В генуэзском монастыре, когда я прибыл туда, также находился брат Фаддей из Рима, который ранее был каноником церкви святого Петра в Риме. Он был «престарелый и насыщенный [жизнью]» (Быт 25, 8), братья считали его святым. То же можно было сказать и о брате Марции из Милана, который был ранее министром. То же – о брате Ансельме Рабуине из города Асти. Он в прошлом был министром провинции Терра ди Лаворо и провинции Тревизская марка и долго пребывал в неаполитанском монастыре одновременно с братом Иоанном Пармским[1309]; и на лионском капитуле[1310] он добивался, чтобы брат Иоанн Пармский был поставлен генеральным министром, уговаривая братьев, и Бог исполнил его желание. Также брат Бертолин, кустод генуэзского монастыря, который впоследствии стал министром; и брат /f. 341c/ Пентекост, святой человек; и брат Матфей из Кремоны, скромный и святой человек. Все они вели себя с нами учтиво, обходительно и любезно. Гвардиан[1311] же дал мне две новые рясы, одну нижнюю и одну верхнюю. Так же он поступил и по отношению к моему товарищу. А министр, брат Намтельм, который ранее был лектором и был из Милана, святой человек и преданный Богу, сказал, что сделает для меня все, какого бы утешения и какой бы милости я ни захотел получить, и назначил мне товарищем брата Гульельма из Пьемонта, достойного человека, образованного и доброго, чтобы тот научил меня служить мессу и исполнять песнопения. Все они ушли из этого мира к Отцу нашему. «Которых имена – в книге жизни» (Флп 4, 3), поскольку они закончили свою жизнь достойно и похвально. Я никогда не видел человека, который бы так походил на брата Виталиса, министра Болоньи, как брат Намтельм, генуэзский министр, и внешне, и внутренне, нравом и вообще всем. Он был в большой милости у брата Иоанна Пармского.

В 1248 году был в городе Генуе некий епископ с Корсики, который был «черным» монахом[1312] из ордена святого Бенедикта, и отец его был из Пьяченцы, а мать – из Пармы, из семьи ди Скарпи. Король Энцо или его отец Фридрих, бывший император, из вражды к Церкви велели изгнать его с Корсики, которая находится вблизи Сардинии; он проживал в Генуе и занимался перепиской текстов, чтобы заработать себе на пропитание; и ежедневно он ходил к мессе братьев-миноритов, а затем слушал брата Стефана Англичанина, преподававшего в школах. Кстати, император Фридрих дал Энцо, или Генриху, своему незаконнорожденному сыну, в жены какую-то /f. 341d/ женщину с Сардинии, которая звалась Домичелла.

Итак, вышеупомянутый епископ сделал меня священником в церкви святого Гонората[1313], которая находится в обители братьев-миноритов в Генуе, но в то время не была монастырской, более того, ее захватил некий священник, не имевший отношения к обители, и он не имел паствы; и когда братья возвращались от утрени, чтобы отдохнуть в кельях, этот доброхот не давал им отдыхать своими колоколами, и так он поступал каждую ночь. Тогда измученные братья из генуэзского монастыря обратились с просьбой к папе Александру IV, чтобы он отдал эту церковь им. А папа Александр канонизировал святую Клару[1314], и в час, когда папа служил первую мессу по святой Кларе, священник, сотворив молитву, подошел к нему и сказал: «Ради любви к святой Кларе прошу вас, отче, не отбирать у меня церковь святого Гонората». Папа же, завершив службу, сказал на своем родном наречии: «Ради любви к святой Кларе хочу, чтобы церковью владели братья-минориты». И восклицал это много раз, так что казался впавшим в безумие, многократно повторяя эти слова. Священник же, услышав такое, застонал и отвернулся от него, поступив, как учит сын Сирахов, 8, 1: «Не ссорься с человеком сильным, чтобы когда-нибудь не впасть в его руки».

