– Господин лейтенант, с хозяином я сам обо всем договорюсь, – проявил инициативу Хмылов, – вас этот жулик точно обдерет. А остальным прикажите пока с верблюдов вьюки снять.
Предложение выглядело вполне разумным, и Алекс с ним согласился. Озадачив солдат, лейтенант прошелся по внутреннему двору, образованному тремя двухэтажными зданиями. На первом этаже располагались загоны для животных и склады, на втором – помещения для караванщиков и купцов. С четвертой стороны двор замыкала высокая стена с аркой ворот. Точнее, сами створки ворот уже отсутствовали, но арка еще была на месте.
А в самом караван-сарае можно было и оборону держать.
Вернулся Хмылов.
– Все готово, господин лейтенант. Можно еще лепешек свежих прикупить.
– Купим, только позже. Ты лучше скажи, местный колодец много воды дает?
– Как когда. Осенью до четырехсот ведер в сутки, а сейчас хорошо, если двести наберется. Да и вода не очень добрая.
Чтобы полностью напоить верблюда, нужно десять ведер. Этого ему хватит дней на десять, прикинул Алекс. То есть сейчас колодец способен обеспечить водой двадцать верблюдов. Или четыре десятка осенью. Маловато. Солдатам нужно ведро воды в день на троих. Получается не больше тысячи двухсот штыков. Но им потребуется доставлять воду на протяжении всего стошестидесятиверстного пути до Сфагана. Для этого придется задействовать тех же верблюдов, которым тоже требуется вода. Выходит, Жимайло и Хмылов правы, больше батальона здесь не пройдет. Но как тогда генерал Каурбарс провел пять тысяч?
От этих размышлений Алекс вернулся к более насущным проблемам.
– Кстати, ты про караванщика не расспрашивал?
Унтер сразу поскучнел.
– Пока никого нет, но скоро может появиться. Хозяина я предупредил, что мы караванщика ищем.
– Ладно, пошли устраиваться.
За долгий день на испепеляющей жаре все устали.
Хмылов снял в караван-сарае две комнаты. Одну большую, для унтеров и солдат. Вторую, маленькую, буквально три на пять шагов, для лейтенанта. Причем в маленькую можно было пройти только через большую. Привычных окон в комнатах не было, их заменяло квадратное отверстие в потолке. Вентиляция и освещение одновременно.
Обе комнаты были абсолютно пустыми, все необходимое путешественники должны возить с собой. В качестве подстилки солдаты использовали войлочные кошмы, укрывались шинелями, ночи холодные, а печей в караван-сарае предусмотрено не было. Буквально через четверть часа сумрак обеих комнат рвал бодрый солдатский храп.
На следующий день, с утра, оба купеческих каравана двинулись в путь, один в сторону Сфагана, второй – в Зубурук. А экспедиция лейтенанта Магу осталась на месте. Проводив караваны взглядом, Алекс поинтересовался у Хмылова:
– А может, присоединимся к одному из караванов?
– Не возьмут, – покачал головой унтер, – здесь не принято попутчиков брать. Караванщика нанимают там, где караван собирается. Тут же договариваются об оплате, и по дороге больше никого не берут, чтобы у других караванщиков заработок не отнимать. К тому же нам надо следы Каурбарса искать, а караван только по тропе идет и медленно.
С доводами Хмылова пришлось согласиться, тем более хозяин караван-сарая его слова подтвердил, а также заверил, что караванщика он им когда-нибудь непременно найдет. Только на третий день сидения в габатском караван-сарае, после шести неудачных попыток все-таки к кому-нибудь присоединиться, Алекс начал понимать, как лихо его провели. Нет в Габате никаких караванщиков, нечего им здесь делать. Все караваны формируются в Зубуруке, там их и надо было искать. Не стоит идти в глубь пустыни без караванщика, есть гораздо более быстрые и безболезненные, хоть и не такие надежные способы решения всех жизненных проблем.
Если вернуться назад, то вряд ли Жимайло даст людей и вьючных животных второй раз. Первый раз дал, не мог не дать, а второй уже не обязан, про это в приказе ничего не говорилось. Самому же полковнику очень не хочется лезть в пустыню, нынешняя ситуация его полностью устраивает, ему и в Зубуруке хорошо. Для этого он им Хмылова и подсунул. Сволочь. Еще, небось, и посмеялся над глупым лейтенантишкой, столь скрупулезно отбиравшим припасы для экспедиции. А по возвращении над ним, не сумевшим пройти дальше Габата, будут смеяться и все остальные.
