Песн.7:6.
Как ты прекрасна и как ты привлекательна, любовь, своими радостями!
Песн.7:7.
Этот стан
[2168] твой подобен финику и перси твои гроздам!
Песн.7:8.
Я сказал: поднимусь на финик, возьмусь за вершину его, и будут перси твои — как грозды виноградные и блоговоние ноздрей твоих — как (блоговоние) яблока,
Песн.7:9.
И гортань твоя — как хорошее вино, текущее прямо к брату моему, услаждающее мои уста и зубы.
Песн.7:10.
Я (принадлежу) брату моему и ко мне — обращение
[2169] его.
Песн.7:11.
Иди, брат мой, выйдем в поле, побудем в селах.
Песн.7:12.
Ранним утром будем в виноградниках, посмотрим, не расцвел ли виноград, не распустились ли почки
[2170], не расцвели ли гранаты? там я дам тебе сосцы мои
[2171].
Песн.7:13.
Мандрогоры уже издали блогоухание, и у дверей наших все новые плоды, с старыми брат мой, я сохранила (их) для тебя
[2172].
Глава 8
Песн.8:1.
О, если бы ты был
[2173] братом моим, сосавшим груди матери моей! тогда я, встретивши тебя вне (дома), целовала бы тебя, и никто не срамил бы меня (за это).
Песн.8:2.
Взяла бы тебя, ввела бы тебя в дом матери моей и в комнату зачавшей меня — там ты учил бы меня
[2174]. А я поила бы тебя вином, смешанным с ароматами
[2175], соком гранат
[2176] моих.
Песн.8:3.
Левая рука его под моею головою, а десница его обнимает меня
[2177].
Песн.8:4.
Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: не поднимайте и не будите любовь, пока ей угодно будет
[2178].
Песн.8:5.
Кто это восходит убеленная
[2179], опирающаяся на брата своего? Под яблонью я разбудила
[2180] тебя: там родила тебя мать твоя, там болела тобою родившая тебя.
Песн.8:6.
Положи меня, как печать, на сердце твоем, как перстень на мышце твоей, ибо сильна, как смерть, любовь
[2181], жестока, как ад, ревность: стрелы ея — стрелы
[2182] огненныя, (угли огненные)
[2183] пламя ея.
Песн.8:7.
Большая вода не может погасить любви и реки не зальют ея: если бы кто отдал все имение свое за любовь, то его с презрением отвергли бы
[2184].
Песн.8:8.
Сестра у нас мала и грудей не имеет. Что же сделаем с сестрою нашею, когда пойдет речь
[2185] о ней?
Песн.8:9.
Еслиб она была стеною, мы построили бы на ней башню серебряную, еслиб она была дверью, то украсили
[2186] бы ее кедровою доскою
[2187].
Песн.8:10.
Я стена и перси мои — как столбы, я была в глазах их
[2188] — как обретающая мир
[2189].
Песн.8:11.
Виноградник был у Соломона в Вееламоне
[2190]; он отдал виноградник свой сторожам: каждый должен принести за плоды его тысячу сребренников
[2191].
Песн.8:12.
Виноградник мой предо мною: тысяча
[2192] Соломону и двести стерегущим плоды его
[2193].
Песн.8:13.
Житель садов и друзья, внимающие голосу твоему, дай мне услышать голос твой!
[2194]Песн.8:14.
Беги, брат мой, подобно серне или молодому оленю, на горы, блогоухающия ароматами!
[2195] Книга пророка Исаии
Введение
Настоящее издание составляет продолжение напечатанного в минувшем году совершенно аналогичного перевода книги Притчей[2196]. Сказанное в предисловии к переводу Притчей вполне приложимо и к предлагаемому переводу книги Исаии, а потиму повторять его не будем. Теже цели, характер, задачи, приемы перевода, какие определены и выяснены были при переводе Притчей, преследовались нами и теперь. Считаем лишь, с этой стороны, нужным ответить на недоумение, которое высказано было и печатно (Церк. Вед. 1908 г. № 14, 714 стр.) и в письмах нам, почему мы начали перевод не с книги Бытия, а с «средины Библии» — книги Притчей? По этому поводу считаем нужным сообщить, что мы поспешили перевести то, что казалось нам иаиболее спешно-нужным. Книга Притчей очень затрудчительна в славянском изложении и прочитывается в церкви за богослужением в значательной своей части (ок. 2/3). Конечно, следовало бы по этим мотивам начать с Псалтири, но уже нами оговорено было, что на Псалтирь есть русский перевод с греческого текста Преосв. Порфирия, на Притчи же его очень немного[2197]. По тем же мотивам: чтения в церкви на великопостных паримиях[2198] почти всей книги Исаии, после Притчей занялись мы книгой Исаии, также очень трудной в славянском переводе. Ведь такого порядка держались и древние наши славянские переводчики, занявшиеся прежде всего паримийными чтениями[2199]. И мы идем по их пути и их соображениям…
При переводе мы клали в основу труда греческий текст, так же как и в книге Притчей, в издании Фильда[2200], снося его с другими изданиями с вариантами текста перевода LXX[2201] и факсимиле Бабера[2202]. Находим и в книге Исаии, как находили в Притчах, близкое до копиизма взаимоотношение славянского перевода к греческому тексту, преимущественно по александрийскому кодексу. Уклонения александрийского кодекса отмечаем, но когда они находятся во всех изданиях и оригинале последняго, а находящияся у одного Фильда опускаем (напр. в 1, 10; 3, 15; 11, 8. 15; 19, 4; 22, 14–15 и мн. др.). Отмечаем также все дополнения славянского перевода против известных ныне, по Гольмезу[2203], греческих чтений (2, 22; 3, 18; 10, 3; 18, 1. 2; 20, 4; 21, 9. 16; 22, 21; 24, 13. 16; 27, 12; 28, 21; 29, 18; 32, 10; 33, 1. 13; 37, 10. 20; 38, 14; 40, 16; 42, 20; 44, 12; 48, 5; 49, 8; 55, 11; 56, 11; 58, 6; 63, 18; 65, 6; 66, 7–8). Они так же не многочисленны (ок. 35–40 слов), как и в Притчах, и почти все оскоблены в славянской Библии. Замечено и отмечено нами несколько уклонений в славянском переводе и в понимании существующого греческого текста (14, 24; 19, 2; 22, 23; 24, 1; 29, 10; 42, 9; 55, 12; 63, 2). Они еще менее многочисленны. Таким образом, по нашему детальному разбору, славянский перевод, как в Притчах, так и в книге Исаии, не дает права охуждать его ни со стороны точности, ни со стороны правильности. Остается лишь, естественная при его древности и буквализме, неудобопонятность, не подлежащая суду и критике, а тем более порицанию и хуле.
