В эти дни пармский епископ господин Обиццо пригласил на обед пармского пророка по имени Асденти и подробно расспрашивал его о будущем. Тот сказал в присутствии многих слушателей, что за короткое время жители Реджо и Пармы претерпят много бедствий; и предсказал также смерть верховного понтифика папы Мартина IV, определив и точно указав время всех этих событий, чего я излагать не хочу; и что на смену папе Мартину должны прийти три верховных понтифика и поочередно умереть, и что один из них будет законным, а два будут избраны незаконно. И о расколе в Модене он сказал до того, как это произошло. И не иначе, как этот пророк имеет разум, просвещенный для понимания слов Мерлина, и Сивиллы, и аббата Иоахима, и всех, кто как-нибудь предсказывал будущее[2293]. А человек он любезный, смиренный и приветливый, и нет в нем ни тщеславия, ни суетного желания славы; и он ничего не говорит с уверенностью, но только так: «Так мне кажется», или: «Так я понимаю эти письмена». И когда кто-нибудь, читая ему, что-нибудь пропускает, он тотчас улавливает это и говорит: «Ты вводишь меня в заблуждение, ибо что-то ты опустил». И многие из разных частей света /f. 431b/ приходят к нему, чтобы вопросить его. И он точно предсказал пизанцам бедствие, за три месяца до него: ведь некий пизанец, чтобы вопросить его, нарочно пришел в Парму из Пизы уже после двух столкновений с генуэзцами. Ибо пизанцы и генуэзцы сходились в морском сражении трижды. Один раз в 1283 и дважды в 1284. И в первых двух столкновениях среди убитых и захваченных в плен насчитывают шесть тысяч пизанцев. В числе последних был заключен в генуэзскую тюрьму граф Фазио и многие другие, достойные упоминания. И когда еще происходило между ними жестокое сражение на море, некий генуэзец проник на какой-то пизанский корабль и нагрузил на себя множество серебряных пластин; и когда он захотел перепрыгнуть на свой корабль, то не достиг его, ибо оружие у него было из железа, да еще он был нагружен серебром, и упал он и ушел «в глубину, как камень» (Исх 15, 5), вместе с серебром и железом и, наверное, со множеством преступлений. Все это я слышал от лектора из Равенны, который был генуэзцем и недавно приходил из Генуи.

И обрати внимание на нечто удивительное и поразмысли над этим, ибо пизанцы были захвачены генуэзцами в то же самое время, и в том же месяце, и в тот же день, и в том самом месте, где они когда-то захватили прелатов во времена блаженной памяти папы Григория IX[2294], так что ты поймешь, что истину сказал Господь, Зах 2, 8: «Ибо касающийся вас касается зеницы ока Моего». И еще, Иов 24, 12: «В городе люди стонут, и душа убиваемых вопит, и Бог не воспрещает того». И Ис /f. 431c/ 47, 3: «Совершу мщение и не пощажу никого». Почему? Потому что «у Меня отмщение и воздаяние» (Втор 32, 35). «Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя!» (Пс 93, 1).

И заметь, что жители Пармы, из которых происхожу и я, имеют обыкновение говорить, что отмщение через 30 лет вполне своевременно. Истину они говорят. Явлено это на примере святого Брикция, на которого после 30 лет епископства было наложено наказание как отмщение за святого Мартина, которого он многократно унижал, но и сам после того многократно был унижен. Прочти житие святого Брикция[2295] и увидишь, так ли это, как я говорю.

