В эти дни провели в Ферраре /f. 491a/ провинциальный капитул провинции Болоньи. В этом капитуле принимал участие генеральный министр брат Матфей из Акваспарты. А провинциальным министром Болоньи в то время был брат Варфоломей из Болоньи, выдающийся магистр, имевший свою кафедру. И маркиз д’Эсте, дабы этот капитул был проведен с честью, пошел на большие расходы и сам участвовал в трапезах.

А маркиза, его супруга, была больна и закончила свой жизненный путь. Присутствовавшие на капитуле братья с почестями похоронили ее в своей обители, как она сама того премного желала. Да покоится душа ее с миром по милости Господней, ибо много она сделала добра ордену братьев-миноритов как при жизни своей, так и своей кончиной.

Также в вышеупомянутом году, в восьмидневие после Рождества блаженной Девы Марии, в четверг, в 10-й день сентября, в Парме скончался господин Савино делла Toppe из Милана. Его погребли в пармской обители братьев-миноритов, там, где хоронят и самих братьев. Похороны его были весьма скромными, как он того и желал. Был он зятем графа ди Сан-Бонифачо из Вероны, ибо был женат на его дочери. Был Савино очень богат. Он всегда был предан братьям-миноритам и [перед смертью] исповедался им. Он составил подробное и хорошее завещание, много роздал нищим Христовым ради спасения души своей, и особенно братьям-миноритам и проповедникам; не забыл он и прочих монахов, как из Милана, так и из других краев. Но позже господин Гвидо да Корреджо уничтожил его завещание, подчистив и изменив его. Да вычеркнет Господь его душу из книги жизни, если он не восстановит то, что обманом и по злому умыслу отнял /f. 491b/ у нищих Христовых, ибо он надругался над душой доброго мужа, составившего прекрасное и душеспасительное завещание. А этот Гвидо да Корреджо, пармский гражданин, не имел никакого отношения к упомянутому Савино, и с точки зрения родства был ему совершенно чужим, и к тому же его неприятелем. А поскольку Господь говорит, что «унижающий себя возвысится» (Лк 18, 14), и поскольку господин Савино, пожелав такие скромные похороны, смирился «духом с кроткими» (Притч 16, 19), то его погребли возле ворот церкви братьев-миноритов, в атрии, в превосходной и прекрасной усыпальнице. Да покоится душа его с миром по милости Господней!

В том же году в сентябре месяце жители Пармы начали строить каменный мост, называемый мостом Салариев, через реку Парму до дороги, ведущей к церкви святой Цецилии. Также начали сооружать ворота в борго Сант'Эджидио, через которые ходят к обители святого Лазаря и которые находятся на большаке, а также ворота в Прато Сант'Эрколано[2647], через которые ходят в борго, называемый Болонским. И чтобы лучше задерживать воду во рву, построили плотину, перекрывшую ров в верхней части, возле канала и мельницы.

В эти же дни в Парме произошел величайший раздор между епископом, господином Обиццо ди Сан-Витале, и господином Гвидо да Корреджо. Дело в том, что оба они в то время были капитанами партий города Пармы, хотя ни один из них не был ни назначен, ни избран жителями; они сами присвоили себе власть, и каждый считал, что, охраняя город, действует разумно. И люди в то время, говоря о них, восхваляли или поносили их, в зависимости от отношения к каждому из них. Но блаженный Августин говорит, что не следует /f. 491c/ заботиться о суде людском, и приводит довод, что ни несправедливость не может причинить вреда, ни ложная похвала – возвеличить[2648].

В вышеупомянутом году, накануне дня святого Иоанна Крестителя [23 июня], люди из войска покойного короля Педро Арагонского потопили в море выше Неаполя множество французских кораблей. А многим из войска короля Карла, оставшимся в живых, выкололи глаза, и были среди них и простолюдины, то есть пополаны, и рыцари, и нобили, и бароны. Что было заслуженно и справедливо...

И в самом деле [французы][2649] весьма высокомерны и [очень глу]пы, и люди они весьма [плохие и про]клятые. Они презирают все [наро]ды [мира], в особенности англичан [и ломбардцев]. А к ломбардцам они относят всех итальянцев и вообще всех живущих по эту сторону Альп. Но воистину французы и сами достойны презрения, и все их презирают. К ним вполне может подойти то, что говорят о пройдохах:

Действительно, когда французы хорошенько выпьют, они считают, что в состоянии победить и перевернуть весь мир одним ударом. Но они заблуждаются, ибо Ахав, царь Израильский, сказал Венададу, царю Сирийскому, хваставшемуся, что «праха Самарийского» не «достанет по горсти для всех людей, идущих» за ним (3 Цар 20, 10). ... Ца[рь Израильский] послал к нему сказать: «Передайте [ему]: "Пусть не хвалится подпоясывающийся, [как] распоясывающийся" (3 Цар 20, 11)». Так оно и случилось. Венадад, [царь] Сирийский, [собрал] для осады Сама[рии] 32 царя. А Ахав, царь Израильский, [одержал] над ними победу, имея [всего] 200 слуг областных начальников. Повторяю, французы весьма высокомерны, и они притесняли жителей королевства, и тосканцев, и ломбардцев, живших в королевстве Апулии. Они отбирали у них припасы даром, то есть ничего за них не платя; ... зер[но, вино, молоко], рыбу /f. 491d/ и мясо, каплунов, гусей и кур, словом, все то, что относится к пище. И не только не платили им за купленные у них товары, но еще и наносили им побои и тяжелые раны. Взять хотя бы такой пример: у одного пармца, жившего там, была очень красивая жена, и, когда она потребовала деньги за гусей, проданных некоему французу, тот не только отказался заплатить цену, о которой они сго[ворились], но еще нанес ей увечье, тя[жело] ее ранив, причем удар был такой силы, что второго удара не потребовалось. А он к тому же спросил, не хочется ли ей получить еще один такой удар. Улышал об этом ее муж и сильно [разбуше]вался; и неудивительно: ведь до этого его жена была миловидной и [статной], а после этого [уда]ра она на всю жизнь осталась [кривобокой].

Итак, господство французов всегда отличалось высокомерием и жестокостью. [И] посему их власть заслуживает [того, чтобы] сойти на нет, и она [повсеместно] ослабла. О подобной власти говорит Господь, Ис 52, 5: «Властители их неистовствуют, говорит [Господь], и постоянно, всякий день имя Мое бесславится».

Также в вышеупомянутом году в Тунисе скончался король сарацинский, и из [ненависти] к королю Карлу они избрали себе королем сы[на] покойного Педро Араго[нского]. Он согласился и [при]нял их государство. [А был] этот король арагонский сыном дочери Манфреда, принца Апулии, сына покойного Фридриха, низложенного императора[2650].

И в том же году старые приверженцы императора Фридриха II, сознавая, что они не [могут] занять и захватить силой реджийский замок Реджоло и город Модену[2651]...