А жители Пармы, услышав обо всем этом, отправили к реджийцам восемь официальных посланцев, которые все «не раз и не два» (4 Цар 6, 10) были подеста в разных краях, и они от имени пармской коммуны просили реджийцев не совершать глупостей, подобных тем, что совершили моденцы, и не допускать разрушения своего города; и они пробыли в Реджо несколько дней, и я их видел и посещал, потому что жил тогда в реджийском монастыре. А посланцами этими были господин Маттео да Корреджо, господин Бонаккорсо да Монтеккьо, господин Роландо Путаджо, господин Роландо Адегери, господин Уголино Росси, господин Эджидиоло ди Марано и еще двое из пополанов, имена которых не приходят мне на память. Им в ответ реджийцы сказали, что пусть они заботятся о своем городе, о Парме, и пекутся о ее безопасности, а они сами вполне могут уберечь свой город Реджо от разрушения. Потому так сказали реджийцы, что и в Парме и в Реджо было некое тщеславие и взаимная ревность[2282], как если бы они говорили друг другу: «Врач! Исцели самого себя» (Лк 4, 23). Ибо в Реджо, кроме партии сторонников Империи, которая давно была изгнана вон из города и жила, блуждая и скитаясь, возникли две партии, отколовшиеся от партии сторонников Церкви, из которых одна называла себя Высшей, а другая считалась Низшей[2283]. /f. 430a/ В Высшей партии города Реджо главными и капитанами были господин Аццо де Манфреди, и господин Антонио де Роберти и его сын Томмазино, и господин Маттео да Фолиано, и господин Якопо Ротелья, и господин Гвидо да Триполи, и их приверженцы. А в Низшей партии главными были господин Роландино да Каносса, и господин Франческо да Фолиано и его брат, настоятель из Карпинети[2284], и господин Гвидо да Альбарето и его сын Аццолино и другой его сын господин Роланд, каносский аббат, и Скарабелло[2285], и Манфредино ди Гверчо, и господин Уго ди Коррадо со своим сыном Коррадино, и господин Якопино Панчери со своим сыном Томмазино, и господин Бартоломео Панчери со своим сыном Заккарией, и господин Гульельм деи Лупичини, аббат [монастыря] святого Проспера, заключивший мир с семьей Боярди и оставшийся в своем монастыре, и господин Гарсендонио деи Лупичини. Этот последний изменил своей партии, покинув ее, и прилепился к господину Маттео да Фолиано, и породнился с ним, получив его дочь и выдав ее замуж за своего сына Уголино[2286]. Также были там господин Гвидо деи Лупичини и многие другие со своими приверженцами.

А в Парме было такое разделение. Господин Обиццо, пармский епископ, был капитаном одной партии, куда входили его приверженцы. А господин Уго Росси, его двоюродный брат, потому что они были сыновьями двух сестер, и оба они были племянниками господина нашего папы Иннокентия IV[2287], входил в другую партию. Кроме того, вместе с господином Уго Росси были члены семьи да Корреджо и много других жителей Пармы, достойных упоминания. Здравомыслящие люди должны всей душой отвергать и презирать такие тщеславные и честолюбивые устремления, ибо Апостол говорит, 1 Кор 1, 10: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений».

И вот реджийцы, видя и сознавая, что они дали жителям Пармы в лице их посланцев невежливый ответ, ведомые раскаянием, но и не без давления необходимости, выбрали неких посланцев, отправили их в Парму и добились от ее жителей всего, о чем хотели просить; и заставили их поклясться спасением их души, что они будут выполнять все, о чем их просят, а именно: если какая-нибудь реджийская партия коварно изгонит другую, то они [пармские жители] всегда будут помогать несправедливо изгнанным, и многое другое, касающееся успешного сохранения мира. /f. 430b/ Посланцами же, которых реджийцы отправили в Парму, были поименно: господин Роландино да Каносса, господин Гвидо да Триполи и некий судья, господин Пьетро да Альбинеа, человек красноречивый, произносивший у них все речи. Они, находясь в своей гостинице в борго Санта-Кристина и услышав о пармском пророке Асденти[2288], послали за ним, желая посоветоваться с ним о своем положении. Его они попросили, ради спасения души его, не утаивать ни одного слова о будущем, которое Господь располагал сотворить. Он им ответил, что если бы они соблюли себя в мире до Рождества Христова, то избежали бы гнева Божия; в противном случае выпьют они «чашу ярости» Божией (Ис 51, 17), как уже выпили ее моденцы. Они ответили ему, что будут блюсти себя в мире наилучшим образом, ибо предполагали для сохранения мира и дружбы заключить взаимные брачные союзы. А он им сказал, что все это совершалось ими обманно и что под покровом мира скрывалась некая отрава. И вот реджийские посланцы вернулись, и отказались реджийцы от бракосочетаний, и больше занимаются изготовлением военного снаряжения, чем сохранением взаимного мира, так что исполняются на них слова Михаила Скота, сказанные в его стихах, предрекавших будущее: В Реджо раздор, и о нем мое недоброе слово[2289].

