Этот архиепископ Равеннский, господин Филипп, по желанию господина нашего папы Александра IV, поскольку вновь пошли слухи о татарах, собрал в Равенне, в Урсианской церкви, которая является архиепископской церковью, синод всех своих викарных епископов[1726], чтобы обсудить и решить с ними вопрос о благе христиан и о том, чтобы их церкви и пребенды были наготове для помощи христианскому миру против татар, если господин наш папа поручит это, и чтобы тем временем они молили Бога удалить от них и от христианского люда все варварские народы. В этом синоде участвовали пресвитеры и архипресвитеры, и каноники, и великое множество других клириков. Архиепископ послал гонцов также ко всем гвардианам ордена братьев-миноритов провинции Болоньи с сообщением, что они должны принять участие в этом синоде вместе со своими лекторами; и они также прибыли. Но брат Бонаграциа, который был министром[1727], пожелал, чтобы туда отправился только брат Альдевранд из города Фьеньяно, который прежде был министром в Болонье, а в то время – лектором в Модене (я даже сопровождал его до Феррары[1728] ), и с ним были брат Клар из Флоренции и брат Манфред из Тортоны, оба выдающиеся клирики /f. 378c/ и выдающиеся ученые. Брат же Бонаграциа, хотя и был министром, не хотел идти туда, но все свои полномочия передал брату Альдевранду.

Тогда собравшиеся клирики восстали против братьев-миноритов и проповедников, говоря, что те не проповедуют десятину, выслушивают исповеди, которые должны были бы выслушивать они, берутся за совершение погребений умерших и исполняют обязанность проповедничества, которую должны исполнять они, и что лишение всех этих четырех обязанностей отнимает у них возможность получать деньги.

Тогда поднялся господин Обиццо из церкви святого Виталия, епископ Пармский и племянник покойного господина нашего папы Иннокентия IV (вечная ему память), и наилучшим образом защитил братьев-миноритов и проповедников, говоря, что обвинения, выдвинутые против этих двух орденов, на которые ссылались клирики, представляют для них не помеху, а скорее помощь, дабы они более умело распоряжались тем, что у них есть. И многими доводами он прекрасно защитил братьев-миноритов и проповедников и опроверг клириков, так что стал им ненавистным и, как полагали, злейшим врагом. Архиепископ же, видя, что братья-минориты и проповедники из-за четырех упомянутых действий подвергаются многочисленным нападкам, тут же начал их защищать, говоря: «Жалкие и безумные, не для того я собрал вас, чтобы вы поднялись против этих двух орденов, которые даны Церкви Богом, вам в помощь и для блага христианского народа и всех, кто должен быть спасен, но собрал я вас, чтобы мы решили что-нибудь с татарами, как мне и другим митрополитам поручил господин наш папа»[1729]. Чувствуя, что они все еще не успокоились, он, разгневавшись, продолжил свою речь и сказал[1730]: «Жалкие и безумные, кому я доверю исповеди мирян, если их не будут выслушивать братья-минориты /f. 378d/ и проповедники? Вам я не могу с чистой совестью их поручить, так как, когда приходят к вам и просят исцеления, желая исповедаться, вы даете яд. Ибо вы водите женщин для исповеди за алтарь и там их познаете: об этом и говорить грешно и еще того хуже – делать. Поэтому Господь жалуется на вас через пророка Осию, 6, 10: "В доме Израиля Я вижу ужасное; там блудодеяние у Ефрема". Потому вы и досадуете, если братья-минориты и проповедники выслушивают исповеди, что не хотите, чтобы узнали о ваших дурных делах, о которых Господь сказал иудеям, Ин 3, 19–21: "Дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы, а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны". Также Апостол сказал ефесянам, Еф 5, 11–13: "Не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте. Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить. Все же обнаруживаемое делается явным от света, ибо все, делающееся явным, свет есть"». И добавил архиепископ: «Итак, могу ли я поручить присутствующему здесь пресвитеру Герарду выслушивать исповеди женщин, когда мне известно, что дом его полон сыновей и дочерей? Кому, как не ему, могут подойти слова пророка: "Сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей" (Пс 127, 3). И если бы пресвитер Герард был единственным и не имел товарищей в подобных трудах!» Когда архиепископ произнес все это, устыдились все, кто знал за собой вину в таких делах. И исполнилось то, о чем говорится в Писании, Еккл 7, 3: «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше»[1731].

В те дни[1732] я жил в Модене, и, уйдя из Модены, я направлялся в Болонью. И тут мне повстречались три архипресвитера, мои друзья и приятели, которые возвращались с вышеупомянутого синода. И /f. 379a/ один из них был архипресвитер Кампогалльяно, другой – родной брат брата Бонифация деи Гвиди, большой знаток канонического права, который был пресвитером Читтановы, третий – господин Уголин, архипресвитер Пьеве Треббьо, что в Альпах, где однажды я был вместе с ним. И я спросил их, по какому случаю был созван синод, с которого они возвращались, и о чем там говорилось, если позволено это разглашать. И они в ответ сказали мне: «Синод был созван из-за татар, и было решено, чтобы в случае необходимости мы, клирики, имеющие пребенды, оказали помощь Римской церкви ради общего блага христианского мира против злокозненности татар. И там многие из нас возмутились против братьев-миноритов и проповедников и жаловались на вас и вменяли вам в вину, что вы причиняете нам четыре вида зла, которые мы никак не можем терпеливо сносить. Но нас не слушали, и мы ни в чем не получили удовлетворения, а наш митрополит и епископ Пармский бранили и поносили нас, выступив в вашу защиту. Поэтому мы просим вас, чтобы вы пришли к нам, когда вам будет удобно и когда вы сможете, чтобы мы вместе поговорили об этих четырех вопросах и в споре и размышлении нашли истину, ибо, как говорит блаженный Григорий, "ничто не познается вполне, если его не разгрызет зуб диспута"»[1733]. Я сказал им в ответ: «Я охотно вас выслушаю».

Когда же мы встретились[1734], они сказали мне: «Мы сетуем на вас, на два ваши ордена, – и все клирики, имеющие пребенды, заодно с нами, – что вы нам доставляете четыре неудобства, которые мы рассматриваем как значительные. Первое касается десятин, о чем вы должны были бы часто упоминать в своих проповедях, чтобы миряне нам их исправно платили, особенно потому, что они должны бы это делать по божественному предписанию. Второе касается погребений, ибо вы хотите погребать наших мертвых, которые, пока были живы, /f. 379b/ были нашими прихожанами, и таким образом из-за этого наши церкви теряют много житейских благ. Третье – то, что вы, против нашей воли и к нашему огорчению, стремитесь, опередив нас, выслушивать исповеди наших прихожан. Четвертое и последнее – это то, что вы полностью отняли у нас обязанность проповедничества, так что народ нас вообще перестает слушать».