Таков был брат Райнальд из Ареццо, из ордена братьев-миноритов, епископ Реатинский, который «и при жизни своей совершал ... чудеса, и по смерти дивны были дела его» (Сир 48, 15), так как он предпочел «лучше смиряться духом с кроткими, нежели разделять добычу с гордыми» (Притч 16, 19). Он был образованнейшим человеком, известным лектором богословия, известным проповедником, пользовавшимся расположением как клира, так и простого народа, имел красноречивейший язык и никогда не сбивался; у него было благородное сердце. В течение двух лет[1387] я жил вместе с ним в сиенском монастыре и много раз видел его в лионском и генуэзском монастырях[1388]. Он повелел сделать меня иподиаконом, хотя был в то время частным лицом. Я бы не смог поверить никому, кто бы сказал, что Тоскана могла дать такого человека, если бы не видел этого собственными глазами.

Брат Райнальд имел родного брата среди братьев ордена /f. 346d/ Валломброза, который был аббатом в Романье, в монастыре Бертиноро, и был человеком святым, образованным и добрым, и очень близким другом братьев-миноритов. Да упокоится душа его в мире!

Послушай. Два товарища, выходцы из Британии, возвращались из римской курии, куда ходили по обету для посещения святынь. Оказавшись в Романье, они поселились в каких-то вырытых в горе кельях, чтобы вести там жизнь отшельников. По прошествии некоторого времени туда пришли люди, надумавшие там поселиться, и построили красивый замок, который вплоть до наших дней называется Бертиноро – от тех отшельников, которые там жили первыми и были из Британии. Я когда-то знал их имена, но теперь они не приходят на память; их считают святыми.

В лето Господне 1249 подеста генуэзцев был господин Альберто Малавольта из Болоньи; он прибыл в храм братьев-миноритов в день Пятидесятницы[1389], желая послушать мессу. И я был там, а пономарем был брат Пентекост, святой человек,честный и добрый; и когда он захотел звонить в колокол в знак любви к пришедшему подеста, тот сказал: «Послушайте сначала, какие у меня новости, ведь у меня прекрасные известия. Болонцы за шесть дней до конца мая [26 мая] взяли в плен короля Энцо с огромным множеством кремонцев, моденцев и тевтонцев».

Король Энцо, он же Генрих, был внебрачным сыном некогда низложенного императора Фридриха, и был он сильным и очень мужественным человеком, то есть «надменного сердца» (Ис 10, 12) и умелым воином, и человеком, способным утешать, когда хотел, и сочинителем песнопений, и в сражении смело шел навстречу опасности; был он красив, среднего роста. Когда его взяли в плен, /f. 347a/ он имел власть над Реджо, Кремоной и Моденой. Болонцы в течение многих лет держали его в темнице во дворце коммуны до последнего дня его жизни. Как-то раз, когда стражники не хотели давать ему еды, к ним пришел брат Альбертин из Вероны, который был выдающимся проповедником из ордена братьев-миноритов; он попросил стражников дать королю еды ради любви к Богу и к нему. Когда же те отказались удовлетворить его просьбу, он сказал им: «Я сыграю с вами в кости, и если я выиграю, то вы позволите дать ему поесть». Так и было сделано. Он сыграл и выиграл и дал королю поесть, по-дружески побыв с ним. И все слышавшие об этом похвалили доброту, внимательность и милосердие брата. В том сражении, в котором был пленен король и многие из его войска были повержены, лишь кое-кому удалось спастись бегством, некоторые были убиты, а некоторые помещены в темницы и надежно удерживались в кандалах.

Господин Гвидо да Сессо, который был главным среди сторонников Империи в городе Реджо, спасаясь бегством, погиб, задохнувшись вместе со своим конем в отхожем месте моденского приюта для прокаженных. Он был злейшим врагом Церкви. Поэтому, когда многие сторонники Церкви были схвачены королем[1390] в городке Роло, в епископстве Реджо, и приговорены к повешению[1391], и осужденные захотели исповедаться, он не пожелал дать им времени для исповеди, но сказал им: «Вам нет нужды исповедоваться, ведь вы – святые, поскольку вы – сторонники Церкви, и поэтому сразу отправитесь в рай». И так из-за его запрета они были повешены без исповеди.

