Из титосийцев сейчас лишь один оставался на ногах, тот, что бился с Шоном. Наш друг постепенно заводился и с каждой секундой всё сильнее наседал на своего противника.

Мистера Чайка тоже был в сознании, но он, почти не отрывая зада от земли, пятился и изумлённо пялился на меня.

— Довольно глупостей, — скомандовал я. — Ваша идиотская месть не удалась. Успокойтесь уже и не мешайте мне наслаждаться жизнью. Да и сами наслаждайтесь.

— Я… Я… Я не смогу наслаждаться жизнью, пока ты дышишь!!! — завизжал титосийский психопат, выхватывая из внутреннего кармана куртки длинный кортик.

Тот самый артефактный кортик, которым он размахивал в нашу первую встречу.

Тот самый артефактный кортик, который парень не стал активировать в нашу первую встречу.

С острия кортика сорвалась толстая белоснежная молния.

Я прекрасно знал, что артефактные атаки молниями не способны развить скорость настоящей молнии. И конкретно от этой атаки я легко увернусь. Но где-то за моей спиной находилась Марси. И, скорее всего, если я уйди в сторону, молния её поджарит.

Я сунул руку в карман и схватил коробушку, в которой уместился бы стакан.

Я ощутил структурные вибрации замкнутого контура своего артефакта. Почувствовал и собственные вибрации. За несколько месяцев я уже привык к тому, что моё необычное тело способно испускать вибрации в достаточном количестве, чтобы активировать артефакт без других вспомогательных инструментов.

Молния врезалась в невидимую преграду, которая через полсекунды запульсировала полупрозрачным желтоватым светом.

Я начал разворачиваться как раз в тот момент, когда преграда пошла трещинами. Акульи потроха! Он слабее, чем я ожидал!

Ну ничего, главное — успеть повалить на землю Марси.

Девушка ойкнула, когда в неё врезался Шон.

Ну вот, мне даже спасать дель Ромберг не пришлось. Почуяв запах жареного, наш дружбан экстренно вырубил своего противника и кинулся на выручку подружке.

Полупрозрачная преграда треснула. А вслед за ней и коробушка, все эти секунды висевшая в воздухе и выпускающая защитное поле.

Ослабленная молния пронеслась над головами моих друзей и врезалась в стену склада. С грохотом несколько крупных кирпичей рухнули на землю.

Не обратив на это никакого внимания, я бросился на врага.

Меня захлестнула ярость! Якорь мне в бухту! Я ведь мог потерять свою духовную дочурку. И ладно бы в серьёзной битве… Но нет же — это обычные курсантские разборки, где недопустимо использовать боевые артефакты! Ни по уставу Академии, ни по негласному кодексу курсантских разборок.

Не говоря уже о том, что, если бы я не ослабил молнию или она полетела чуть иначе — можно было бы и любого случайного прохожего на тот свет отправить.

— Идиот! — рявкнул я, поравнявшись с Мистером Чайкой. Он начал вставать, готовя кортик для очередной атаки.

Я сжал рукоять своего ятагана-кроншнепа, и рванул его вверх. Полностью оружие из ножен вытаскивать не стал, просто врезал от души по челюсти Мистеру Чайке.

Он аж подлетел и рухнул на землю, приложившись головой о кирпич, что его и вырубило.

Я окинул поле боя взглядом: глянул на поверженных противников, посмотрел на своих друзей. Марси и Шон только-только поднялись на ноги.

— Все живы-здоровы? Отлично! Отлично! А теперь валим отсюда, не хочу общаться со стражниками!

— Эм… но… — попыталась было возмутиться ответственная Марси, но я схватил и её, и Шона за руки.

— Быстрее-быстрее, бравые бойцы! Вы мне очень помогли, с меня мороженое!

— Круто! А что это за щит был⁈ Расскажешь, Тео⁈ Расскажешь⁈

Мы сидели на лавочке на набережной и, любуясь закатным солнцем, опускающимся за линию горизонта, поедали мороженое.

— Нам надо было остаться и объясниться со стражниками, — не выдержала Марси и с жадностью впилась зубами в вафельный рожок.

— Тогда мы бы не смогли насладиться этим прекрасным видом, — лениво отозвался я. — Брось. Пошумели мы знатно, и этих смутьянов возьмут под белые рученьки.

