В том же году, то есть в 1285, люди из Сассуоло захватили вышедших из Модены женщин, направлявшихся собирать виноград, и отвели их в Сассуоло и посадили в темницу. Это случилось во вторник, в четвертый день от начала сентября. Однако вскоре их отпустили, ибо оставшиеся в своем городе моденцы захватили, в свою очередь, женщин из Сассуоло.

В этом же году, в 21-й день сентября месяца, в день святого апостола Матфея, моденцы из числа «внутренних», что были в Рубьере, захватили 24 человека из Сассуоло. А схвачены они были в местечке Кортичелла, в полутора милях от замка Рубьеры. Среди взятых в плен главным был господин Буригардо. Он был предводителем конницы моденцев из Сассуоло, и доблестным рыцарем и опытным в бою[2481]. Родом он был из Гапа, небольшого городка в Провансе. Ему-то и принадлежал совет захватить женщин и заключить их в темницу. В том же месяце схватили и его самого и доставили в темницу в Модену.

Другой важной особой из схваченных был граф Лезнардо из Кремы. Все другие были уроженцами Франции, за исключением одного моденца. И заметь, что, как /f. 454d/ признались впоследствии «внутренние» моденцы, если бы господин Буригардо в самом начале, когда пришел на помощь людям из Сассуоло, подступил к Модене, они были готовы покинуть город и обратиться в бегство, такой великий «страх напал на» них (Лк 1, 12).

Господь, однако, распорядился и устроил лучше, ибо в седьмой день от начала октября, в воскресенье, в восьмидневие после дня блаженного Франциска, было достигнуто путем взаимных уступок соглашение, по которому должно было произойти замирение моденцев из Сассуоло с теми, кто находился в самой Модене.

И стали господин Гвидо да Корреджо и его брат господин Маттео главными лицами в деле достижения и устройства этого мира. Господин Мастино ди Сан-Витале из Пармы также немало сделал для водворения мира среди моденцев. Брат Петр из Коллеккьо, что в окрестностях Пармы, из ордена братьев-миноритов, лектор в моденском монастыре, также добросовестно над этим потрудился: он ходил в Парму к вышеупомянутым господам, затем от них – в Сассуоло и Модену, чтобы донести слова одних до других, словно был гонцом или посредником. И в самом деле, как жители, оставшиеся в Модене, так и те из них, что укрылись в Сассуоло, желали любым способом замириться. Ведь обе стороны были ослаблены нуждой и нищетой и отягощены большими долгами. Их казна опустела и истощилась из-за того, что они должны были платить жалованье тосканцам, французам, жителям Романьи и многих других мест. Я сам, брат Салимбене из Пармы, из ордена братьев-миноритов, был в то время товарищем брата Петра из /f. 455a/ Коллеккьо и ходил вместе с ним в Сассуоло к господину Манфредино просить как его самого, так и других предводителей «внешних» моденцев, чтобы, насколько это зависит от них, они не отвергали мира, по слову Апостола, Рим 12, 18: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». Отвечали они мне любезно и благосклонно, что решительно хотят жить в мире со своими согражданами и готовы повиноваться тем, кто взял на себя хлопоты по заключению мира, сколь бы тяжким это им ни представлялись и ни было бы на самом деле. Я в те дни отправился в Карпи, дабы провести там день блаженного Франциска. Когда же я туда добрался, то повстречал в приходской церкви гонцов – секретарей маркиза д’Эсте; и в тот же час явились из Пармы господа Гвидо да Корреджо и брат его Маттео. И они сразу устроили совещание для обсуждения мирного договора. А поскольку «предприятия получают твердость чрез совещание» (Притч 20, 18), они еще раз встретились ночью и приняли твердое решение, о котором никто из жителей Карпи не знал, за исключением приходского архипресвитера. Когда занялся день, гонцы маркиза отправились в Феррару, а господин Гвидо и господин Маттео – в Модену, и начали переговоры о мире. Через несколько дней вышеупомянутые братья прибыли в Парму и принялись уговаривать и подеста, и капитана, и весь городской совет, дабы те согласились участвовать в замирении моденцев, потому что они [братья да Корреджо] хотели заключить мир с их позволения. Это пришлось по нраву и подеста, и капитану, и всему большому совету; и пармцы дали в долг господину Гвидо тысячу либр, а господин Маттео /f. 455b/ столько же получил от жителей Реджо, чтобы расплатиться с наемниками, которых держали в Модене, и распустить их по домам, дабы затем с большим спокойствием вести переговоры о мире. И длились эти переговоры не один день. И были они совсем не простыми.