Также в лето Господне 1284 пизанцы, видя все зло, причиненное им генуэзцами, и желая отомстить за обиду, построили на реке Арно множество кораблей, галер и морских судов и, образовав флот, постановили и предписали, чтобы никто в возрасте от 20 до 60 лет не уклонялся от участия в военных действиях. И разошлись они по всему генуэзскому побережью, разрушая, и сжигая, убивая, и грабя, и разоряя. И разошлись они по всей той области, что тянется от Генуи к Провансу, и прошли по всем приморским городам, а именно Ноли, Альбенге, Савоне и Вентимилье, желая отыскать генуэзцев, чтобы вступить с ними в сражение. Генуэзцы же издали указ, чтобы никто в возрасте от 18 до 70 лет не оставался дома, а вместе со своими согражданами отправлялся воевать; и таким образом они пошли по морю, желая отыскать пизанцев. Наконец они нашли друг друга между Капо-Корсо и Горгоной[2296] и, по обычаю ведущих морской бой, сразу пошли на абордаж. И началось там такое побоище между ними, что, казалось, даже небо сострадает и рыдает. И множество людей и с той и с другой /f. 431d/ стороны было убито, и много кораблей потоплено. И когда пизанцы уже чувствовали себя победителями, внезапно появилось множество генуэзских галер, и они обрушились на уже уставших пизанцев; и тем не менее обе стороны сражались ожесточенно. Наконец пизанцы, поняв, что генуэзцы берут верх, сдались им. Те прикончили раненых, а остальных заточили в тюрьму. И никто не мог похвастаться, что он лучше, потому что счастье не сопутствовало никому. И такой плач и рыдания были и в Генуе и в Пизе, какого никогда не слышали в этих двух городах «со дня сотворения» (Иез 28, 15) их вплоть до наших дней. Ибо кто без печали и великого плача может рассказывать и даже думать о том, как эти два прославленных города, из которых к нам, итальянцам, приходило столько всяческих благ, разрушили друг друга единственно из честолюбия, тщеславия и суетного искания славы, в которой они хотели превзойти друг друга, как будто моря не хватает всем плавающим по нему. Об этом обычно говорят:

Случилось же это в 13-й день августа месяца, в воскресенье[2298], в день святых мучеников Ипполита и Кассиана. Число пленных и убитых из обоих городов я привести не пожелал[2299], потому что сообщали об этом по-разному. Правда, архиепископ Пизанский в письме епископу Болонскому, своему родному брату[2300], назвал некое число, но я его тоже привести не захотел, потому что поджидал братьев-миноритов из Генуи и Пизы, ибо они точнее всех могут назвать мне это число. И заметь, что это гибельное сражение между генуэзцами и пизанцами было предузнано и предуказано задолго до того, как оно произошло. Ибо в деревне Сан-Руффино, в Пармском епископстве, женщины, отбеливавшие ночью полотно, видели две большие звезды, /f. 432a/ сражавшиеся друг с другом. И они много раз расходились, но снова и снова боролись, сталкиваясь друг с другом.

Также в вышеозначенном году, после сражения между пизанцами и генуэзцами, многие пизанские женщины, прекрасные дамы, знатные, богатые и влиятельные, собравшись вместе, один раз 30 женщин, а в другой раз – 40, ходили пешком из Пизы в Геную, чтобы разыскать и навестить своих, взятых в плен. Ибо у одной был там муж, у другой – сын или брат, или родственник; и Бог не «возбуждал к ним сострадание во всех, пленявших их» (Пс 105, 46). И когда вышеназванные женщины спрашивали у тюремных стражей о своих пленниках, отвечали им стражи: «Вчера умерли тридцать человек и сегодня сорок, и мы бросили их в море, и так мы каждый день поступаем с пизанцами». А когда эти дамы, слышали такое о милых их сердцу и не могли их отыскать, они, охваченные ужасом от безмерной тревоги, падали на землю и едва могли дышать от великого страха и сердечной боли. Когда же, малое время спустя, дыхание возвращалось к ним, они расцарапывали ногтями свои лица и вырывали волосы. И громким голосом рыдали они с великими воплями, «доколе не стало в них силы плакать» (1 Цар 30, 4). Исполнились тогда слова Писания, гласящие, 1 Мак 1, 26–27: «Изменилась красота женская. Всякий жених предавался плачу, и сидящая на брачном чертоге была в скорби». Ведь пизанцы умирали в тюрьмах от недоедания и голода, от недостатка и нищеты, от страха и печали, ибо «ненавидящие их, стали обладать ими. Враги их утесняли их, и они смирялись под рукою их» (Пс 105, 41–42), и /f. 432b/ не хоронили их «в гробе отцов своих» (1 Мак 2, 70), но лишены они были погребения. Когда же вышеназванные пизанские женщины вернулись домой, они нашли других мертвецов, тех, кого они оставили дома целыми и невредимыми.