, как дерзость его воззрений разрушила все хорошее, что в нем было Этот брат Герардин, сочинивший книжонку, о которой мы сказали, казалось, имел в себе много хорошего. Ибо был он человеком дружелюбным, любезным, щедрым, набожным, честным, скромным, сдержанным, умеренным в словах, в пище, в питье и в одежде, уступчивым, «со всяким смиренномудрием и кротостью» (Еф 4, 2). Воистину муж дружелюбный в союзе, который будет друг более, нежели брат, как говорит Мудрец в Притчах, 18, 25. Но дерзость его воззрений все это хорошее в нем разрушила. Об этом говорит Екклесиаст, 9, 18: «Но в одном погрешивший погубит много доброго»[1979]. Поэтому Иаков сказал, 2, 10: «Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем». То же Апостол, 1 Кор 5, 6: «Малая закваска квасит все тесто». Ибо для того трудится диавол, который всегда строит козни преуспеяниям сынов Божиих и «на людей избранных кладет пятно» (Сир 11, 33), чтобы обмануть некоторых и привести к отчаянию и осуждению. Поэтому Григорий говорит[1980]: «Всматривается враг рода человеческого в нравы каждого и то кладет перед глазами, к чему, как он видит, легче склоняется душа человека». Об этом также говорит Григорий в XIV книге «Моралий»[1981]: «В соответствии с особенностями, которые он усматривает в отдельных людях, он улавливает в сети искушений и обманов, различные для разных людей. Ибо склонных к веселью он искушает роскошью, скорбных – раздором, робких – отчаянием, высокомерных – самонадеянностью». То же: «Демоны полностью устремлены ко злу и к утомлению добрых»[1982]. Поэтому папа Лев говорит[1983]: «Ибо непрестанно старинный враг, преобразившись в ангела света, повсюду растягивает сети лжи и продолжает всякими способами губить веру верующих. Он знает, кому внушить жар страсти, кого ввести в соблазн чревоугодия, на кого наложить стремление к роскоши, в кого влить яд зависти. Он знает, кого смутить горем, кого /f. 401b/ обмануть радостью, кого подавить страхом, кого совратить восторгом. Он сотрясает привычное для всех, раздувает тревоги, старается проникнуть в страсти и ищет способы нанести вред там, где заметит, что кто-нибудь увлечен чем-нибудь более обычного. Ибо много у него таких, кого он схватил и крепко связал своими уловками, и их умом и языком он пользуется для обмана других». вернуться 4 февраля 1238 г.; см. выше, с. 109–110. вернуться Речь здесь идет, по-видимому, об изготовлении так называемых «палимпсестов» (греч. παλιμψηστον, от παλιν «снова, опять» и ψηχω «чистить скребницей») – пергаменов со стертым текстом для заполнения новым. Хотя в XIII в., особенно во второй его половине, бумага в Италии получила довольно широкое распространение, однако большая часть рукописей этого времени написана на пергамене – писчем материале из выделанной кожи животных (на юге Европы – из козьей или овечьей). Пергамен был очень прочным, но и очень дорогим материалом (см. жалобы Салимбене на его нехватку, с. 236, 400), и это приводило к тому, что в некоторых случаях старый текст смывали или соскабливали, а на очищенную поверхность наносили новый. Старые тексты счищали, как правило, из идеологических соображений – средневековые писцы «записывали» языческие или еретические сочинения; сохранились палимпсесты Гомера, Еврипида, Страбона и других античных авторов дохристианского периода; но вместе с тем древнейший дошедший до нас греческий палимпсест – сочинения Ефрема Сирина, одного из самых авторитетных христианских авторов, в рукописи V в., стертые и записанные в XIII в. Современная техника с помощью специального фотографирования позволяет в некоторых случаях восстановить счищенный (угасший) текст. См.: Каждан А. П. Книга и писатель в Византии. М., 1973. Гл. 1. вернуться Переведено по Вульгате; ср. синод. перевод: «Кто находится между живыми, тому есть надежда». вернуться Об этом говорит Петр Коместор. См.: Historia scolastica. Daniel. Cap. 5. вернуться Имеется в виду Бенвенуто Асденти, о котором Салимбене рассказывает ниже; см. с. 560. вернуться Переведено по Вульгате; ср. синод. перевод: «с праведными у Него общение». вернуться В Имоле Салимбене жил пять лет (см. выше, с. 209), но точные сведения о его пребывании там относятся только к сентябрю 1270 г., см. выше, с. 464. вернуться Бранкалеоне дельи Андало был сенатором Рима в 1252–1254, 1255 и в 1257–1258 гг., до своей смерти. См. о нем: История Италии. Т. 1. М., 1970. С. 259–260. вернуться Переведено по Вульгате; ср. синод. перевод: «Но один погрешивший погубит много доброго». вернуться Moralia in Iob. XIV. Cap. 13, § 15. Текст Григория Салимбене приводит неточно: «Следовательно, всматривается враг рода человеческого в характер каждого: какому пороку он близок, – и кладет пред лицом то, к чему, как он знает, легче склоняется разум, так что характеру, склонному к наслаждению и веселью, он предлагает роскошь, а иногда – суетную славу, а умам суровым – гнев, высокомерие или жестокость». вернуться Эти слова Григория в его сочинениях не найдены, но они близки тексту из «Моралий», процитированных в предыдущем примечании. вернуться Эти слова в сочинениях Григория не обнаружены. вернуться Проповедь 27. Сар. 3. // Opera. Ed. Ballerini. Т. I. Col. 93 sq. |