Я думаю, что брат Герардин был послан к Паллавичини либо жителями Пармы, либо каким-нибудь легатом, и он должен был бы возвратить его в лоно Церкви. Ибо, когда еще папа Климент шел принимать свой сан и проходил через Пьяченцу[2075] под видом частного лица, он сказал каким-то людям: «Скажите этому господину, что правит в Кремоне, после того как я уйду отсюда, что если он хочет быть другом Бога и Церкви и позволить людям жить в мире, то я, со своей стороны, помогу ему у папы, чтобы тот принял его благосклонно и оказал ему милость». Но исполнилось на нем то, что говорит сын Сирахов, 22, 7: «Поучающий глупого – то же, что склеивающий черепки».

Однако жители Пармы отомстили Паллавичини, пока он был еще жив, разорив захваченные им замки и земли[2076], по слову Писания, Иов 20, 15: «Имение, которое он глотал, изблюет: Бог исторгнет его из чрева его». Также подходит для Паллавичини /f. 410b/ то, что Исаия говорит о Сеннахериме, 16, 4: «Ибо притеснителя не станет, грабеж прекратится, попирающие исчезнут с земли». Двадцать лет[2077] он властвовал в Кремоне; если бы столько же лет он служил Христу, Тот даровал бы ему царство вечное. Да помилует его Господь, ибо много зла причинил он жителям Пармы, и Кремоны, и Пьяченцы, и многим другим городам Ломбардии. Но и сам он не ушел безнаказанным, как говорится в Книге Премудрости Соломона, 16, 14–15: «Человек по злобе своей убивает» душу свою, «но не может возвратить исшедшего духа и не может призвать взятой души. А Твоей руки невозможно избежать».

Также в вышеозначенном году состоялся генеральный капитул [ордена миноритов] в Ассизи (тогда генеральным министром еще был брат Бонавентура); а папы по-прежнему не было, потому что кардиналы не могли прийти к согласию.

В это время болонцы пошли в Примаро и построили там крепость для защиты от венецианцев. Примаро – это некая местность в дистретто Равенны, там, где По, текущий близ Ардженты, впадает в море. А венецианцы выступили против болонцев с большим войском, и с кораблями, и с баллистами большими и малыми, и с метательными машинами, и со всяческим снаряжением для ведения войны, и остановились они на другом берегу По, и совершили мощное нападение на крепость болонцев; и завязалось тяжкое сражение между обеими сторонами; и венецианцы баллистами и осадными машинами сокрушили башню болонцев; но болонцы мужественно защищали свою крепость, и венецианцы отступили. И оставались там болонцы, думаю, два или три года[2078]. И триста или пятьсот человек из них погибли от нездорового морского воздуха и из-за множества комаров, блох, мух и оводов. И пришел брат Перегрин из Полезно в Болонье, /f. 410c/ из ордена братьев-миноритов[2079], и добился согласия между болонцами и венецианцами[2080]. И болонцы разобрали построенную ими крепость и ушли оттуда, и подарили много строительного леса от названной крепости братьям-миноритам из Равенны. А так как я в то время жил в Равенне, то мне кажется, что это разрушение крепости болонцев и их уход из Примаро произошли в том году и в то время, когда Конрадин был разбит Карлом, а именно в 1268[2081].

И в том году и в то время прилетело такое множество этих птиц, которые склевывают с гроздьев виноград и в простонародье называются скворушками, что в течение многих дней после вечерней трапезы и до наступления ночной темноты с трудом можно было разглядеть небо. И было иногда три или две стаи, одна над другой, одновременно, и растягивались они на три или четыре мили; и через короткий промежуток времени другие птицы той же породы приближались и летели, крича, треща и словно бы жалуясь. И так они делали каждый вечер много дней, спускаясь с гор в долину и закрывая все небесное пространство; и я и другие братья каждый вечер выходили постоять под открытым небом, чтобы увидеть их и посмотреть и подивиться; но не под открытым небом мы были, потому что птицы закрывали все пространство. Правду я говорю, ибо если бы я сам не видел, то вряд ли смог бы поверить рассказывающему такое.

А причина, по которой болонцы пошли в Примаро строить крепость, была такова. Венецианцы – люди алчные, и хваткие, и суеверные, и хотели бы подчинить себе весь мир, если бы могли; и они грубо обходятся с приезжающими к ним торговцами, и продавая дорого, и по многу раз собирая дорожную пошлину в своем дистретто с одних и тех же лиц в один и тот же приезд. И если какой-нибудь торговец привозит к ним свои товары для продажи, он не может увезти их с собой /f. 410d/ обратно, а должен продать их там, хочет он того или нет. И если какой-нибудь чужой корабль с товарами из-за какого-нибудь бедствия на море завернет к ним, он не может уйти оттуда, пока не будут проданы все товары. И говорят они, что такой корабль завернул к ним по воле Божией, которой не следует противиться. Когда-то, когда граф Руджеро да Баньякавалло был правителем в Равенне[2082], пришли венецианцы и построили некий замок в равеннском дистретто на берегу По при его впадении в лагуну, на канале, идущем из области Сант’Альберто от Равенны к По. И они сказали жителям Равенны, что хотят владеть этим замком пятьдесят лет, и посулили ежегодно платить гражданам Равенны, то есть равеннской коммуне, по пятьсот равеннских либр за то, что те позволили им это; а уж как хорошо они платили, я видел.

Но венецианцы преследовали в этом деле пять хитрых и злонамеренных уловок. Первая была та, что, хотя этот договор должен существовать до уже названного времени, то есть он должен длиться пятьдесят лет и не долее, они намереваются сделать его вечным; и в подтверждение этого достаточно привести не только то, что они открыто об этом говорят, но и то, что они являют в делах, а именно: если сначала они построили замок из дерева, то теперь сделали его каменным. Вторая – та, что они перекрывают ломбардцам путь по каналу, так что те ничего не могут получить ни из Романьи, ни из Анконской марки; а они могли бы иметь оттуда пшеницу, вино и масло, рыбу и мясо, и соль, и смоквы, и яйца, и сыр, и фрукты, и всякое добро, потребное для человеческого существования, если бы этому не препятствовали венецианцы. Третья – та, что они [венецианцы] рыщут по этим двум провинциям, собирая все это и опережая болонцев, чтобы те не купили раньше их; а над теми [болонцами] из-за такого их усердия, а также из-за того, что в Болонье и ее окрестностях живет /f. 411a/ множество людей, нависает угроза нужды и страх, как бы у них не возникло в чем-нибудь недостатка. И потому неудивительно было, что болонцы возмутились и построили крепость для защиты от венецианцев, против которых должны были бы возмутиться все ломбардцы и привести войско для сражения с ними, потому что они причиняли им ущерб в вышесказанном. Четвертая – та, что в порту Святой Марии в Равенне[2083] венецианцы постоянно держат военный корабль, чтобы никто оттуда не мог пройти со съестными припасами, заперев таким образом для жителей Равенны и Болоньи и для всех ломбардцев путь со всех сторон; а об этом в договоре ничего не было. Пятая – та, что они постоянно держат в Равенне за счет городской коммуны человека, называемого ими заместителем правителя, обязанность которого состоит в том, что он должен старательно, с величайшим тщанием и вниманием следить за тем, чтобы равеннцы не замышляли ничего к ущербу для венецианцев или не предпринимали чего-нибудь против них; а об этом также никогда не было договора. А назвали венецианцы этот замок Маркамб, то есть «море шумит», потому что оттуда слышен шум моря, когда оно волнуется и на нем вздымаются волны.