— А если они очнутся и атакуют стражников? — напряжённо спросила Марси.

— То это проблемы стражников. Ну и идиотов, решивших атаковать городскую стражу, — отмахнулся я. — Говорю тебе, не забивай голову. Мы все равно уже ничего не сможем сделать, даже если вернёмся. О, смотри, желтопузые дельфины из воды выпрыгивают, — проговорил я оживлённо, указывая на море. — На закате они часто так делают. Когда ещё такое увидишь!

— Ага, — кивнул Шон. Он быстро заглотил остаток мороженого и достал свой блокнот для зарисовок.

С укором посмотрев на нас обоих, Марси тяжело вздохнула и покачала головой.

— Испорчусь я с вами, — изрекла она, откинувшись на спинку лавки.

— Это к лучшему. Хорошо воспитанным людям очень тяжело в море, — отозвался я.

Дельфины выпрыгивали из воды, весело щёлкая, Шон пытался поймать удачный ракурс. Я же, доев мороженое, размышлял о том, как же здорово, что люди научились выращивать ледяных черепах на фермах. Чтобы те сами сбрасывали свои панцири, как и в условиях дикой природы. А потом эти панцири запитали от артефактов и создали удобный бытовой артефакт для хранения скоропортящейся пищи. И его более мощную версию — для заморозки.

Очень удобно не только в условиях дальнего плавания, но и в повседневной жизни.

А ведь во времена моего детства и юности купить мороженое у придорожного лавочника было невозможно — черепаховых ферм тогда не существовало и приходилось искать сброшенные панцири в дикой природе. Поэтому холодильники были очень дороги и редки, на острове Бун он был чуть ли не в единственном экземпляре в доме губернатора.

Здорово всё-таки получить шанс прожить вторую жизнь…

От меланхоличных размышлений меня отвлекло ёрзание Марси, которая сидела между мной и Шоном. Девушка то посмотрит в сторону, то отвернётся, то опять посмотреть. Вот, вроде захотела встать… но заёрзала ещё сильнее, вдавливаясь в лавку.

— Ой, прости-прости… — зачастила девушка, случайно толкнув локтем рисующего Шона.

— Ничего страшного, всё поправимо, — неловко улыбнулся тот, пряча принадлежности для рисования. — Что… Что-то случилось?..

Дальнейшую их возню я пропустил мимо ушей, так как понял, на кого так напряжённо поглядывала Марси.

С грустной улыбкой на губах глядя на море и игры желтопузых дельфинов, к нам приближалась пожилая женщина. Широкие поля соломенной шляпы закрывали половину лица, на плечи поверх серого платья был наброшен светлый платок. Она шла гордо, словно фрегат, бороздящий водную гладь.

Я почувствовал, как перехватило дыхание, а затем начало щипать глаза.

Я сжал челюсти и, как Марси, отвернулся.

Накеров на сковородку! Какой-то ветер сегодня солёный! Чего ж так глаза-то щиплет⁈

Немного успокоившись, я начал было уже поворачиваться, как вдруг Марси резко вскочила на ноги.

Мама… моя родная матушка, Тереза Джонсон, шла уже рядом и заметила нас.

А тут ещё и Марси преградила ей путь.

— Здравствуй… бабушка, — робко проговорила девушка и неловко улыбнувшись, зачастила: — А я поступила в Морскую Академию! Учусь там же, где и отец! Учусь хорошо, и…

— Хватит! — оборвала она её резко. — Я уже говорила тебе, девочка, ты не моя внучка! Мой сын не твой отец! Хватит повторять эту ложь!

— Но… но… — залепетала Марси. — Но как же так, бабушка? Почему ты снова эта говоришь⁈ Я же как папа! Я горжусь тем, что я его дочь, я…

— Ты не его дочь!!! Ты дочь этой лживой девки и какого-то проходимца! А не моего сына! Все! Я устала от тебя, глупая девчонка! Сгинь с моих глаз!

— М-м… м-м-м… — застонала Марси, а затем разрыдалась и бросилась прочь.

— Да как вы… — начал было вскочивший на ноги Шон, но я вцепился в его плечо так сильно, насколько смог.

— Дуй за ней, — коротко велел я, когда парень обернулся.

Секунду он колебался, а затем рванул следом за Марси.

Мама даже не посмотрела в их сторону. Она подошла к парапету и замерла, не сводя глаз с моря.