Господин Октавиан был также очень находчивым человеком. Ведь когда однажды случилось ему оказаться рядом с какой-то большой процессией, он услышал, как один потешник сказал громким голосом: «Отойдите и уступите дорогу, позвольте пройти человеку, который предал римскую курию и часто обманывал Церковь». Услышав это, кардинал знаком велел кому-то из своей свиты замкнуть его уста, дав ему денег, зная, что «за все отвечает серебро» (Еккл 10, 19). И тем самым он откупился от издевательств, потому что потешник, получив дар, немедленно перебрался в другое место, где должен был проходить кардинал, и многократно прославлял его, говоря, что в курии не было кардинала лучше его и что, в сущности, он достоин папского престола. Михей говорит о таких, 3, 5: «А кто ничего не кладет им в рот, против того объявляют войну». Но говорится, Притч 29, 25: «Боязнь пред людьми ставит сеть; а надеющийся на Господа будет безопасен». Также Сенека говорит: «Пусть тебе обойдется так же дорого, если ты будешь хвалим недостойными, как и если ты будешь хвалим за недостойное»[1657]. Я также слышал разговоры о том, что, если бы папа Иннокентий IV пожил немного дольше, он бы лишил господина Октавиана сана кардинала, потому что тот был слишком привержен Империи и недостаточно преданно исполнял церковные обязанности. Сам же он, ведая, что не пользуется благосклонностью папы, и сознавая, что об этом уже открыто говорят многие в курии и в других местах, следующим образом показывал, что на него распространяется папская милость. Когда все кардиналы в какой-либо день спешили после аудиенции у папы выйти из консистории, чтобы разойтись по комнатам для гостей, господин /f. 370d/ Октавиан в комнате, а именно в каминной, находящейся непосредственно рядом с выходом от папы, разговаривал с каким-нибудь клириком до тех пор, пока не был уверен, что все кардиналы вышли, дабы те, кто был в дворцовом зале на аудиенции у папы, думали, что он вышел последним, – видимо, желая показать, что папа задержал его для личной беседы и для обсуждения с ним наедине серьезных дел, – и, таким образом, считали его главным кардиналом курии, способным добиться у папы многого по важным вопросам, и вследствие этого одаривали его как человека, который может успешно ходатайствовать за них перед папой.

Почти таким же находчивым был еще один человек, который пришел ко двору некоего великого короля и за много лет службы устроился так, что король позволял ему в любой день подходить к нему в час, когда он сидел на троне, то есть на королевском престоле, и весь дворец был полон людьми; таким образом, тот мог говорить королю что-либо лишь на ухо, что король ему охотно разрешал. Слова же его были такого рода: «Я пришел к вашему двору умным, а уйду глупым». А так как все, кто был во дворце, видели, что он так смело и почти бегом в любой день подходит к королю и что тот, видя, как он входит во дворец, всегда смеется и с веселым выражением лица подставляет ухо, чтобы выслушать его, то они заподозрили, что он пользуется большой благосклонностью короля и может творить чудеса, и делали ему многочисленные подарки, надеясь, что он может наилучшим образом им помочь в их делах у короля. Он же собирал все дары, которые ему подносили, отдельно, чтобы иметь их наготове на случай отъезда. /f. 371a/ Когда же он увидел, что уже набрал много добра, он решил окончательно уехать и, подойдя к королю, изменил обычные и привычные слова, сказав: «Я пришел к вашему двору глупым, а возвращусь умным. Оставайтесь с Богом, ибо я собираюсь уйти насовсем». Услышав это, король обнял его и сказал присутствовавшим: «Этот юноша прибыл к нам из дальних краев и много дней усердно служил при моем дворе, доставляя мне утешение, в то время как с вами я пребывал здесь в тоске. Поэтому мне кажется справедливым, если мы окажем ему некоторые благодеяния». Тогда все воскликнули: «Прекрасна речь короля[1658], и мы просим, чтобы его слова быстро исполнились». Король устроил большой пир и пригласил всех, и возвел его в рыцари, и подарил ему одежды и коней, и слуг, и сокровища, и велел его проводить с большой пышностью, чтобы он возвратился в дом свой с богатством и почетом, и миром. Об этом Господь говорит, Лк 16, 8: «И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде».

В то время как господин Октавиан был легатом в Ломбардии, в этой же провинции был также легатом господин Григорий да Монтелонго[1659]. Он был некогда одним из семи нотариев римской курии[1660] и уже давно был легатом в Ломбардии. Ведь когда Салингуерру лишили власти и господства в Ферраре[1661], он был там; и когда Парма была осаждена императором Фридрихом[1662], он был в этом городе легатом и всегда разбивал свою палатку напротив палатки императора. Ибо он был человеком «надменного сердца» и опытным в военном деле. У него была книга об умении и искусстве сражаться. Он знал, как построить войско и руководить сражениями. Он прекрасно умел притворяться и /f. 371b/ прятаться. Знал, когда нужно отдыхать, когда нападать на врагов, по слову Писания, Еккл 8, 5–7: «Сердце мудрого знает и время и устав; потому что для всякой вещи есть свое время и устав; а человеку великое зло оттого, что он не знает, что будет; и как это будет – кто скажет ему?» Но о божественной премудрости говорится, Прем 8, 8, что она «знает давнопрошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнает знамения и чудеса и последствия лет и времен». Не так у нас. Это касается и разумения, ибо говорится в Книге Иова, 37, 19: «Мы в этой тьме ничего не можем сообразить»; и у Апостола, Еф 4, 18: «Будучи помрачены в разуме»; отсюда такие слова Апостола, 2 Кор 3, 4–5: «Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога»; об этом, как мы читаем, сказал Богу Иосафат, царь Иудейский, когда он должен был завязать сражение с нападающими врагами, 2 Пар 20, 12: «И мы не знаем, что делать, но к Тебе очи наши!» Это касается и говорения, так как «все вещи – в труде: не может человек пересказать всего», Еккл 1, 8. Это касается и дела, ибо Господь сказал, Ин 15, 5: «Без Меня не можете делать ничего»; об этом и вышеприведенное: «И мы не знаем, что делать» и т. д. Также Апостол, Евр 5, 14: «Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла». Из таких и был Григорий да Монтелонго, который имел такой навык к сражениям, что мог определить, когда следует сражаться, а когда – воздержаться от сражения, по слову Писания, Еккл 3, 8: «Время войне, и время миру». Ибо, как говорит Мудрец в Притчах, 20, 18: «Предприятия получают твердость чрез совещание, и по совещании веди войну». Ведь так должна вестись /f. 371c/ битва с врагами, чтобы всегда надеяться на победу от Бога, Который является «прибежищем угнетенному, прибежищем во времена скорби» (Пс 9, 10). О чем в Притчах, 21, 31: «Коня приготовляют на день битвы, но победа – от Господа». Так и поступал Григорий да Монтелонго, так как он был и сведущ в военном деле, и надеялся и ожидал победу от Бога, и имел ее, когда он захватил Витторию[1663]. Поэтому к нему подходит то, что говорится в Притчах, 24, 5–6: «Человек мудрый силен, и человек разумный укрепляет силу свою. Поэтому с обдуманностью веди войну твою, и успех будет при множестве совещаний».