Также в то время, когда я жил в Генуе[1315], был там некий архиепископ[1316], тщедушный и очень старый, и жадный, и о нем даже шла дурная молва, что он, по-видимому, не был истинным католиком в полном смысле слова[1317]. Как-то он собрал в своем дворце монахов и клириков, как бы желая устроить некий синод: на самом деле он желал послушать брата Стефана Англичанина из ордена миноритов, потому что слышал, что тот был выдающимся проповедником и известным клириком. Я тоже там был и то, о чем /f. 342a/ рассказываю, лично слышал. Сначала он сам произнес проповедь. После этого он никому не позволил говорить, кроме брата Стефана, чью проповедь он всячески хвалил. Он хвалил брата Стефана за знание и за святую, честную и достойную жизнь, сказав, что, подлинный клирик, он много сделал для славы Генуи, прибыв из Англии в Италию, и что если бы сам он был молодым, охотно бы учился у него в школе, когда бы мог. После этого он похвалил епископа Корсики, сказав, что это человек, преданный вере, святой и честный, и как хорошо он умеет читать, писать, разъяснять, петь, и как преисполнен он всяческих достоинств; беда лишь в том, что он чересчур беден, потому что император изгнал его из его епископства. И он попросил, чтобы все приняли его и благодетельствовали ему. И были такие, которые говорили, что архиепископ тем самым порицает самого себя, так как это он должен был благодетельствовать нуждающемуся епископу и держать его при себе в своей курии. И он имел бы за это заслуженный почет. Но сказал Сенека: «Старческая жадность подобна чудовищу. Что может быть глупее, чем копить деньги на дорогу, когда путь близится к концу?»[1318]. Подобным же образом сказал Марциал Цек:

Следовательно, богатый архиепископ должен был держать при себе бедного епископа и сказать вместе с Иаковом, Быт 32, 26: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня». Но его жадность и духовное убожество не позволили. Я слышал, что после моего отбытия из Генуи он был убит[1320]. Верно говорит Мудрец, Притч 28, 27: «Дающий нищему не обеднеет». И то же, Притч 11, 4: «Не поможет богатство в день гнева, /f. 342b/ правда же спасет от смерти».

Епископ Феррары[1321] был схож с ним скаредностью и духовным убожеством; когда в Феррару прибыл из заморских краев патриарх Иерусалимский[1322], собиравшийся по своим делам в римскую курию, и попросил епископа принять его у себя на одну ночь, тот отказал ему в гостеприимстве. А направлявшийся в курию по прошествии некоторого времени стал папой[1323]. Это был Урбан IV, родом из Труа. Он написал епископу Феррары следующее: «Знай, что я – папа и за твою скаредность и духовное убожество могу воздать тебе по заслугам, так как ты не хотел оказать мне гостеприимство, в то время как Апостол говорит, что "епископ должен быть ... страннолюбив", 1 Тим 3, 2. То же он говорит Титу, Тит 1, 7– 8. Также Рим 15, 7: "Принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию". Также 3 Ин 8: "Итак мы должны принимать таковых, чтобы сделаться споспешниками истине". Также 1 Пет 4, 9: "Будьте страннолюбивы друг ко другу без ропота"». Известно, что папа не сделал епископу ничего плохого. Однако епископ всю свою жизнь[1324] пребывал в страхе; и это было великим отмщением, «потому что в страхе есть мучение», как говорится в 1 Ин 4, 18. Таково было отмщение Иосифа своим братьям, о чем говорится в Книге Бытия во многих местах, и особенно после смерти их отца, в последней главе (Быт 50, 15 и сл.). Вышеупомянутый епископ происходил из Брешии, он был медиком, то есть врачом, а впоследствии стал епископом Пьяченцы[1325]; затем он вошел в курию и удостоился епископства Феррары[1326]. В Пьяченце он имел при себе двух братьев-миноритов, которые влачили полуголодное существование из-за его скаредности.