Вот товарищи, которых имел брат Иоанн Пармский, когда он был генеральным министром.

Первый – брат Марк из Монтефельтро, честный и святой человек, который прожил долгую жизнь. И был он товарищем брата Кресценция[1260], и брата Иоанна Пармского, и брата Бонавентуры[1261]. /f. 338c/ Он был из Модильяны, покоится в Урбино, славен чудесами. Модильяна – это замок в Масса ди Сан Пьетро. Урбино же – это город в горах, через который лежит путь к другому городу, называемому Кальи[1262]. А тот – ключ к провинции Анконская марка, через которую лежит путь в Ассизи, в долину Сполето, к блаженному Франциску. Брат Марк был провинциальным министром в Анконской марке[1263] и проявил там себя наилучшим образом. Он был также хорошим сочинителем, писал легко и понятно, и за труд, который он взял на себя, будучи товарищем генеральных министров и составителем их писем, он заслуженно был удостоен на каком-то генеральном капитуле того, чтобы каждый священник ордена после его кончины отслужил мессу за упокой его души[1264]. Умер же он в лето Господне 1284. Он был моим близким другом. И он так любил генерального министра брата Бонавентуру, что после его смерти[1265], когда вспоминал о его великой учености и обо всех присущих ему достоинствах, то в некоем умилении разражался слезами, подобно тому, как это было с блаженным Петром при воспоминании о Христе. И когда брат Бонавентура, генеральный министр, должен был проповедовать клиру, брат Марк приходил к нему и говорил: «Ты будто поденщик, и в прошлый раз, произнося проповедь, ты не ведал, что говоришь. Так я надеюсь, сейчас ты будешь говорить, как следует». Брат Марк говорил это для того, чтобы заставить его говорить лучше, по слову Писания, Сир 22, 21: «Наносящий удар глазу вызывает слезы, а наносящий удар сердцу возбуждает чувство болезненное». И в то же время брат Марк записывал все проповеди брата Бонавентуры, желая иметь их.

Радовался брат Бонавентура, когда брат Марк указывал на его /f. 338d/ «пороки», числом пять. Во-первых, он был кротким и терпеливым человеком. Во-вторых, в этом он подражал блаженному отцу Франциску. В-третьих, известно, что он его глубоко любил. В-четвертых, он обладал способностью избегать суетной славы. В-пятых, он имел дар ясного предвидения.

О других товарищах брата Иоанна мы скажем в другом месте, когда это будет удобно[1266].

Итак, брат Иоанн Пармский, будучи генеральным министром, когда колокольчик созывал к чистке овощей или трав, приходил на монастырские работы и трудился вместе с другими братьями, что я многократно видел своими глазами. И поскольку он был мне другом, я говорил ему: «Отче, вы поступаете, как учил Господь, Лк 22, 26: "Кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий"». И он отвечал: «"Так надлежит нам исполнить всякую правду" (Мф 3, 15), то есть, совершенное смирение»[1267]. Церковную службу он исполнял денно и нощно и особенно утреню и вечерню, и монастырскую обедню. Что бы ни возлагал на него кантор, он тотчас исполнял: и запевал антифоны, и читал вслух, и пел респонсории, и служил монастырскую обедню.

В лионском монастыре я видел[1268], как дважды в один день он проповедовал братьям в день Вечери Господней[1269], один раз утром и затем перед омовением ног[1270]; и были там среди наших братьев епископы и священники. И папа Иннокентий IV в то время находился в Лионе со своими кардиналами. Таким же образом он совершал бы службу и в следующую за тем Пятницу[1271], но поскольку для этой цели был приглашен господин Гульельм, который был епископом Модены[1272] и кардиналом римской курии[1273], он уступил ему, как и подобало. В Святую Субботу[1274] кантор возложил на него чтение последнего пророчества; он тотчас пошел и исполнил это. Что же еще? Он был полон всяких добродетелей. Даже будучи генеральным министром, он хотел сам заниматься перепиской текстов, чтобы /f.339a/ своим трудом зарабатывать себе на содержание, но братья не позволяли, так как видели, что он занят делами ордена, и потому охотно предоставляли ему необходимое.

В лето Господне 1247 он был избран генеральным министром на генеральном капитуле, торжественно проведенном в Лионе в августе месяце, в присутствии папы Иннокентия IV. В течение десяти лет он славно управлял орденом братьев-миноритов. Последний генеральный капитул, прошедший под его руководством, он провел раньше положенного срока, так как в глубине души не хотел быть министром; это случилось в Риме, в праздник Сретения Господня[1275], в лето Господне 1257. И министры, и кустоды, и старцы-монахи заседали целый день, так как в делах капитула не было продвижения, поскольку они вовсе не хотели освобождать его. Тогда, войдя в зал капитула, он произнес речь – то, что знал и хотел сказать. И те, на обязанности которых лежало осуществить выбор, видя мучения его души, хотя и неохотно, сказали ему: «Отче, вы посещали орден и знаете характеры и способности братьев, укажите нам достойного брата, которому мы можем доверить это дело, и пусть он наследует вам». И тотчас он назвал брата Бонавентуру из Баньореджо и сказал, что не знает в ордене никого лучше его. И тотчас все согласились с ним, и тот был избран. И они попросили брата Иоанна, чтобы он завершил капитул. Так и было сделано. И брат Бонавентура был главой в течение семнадцати лет и сделал много добрых дел.

Затем, после ухода на покой, брат Иоанн отправился жить в скит Греччо, где блаженный Франциск на Рождество Господне сделал подобие яслей, о чем подробнее рассказывается в его житии[1276]. И когда он там жил, прилетели из чащи две лесные птицы, большие, наподобие гусей, и под его столом, за которым он постоянно усердно трудился, /f. 339b/ свили гнездо, снесли яйца и вывели птенцов; и они позволяли ему прикасаться к ним и переносили это спокойно. Случилось так, что однажды прибыл навестить его некий епископ и, желая приобщиться к его благодати, захотел иметь одного из этих птенцов.

Как-то однажды утром, на рассвете, брат Иоанн позвал своего ученика, поскольку хотел совершить службу; ученик ответил, что сейчас придет, но вновь погрузился в глубокий сон; позже, проснувшись, он устыдился своей сонливости. И, придя, он обнаружил брата Иоанна служащим мессу и с ним прилежно прислуживающего ученика в накидке. Закончив мессу, они молча удалились. В тот же день брат Иоанн сказал своему ученику: «Да будешь ты благословен, сын мой, ты сегодня прислуживал мне почтительно и усердно, и, я думаю, благодаря тебе во время сегодняшней мессы Бог ниспослал мне большое утешение». Ученик ответил ему: «Отче, простите меня, ведь, когда вы позвали меня, я, сраженный сном, не мог быстро прийти к вам; а когда пришел, то увидел, что другой прислуживал вам, а я знаю, что в обители нет никого постороннего; и я опросил всех братьев в обители, не прислуживал ли вам кто-нибудь из них во время мессы, и все сказали, что нет». Брат Иоанн сказал ему: «Я думал, что это был ты. Но, кто бы это ни был, пусть он будет благословен, и да будет благословен наш Создатель во всех дарах Своих!»[1277].