И дальнейшее сидение в Габате не имеет смысла. Воды и пищи для верблюдов здесь недостаточно, недели через две природный ресурс животных закончится и придется возвращаться. Вот и думай, лейтенант, что делать дальше. Идти вперед – опасно, вернуться – значит не выполнить задачу и стать всеобщим посмешищем, продолжать сидеть на месте – глупо.
– Эй, офицер!
Алекс невольно вздрогнул, рука сама легла на рубчатую рукоять револьвера. Сказано было по-руоссийски, но с явным местным акцентом. Лейтенант, не торопясь, сохраняя достоинство, хотя какое может быть достоинство в такой дыре, повернулся. Солнечный свет, проникавший сквозь крохотное окошко внутрь караван-сарая, позволял увидеть только силуэт аборигена.
– Ты ищешь караванщика?
На мгновение Магу задержался с ответом, не зная, как реагировать на такое беспардонное обращение, потом сообразил, что нравы здесь проще некуда, а разницы между «ты» и «вы» местные жители не видели в упор, пока их нагайкой не перетянешь поперек наглой морды. Но сейчас он не в том положении, чтобы плеткой размахивать, и караванщик ему действительно нужен. Очень нужен. От этого зависит многое, в том числе и его собственная жизнь.
– Да, ищу.
Алекс указал на кошму напротив себя. Абориген сделал шаг, коснулся ладонью правой руки груди, выказывая уважение хозяину, и присел одним, хорошо отработанным, движением. Лейтенант наконец-то смог рассмотреть его. По виду явный гохарец. Причем из южан, а не кочевник. Халат ветхий, но чистый, когда-то был весьма добротным и недешевым, но с той поры прошло много времени. Туфли стоптанные, сквозь дыру в штанине проглядывает острое колено, а вот шапка почти не ношенная. С определением возраста возникла заминка, худое, смуглое лицо было вне возраста, сидевшему могло быть и двадцать лет от роду, и все пятьдесят.
– Как ты вошел?
Гость ответил не торопясь:
– Я могу провести караван через пустыню, а уж войти в караван-сарай…
– Но на входе расположились сол… – Алекс едва успел прикусить язык, – мои слуги, они бы не пустили тебя.
Абориген проигнорировал вопрос лейтенанта и спросил сам:
– Ты идешь в Зафар? Там руоссийцам лучше не появляться.
– Знаю, поэтому мы идем только до Сфагана и обратно. Но ты не похож на караванщика.
Абориген удивленно приподнял бровь.
– Тебе нужно, чтобы я был похож на караванщика или чтобы я провел караван?
Крыть было нечем.
– Но я не знаю тебя. Как тебе можно доверять?
– Шохада-караванщика здесь знают все. Любой скажет тебе, где меня найти, если надумаешь.
Шохад легко поднялся, опять коснулся груди правой рукой и двинулся в глубь строения. Гордец.
– Сколько ты хочешь?
Караванщик обернулся.
– Три золотых червонца туда и три обратно.
– Но мы пойдем только до Сфагана, и у нас нет товара.
– Три туда и три обратно, – повторил Шохад.
Деваться было все равно некуда. Вернуться назад, поджав хвост, и ничего толком не выяснив, очень не хотелось. Еще раз все взвесив за доли секунды, Алекс решительно тряхнул головой.
– Хрен с тобой, согласен.
– Выходим завтра, как только солнце появится над песками.
– Хорошо. Пропустите его, – приказал солдатам Алекс.
Шохад бесшумно исчез во тьме караван-сарая. Алекс мысленно выругался ему вслед и, опомнившись, отпустил рукоятку револьвера.
– Хмылов! Хмылов!
Унтер был где-то во дворе, но на крик Алекса явился незамедлительно.
– Здесь я, господин лейтенант!
– Ты про Шохада-караванщика что-нибудь слышал?
– Так он к вам и приходил!
– А что, другим экспедициям он тоже свои услуги предлагал.
– Предлагал, – подтвердил унтер, – только просил много, никто не соглашался.