Господина Буригардо, которого моденцы держали в оковах, и графа Лезнардо, и некоторых других отправили в Реджо, где те пробыли в оковах во дворце коммуны 15 дней. Позже явился за господином Буригардо господин Гвидо да Корреджо и доставил его в Корреджо, что в Реджийском епископстве, и оказал там ему почетный прием. Потом он доставил его в Кастельново, что в Пармском епископстве, где были владения как его самого, так и брата его, господина Маттео да Корреджо. Там он тоже воздал своему гостю почести великие, устроив в его честь пир и потчуя его изысканными яствами. И молвил господин Буригардо господину Гвидо: «Даже "если я сам отдам себя в рабство тебе, я не буду достоин попечения твоего" (Тов 9, 2)»[2482]. И добавил: «Освободили вы меня из моденской темницы, господин Гвидо, избавили "меня от руки врагов моих и от гонителей моих" (Пс 30, 16), которые "умышляют исторгнуть душу мою" (Пс 30, 14). Поэтому всякий раз, когда "случится война" (Исх 1,10) против вас, где бы вы ни находились, пока я жив, вы всегда найдете во мне вашего слугу и помощника». Тут поблагодарил его господин Гвидо и отпустил с миром, и даже проводил его на приличествующее расстояние. И направился тот в Сассуоло, и приняли и встретили его там моденские изгнанники с воодушевлением и /f. 455c/ великими почестями, словно узрели ангела Божия.

И заметь, что господин Буригардо был хорошим христианином! Был он настолько предан Богу, что постоянно держал при своем дворе собственного капеллана, как я видел своими глазами, и тот всякий день служил для него мессу и совершал божественные обряды. Когда он был в Реджо, то прислал братьям-миноритам большой двусвечный канделябр, дабы освещать и достойным образом представлять Тело Господне, когда Его подымают вверх и являют народу во время богослужения.

Когда господин Буригардо вернулся в Сассуоло, была потеряна надежда на достижение мира, и люди из Сассуоло принялись укреплять свой замок. А господин Маттео да Корреджо много слов сказал на совете в Модене в пользу людей из Сассуоло, и произнес блестящую речь, приведя доводы в пользу изгнанников; и объявил, что сильно он разгневался на моденцев из-за того, что они не желали мириться со своими согражданами из Сассуоло и потому еще, что оба брата начиная с дня блаженного Франциска и до дня святой Лючии [с 4 октября до 13 декабря] занимались лично переговорами о заключении вышеупомянутого мира. Сверх того моденцы избрали господина Гвидо своим подеста на следующий год, и он повелел снести все замки и укрепления в Моденском епископстве, что было условием заключения мира. Итак, господин Маттео в страшном гневе из-за вышеупомянутых причин покинул моденцев со словами, что он отправляется жить к людям из Сассуоло, ибо они даже ради собственного блага не желали ему внимать. Брат его, господин Гвидо, поступил так же, сказав, что отныне он будет заодно с пармским епископом господином Обиццо, державшим сторону тех, что были в Сассуоло, и что он всю /f. 455d/ жизнь посвятит борьбе с жителями Модены до тех пор, пока в их городе не воцарится мир. И вспомнились мне Моисей и Аарон, о которых говорится, что вышли они от фараона с гневом, Исх 11, 8. Поразмыслив, моденцы осознали, какой вред они себе причинили, ибо засеяли они поля по всему епископству и понастроили жилищ, но как можно было надеяться пожать плоды, если война продолжится? И послали они сообщить, что все они хотят мира со своими согражданами. Сбылись таким образом слова, Еккл 7, 3: «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше». Так обстоят дела сегодня, в приближении Рождества Христова. Конец их неведом.