В эти дни города эти, а именно: Пьяченца, Парма, Кремона, Реджо, Модена, Болонья, Феррара, Брешия, – были соединены и связаны важным договором о дружбе и узами любви. Ибо все они были сторонниками Церкви. Сторонники же Империи уже давно были изгнаны из этих городов и скитались по свету без надежды на воз/f. 430c/вращение, которое зависело от сторонников Церкви. Только Мантуя была исключена из этого соглашения из-за господина Пинамонте, правившего в ней. Итак, вышеназванные города, услышав, какая беда случилась у моденцев, выбрали каждый официальных представителей и послали их в Реджо для проведения там переговоров об этом, чтобы любым возможным способом привести город Модену к миру; и хотя они трудились над этим много дней, никакого способа найти не смогли. И были там представители обеих моденских партий – внешней [партии изгнанников] и внутренней [городской партии]. Наконец представители решили, и предписали, и постановили следующее: ни одной из партий [Модены] не предоставлять ни совета, ни поддержки, ни помощи, ни благоприятствования; во-первых, потому, что ради собственного блага и сохранения мира они не хотели вступать с ними в соглашения; во-вторых, потому, что они не могли нанести обиду какой-либо партии моденцев, чтобы это не обидело их собственных граждан, потому что все они были из числа сторонников Церкви; и, наконец, для того, чтобы у Реджо и других городов не оставалось надежды получить у них помощь для своей партии, если бы они совершили подобное безрассудство. Тогда моденцы, видя, что они остались «в руке произволения» своего (Сир 15, 14) и покинуты всеми своими друзьями, в которых они были уверены, отправили гонцов во Флоренцию и в другие города Тосканы нанять солдат[2290] и собрать войско, пригодное для того, чтобы одна партия разогнала и сокрушила другую. Так обстоят дела сегодня, в восьмидневие от Рождества Пресвятой Девы [15 сентября]; конец их неведом; однако, «если будет жизнь спутником», мы сможем их увидеть.

Тогда же реджийцы отрешили от должности своего подеста, господина Тобию Рангони из Модены, и предоставили ему идти своей дорогой и возвратиться в свой город Модену, дав ему с почтением и достоинством его жалованье. Были три причины этого отрешения, а именно: он был новичком /f. 430d/ в управлении (ибо никогда прежде, кроме этого случая, он не был подеста) и жестоко и несправедливо восставал против некоторых людей, карая их и заковывая в цепи за малейшую провинность. А это не нравилось реджийцам. Об этом говорит Мудрец в Притчах, 28, 16: «Неразумный правитель много делает притеснений, а ненавидящий корысть продолжит дни». Второй причиной было то, что говорил он до того невнятно, что вызывал смех у слушателей, когда, например, желая сказать в совете: «Вы выслушали предложение», – говорил: «Вы выслушали приложение». Так и осмеивали его за то, что он не умел говорить. К тому же он был заикой. Однако большего осмеяния заслуживают те, кто таких, ничего не стоящих людей, выбирает в начальники. Это есть знак того, что подобное подобному радуется[2291] и что руководствуются личными привязанностями и не заботятся об общей пользе. Поэтому о таких говорит Мудрец в Притчах, 29, 8: «Люди развратные возмущают город, а мудрые утишают мятеж». Также о дурных правителях он говорит там же: «Когда господствует нечестивый, народ стенает» (Притч 29, 2). То же, Еккл 10, 5–6: «Есть зло, которое видел я под солнцем, это – как бы погрешность, происходящая от властелина: невежество поставляется на большой высоте, а богатые сидят низко». Третьей причиной было то, что он всеми силами старался произвести в Реджо раскол, чтобы привлечь реджийцев на сторону своей, внутригородской, партии в Модене. Взвесив все это, реджийцы отстранили его от власти и выслали его, предоставив возвращаться к своим. И исполнилось Писание, гласящее, Ис 32, 5–6: «Невежду уже не будут называть почтенным, /f. 431a/ и о коварном не скажут, что он честный. Ибо невежда говорит глупое, и сердце его помышляет о беззаконном, чтобы действовать лицемерно». После этого реджийцы выбрали на должность подеста своего капитана[2292], увеличив ему жалованье, потому что он – человек разумный и ревностный, и думается, что его благими делами и добросовестностью спасен город Реджо. К нему можно отнести то, что говорит Исаия, 32, 8: «А честный и мыслит о честном и твердо стоит во всем, что честно». Родом он был из Читта-ди-Кастелло.