И в том же году, в мае месяце, епископ Реджийский господин Гульельм да Фолиано продал братьям-миноритам из города Реджо для устроения обители императорский дворец, которым владел его предшественник господин Николай, получивший его в дар от императора с сохранением права пребывания там[2000]; и они купили его и заплатили денариями, полученными от сестер ордена святой Клары, которым они продали свою прежнюю обитель. Это произошло при господине нашем папе Александре IV. А так как братья-минориты купили вышеназванный дворец с сохранением права пребывания там императора, то по прошествии времени они сказали господину Рудольфу, избранному императором[2001] во воле папы Григория X, что они владеют его дворцом и живут в нем в городе Реджо, и хотят жить там, если на то будет и его воля. И он ответил, что он весьма рад иметь там таких насельников, и щедро даровал братьям-миноритам все права, сколько их у него там было. И об этом он прислал им два письма[2002], подтвержденных силой, то есть крепостью, его печати, обещая, что если он преуспеет в деле овладения императорской властью, то он еще действеннее подтвердит свое дарение. А так как вышеназванная обитель была тесной, братья-минориты купили еще земли и несколько домов[2003] рядом с ней. /f. 403c/

В лето Господне 1257, в XV индикцион, реджийской коммуной был осажден и захвачен силой замок Адриано, то есть Кастелларано, и много людей было взято в плен и убито; жестокой казни подверглись находившиеся в названном замке люди из Фриньяно и из Реджийского епископства.

В лето Господне 1258, в I индикцион, реджийским подеста стал господин Лодеринго дельи Андало, гражданин Болоньи. И в то же время и в тот же год секстарий пшеницы продавали за пять с половиной имперских солидов, и за шесть, и за семь, и за восемь, и за девять, и за десять, тайком же и частным образом даже за двенадцать имперских солидов.

В лето Господне 1259, во II индикцион, жители Кремоны, Мантуи и Феррары и маркиз д’Эсте по имени Аццо, и граф ди Сан-Бонифачо поклялись все вместе одновременно начать войну против господина Эццелино да Романо. И в том же году названный господин Эццелино во главе большого войска сошелся с кремонцами на берегу реки Адды, и там названный Эццелино был наголову разбит кремонцами, и захвачен в плен, и ранен, и умер, и был похоронен в замке Сончино, а этот замок принадлежит кремонцам. Однако, прежде чем умереть, он много дней пролежал в этом замке, обессилев от ран, душевной скорби и бедственного положения. Похоронили его возле дворца этого замка. Думаю, что у диавола во всем мире не было существа, столь подобного ему в злобе и жестокости с тех пор, как стоит мир. Он был братом Альберико. Оба они были сущими демонами. Но о них мы достаточно сказали выше[2004].

В вышеназванном году Палеолог, император греков, в ожесточенном сражении захватил, вернее, вновь обрел Константинополь, /f. 403d/ ранее завоеванный французами и венецианцами[2005].

И в том же году в италийской Тоскане произошло событие, имевшее достойный сожаления исход для жителей Флоренции и Лукки. Ибо когда они, положившись на свою многочисленность и силу, вошли в контадо сиенцев, а сиенцы, опираясь на помощь господина Манфреда, тогдашнего короля Сицилии, вышли им навстречу для сражения, то флорентийцы и лукканцы были коварно преданы своими. Ибо в начале сражения те, что были среди флорентийцев первыми и лучшими, став на сторону врагов, вместе с сиенцами напали на своих, и те были в огромном количестве уничтожены. Говорят даже, что флорентийцы и лукканцы потеряли тогда убитыми и пленными более шести тысяч человек[2006].