Однажды он прибыл в обитель братьев-миноритов[1392] вместе с другими своими злодеями, /f. 347b/ в то время, когда между Церковью и императором шла жестокая война, и, собрав братьев на капитул, он стал спрашивать у них по отдельности, кто из них откуда; и он имел с собой нотария, и велел записывать имена братьев, и говорил каждому: «Ты иди своей дорогой, и ты также иди своей дорогой, и впредь не смей показываться ни в этой обители, ни в этом городе». И так они разогнали всех, кроме тех немногих, кто охранял обитель; и, когда те ходили по городу, прося милостыню для своих нужд, им отвечали поношениями и ругательствами, так как они якобы носили подложные письма и были предателями императора; и ни братья-минориты, ни проповедники, совершая свой путь, не осмеливались войти в города Модену, Реджо или Кремону. А если некоторые по незнанию все-таки входили, их отводили во дворец коммуны, содержали под стражей, кормили сколько-то дней «скудно хлебом и скудно водою» (3 Цар 22, 27), с позором изгоняли из городов, обращая в бегство, мучили, а иногда и убивали. Так в Кремоне и в Борго Сан-Доннино многих подвергли пыткам. В Модене схватили братьев-проповедников, которые имели при себе железные формы для изготовления облаток, и с великим позором привели во дворец коммуны, обвиняя их в том, что они имеют при себе штампы для чеканки фальшивой монеты. И не щадили даже братьев из своих, близкие которых, да и они сами, как говорили, были полностью на стороне императора и преданы ему. Так, брат Иаков из Павии был изгнан ими и принужден к позорному бегству, и брат Иоанн из Биббьяно, и брат Иаков из Брешелло, и многие другие. Короче говоря, из монастыря Кремоны были изгнаны все сторонники Церкви; /f. 347c/ и я был очевидцем этого в тот год[1393], когда Парма, мой город, из которого я родом, восстала против власти императора. И позже брата Уголина из Гавассы долго удерживали у ворот города Реджо, заставляя ждать и не позволяя войти, несмотря на то, что у него в городе было много родных братьев, сторонников императора. Что же еще? «Негодные люди» (3 Цар 21, 13)[1394].

Среди них выделялся злобой некий Джулиано да Сессо, правовед, старик, «состарившийся в злых днях» (Дан 13, 52). Король Энцо поставил его правителем городов Кремоны, Реджо и Модены, чтобы он вершил расправу. И он велел повесить несколько человек из семьи да Фолиано и многих других велел убить за то, что они были на стороне Церкви[1395]. И хвастался этим, и говорил некоторым: «Видите, как мы обходимся с этими разбойниками». Поистине этот Джулиано был орудием диавола. И поэтому Бог покарал его параличом, и он весь высох с одного боку, а глаз его вылез из орбиты, так, однако, что держался на прежнем месте, и торчал, как стрела, – зрелище, наводящее ужас. К тому же он стал таким вонючим, что из-за этой вони никто не решался приблизиться к нему, кроме одной молодой особы, тевтонки, его любовницы; она была так красива, что считался человеком очень строгих нравов тот, кто не испытывал желания смотреть на нее. Этот Джулиано был сыном какого-то незаконнорожденного из семьи да Сессо. О таком говорит пророк Исаия, в конце: «Юноша столетний будет проклинаем»[1396]. Отсюда поэт: От незаконного сына не жди достойных советов[1397]. Ведь он не раз /f. 347d/ или даже много раз при всех говорил, что лучше есть известку, чем жить в мире со сторонниками Церкви. Сам-то он ел прекрасных каплунов, а бедняки умирали от голода. Что же еще? Недолго длится в этом мире процветание дурных людей. Ведь они «восходят до небес, нисходят до бездны», и «душа их истаевает в» многочисленных «бедствиях» (Пс 106, 26). Ветер переменился, и сторонники Церкви начали процветать, ибо Иисус, Который спал, «встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина» (Мф 8, 26). А этот несчастный был изгнан и тайно удален из города Реджо[1398] и, весь зловонный, отлученный от Церкви и проклятый, без исповеди, без причастия, без удовлетворения ушел из этого мира, отправившись к диаволу, своему родителю, которому он подражал в течение всей своей жизни. Он был погребен в городке Кампаньола, в каком-то рву, как говорится о некоем царе иудейском, Иер 22, 19: «Ослиным погребением будет он погребен; вытащат его и бросят далеко за ворота Иерусалима».