В вышеназванном году я жил в Борго Сан-Доннино[2007] и сочинил и написал вторую «Книгу досад», наподобие книги Патеккьо[2008]. В этом году был также в Италии величайший мор среди женщин и мужчин, так что на вечерней службе у нас в церкви бывало по два покойника. И началось это проклятие на Страстной неделе, так что в Вербное воскресенье во всей провинции города Болоньи братья-минориты не могли отправлять службу, до того они были поражены каким-то ознобом; и болезнь эта продолжалась долгие месяцы. Тогда скончался господин Рубино ди Соранья, дядя Уберто Паллавичини и брат Маркезополо, которого я исповедовал[2009]. Также от этой заразы в Борго Сан-Доннино умерло триста человек и того более, и в Милане много тысяч, и во Флоренции равным образом много тысяч; и не звонили в колокола, чтобы не пугать больных. /f. 404a/

В лето Господне 1260, в III индикцион, по всему миру прошли бичующиеся, и все люди, как малые, так и великие, как знатные рыцари, так и простолюдины, обнажившись и бичуя себя, проходили по городам в процессиях, возглавляемых епископами и монахами. И заключались мирные договоры, и люди возвращали похищенное и исповедовались в грехах своих, так что у священников едва хватало времени для еды; и в устах их звучал «голос Бога, а не человека» (Деян 12, 22), и был «глас» их, «как голос множества людей» (Дан 10, 6); и шествовали люди ради спасения. И слагали они хвалебные гимны в честь Бога и Блаженной Девы и во время шествия распевали их, бичуя себя. И в понедельник, в день Всех Святых [1 ноября] пришли в Реджо все люди из Модены, как малые, так и великие, и все из моденского контадо, и подеста, и епископ, со знаменами всех сообществ, и бичевали они себя по всему городу, и большая их часть отправилась в Парму; и было это во вторник, после дня Всех Святых. И на следующий день все реджийцы сделали знамена своих кварталов и совершили шествие вокруг города; и реджийский подеста, господин Убертино Рубаконти да Манделло, гражданин Милана, также пришел, бичуя себя. И в начале этого благочестивого подвижничества люди из Сассуоло увели меня с разрешения гвардиана из обители братьев-миноритов в Модене, где я тогда жил, и привели в Сассуоло, потому что /f. 404b/ любили меня от всей души, как мужчины, так и женщины; потом они привели меня в Реджо, потом в Парму. И когда мы были в Парме, там как раз было это подвижничество. Ибо прилетало оно, «как орел, бросающийся» на пищу (Авв 1, 8), и продолжалось по многу дней в каждом городе; и не было никого, столь воздержного или престарелого, кто не бичевал бы себя с охотой. А если кто не бичевал себя, того считали хуже диавола, и все показывали на него пальцем, как на человека, отмеченного диаволом и приверженного ему. И, что самое поразительное, через короткое время случалось с ним какое-нибудь несчастье – или смерть, или тяжелая болезнь.

Один только Паллавичини, бывший тогда правителем Кремоны, избежал вместе со своими кремонцами этого благословенного и благочестивого движения, ибо, как говорит сын Сирахов, 10, 2: «Каков начальствующий над городом, таковы и все живущие в нем». И он приказал поставить на берегу реки По виселицы, чтобы те, кто придет к ним с этим самобичеванием, погибли в петле[2010]. Ибо он возлюбил временную выгоду больше, чем спасение души, и мирскую славу больше, чем славу Божию. И тем не менее множество отважных юношей из Пармы всей душой стремились пойти туда, искренно желая во имя отпущения своих грехов умереть ради католической веры и во славу Божию. А я был тогда в Парме и находился рядом с пармским подеста, который был из Пистои. И подеста сказал: «Сердце у этого человека ослеплено, и порочен он, и не знает того, что от Бога. Поэтому не дадим ему случая совершить злодеяние, ибо, если он не хочет "благословения, – оно и удалится от него" (Пс 108, 17)». И сказал он: «Не кажется ли вам, братья мои, хорошим то, что я говорю?» Тогда /f. 404c/ я сказал в ответ: «Мудро и хорошо вы сказали, господин, ибо "как напротив зла – добро, и напротив смерти – жизнь, так напротив благочестивого – грешник" (Сир 33, 14). Ибо как "число глупых бесконечно" (Еккл 1, 15)[2011], так "множество мудрых – спасение миру" (Прем 6, 26)». Тогда подеста разослал по всему городу Парме глашатаев, или герольдов, с предписанием, запрещающим под страхом тягчайшего наказания любому жителю Пармы переправляться через По. Тем это и кончилось.