— Зато она тебя узнала сразу…

— Будь, все, по-прежнему — ей сейчас могло бы быть одиннадцать-двенадцать…

— Но сейчас не по-прежнему. Ей, к сожалению, может и одиннадцать… а выглядит она лет на пять старше. И вести себя хочет соответственно.

Ната надолго задумалась. Мы оба молчали, потрясенные неожиданным открытием. Пума — или Кристина! — приехала сразу после нас, и сейчас находилась в доме Джен, прячась от посторонних глаз. Случай в прерии не мог пройти для нее бесследно — она должна вновь и вновь переживать свой ночной приход ко мне, едва не закончившейся непоправимым… Или, как это должно быть у детей — она уже все забыла, словно плохой сон?

— Идем к ней.

Ната поднялась.

— К Пуме?

— Нет. Тебя ждут совсем в ином месте. Идем наверх, на второй этаж.

Ната, таинственно улыбаясь, убрала полог, закрывающий постель Элины. Уложив под спину пару подушек, та нависала оголенной грудью над маленьким комочком…. Я вздрогнул, почувствовав, как забилось сердце:

— Родился…

— Сын. У вас сын, Дар.

Элина подняла голову и радостно посмотрела на меня.

— Здравствуй, любимый! Помнишь, что я говорила? Вот, не дождался! Попросился на волю — не смогла удержать…

Я присел на краешек.

— Как… он?

— Все хорошо, родной ты наш, — Ната поняла мою тревогу, опередив ответ молодой матери. — Не волнуйся. Он — как мы. Ничего иного… Ты рад?

— Более, чем!

Я поцеловал Элину, после чего привлек обеих женщин к себе.

— Осторожнее… Он только что уснул.

Элина заботливо укрыла крохотное тельце и повернулась ко мне:

— Нас теперь четверо. Ты веришь?

— Едва ли… нужно привыкнуть. Спасибо тебе!

Она счастливо протянула ко мне руки.

— Дар! Мой муж! И отец! Ты теперь отец — вождь, Серый Лев! А это — твой сын!

— Как я рада за вас… — Ната обняла подругу. — Как же я рада! Это твой сын, Дар. Твой и Элины!

Элина живо повернулась к ней:

— Нет! Он и твой тоже! Разве не так?

Ната успокаивающе взяла ее за руку:

— Конечно, Линка! О чем ты? Он мне больше, чем родной! Он — сама жизнь!

Элина вновь повернулась ко мне, спросив:

— Дар… Мы не решились без тебя, и Совы. Какое имя даст ему шаман?

— Шаман? — я задумался лишь на мгновение. — Нет. Не шаман. Это мой сын — я сам дам ему имя.

Словно услышав, о ком идет речь, тот неожиданно заворочался, и Элина тотчас кинулась к малышу.

— Дай его мне.

Она, чуть колеблясь, протянула мне почти невесомый сверток…

— Не бойся. — Ната успокоила подругу. — У него сильные руки. Ты сама знаешь…

— Идемте.

Я поднялся с постели, и, с ребенком на руках, вышел наружу. Гомон и шум во дворе сразу затих, все повернулись к нам. Сверкая непорочной свежестью, снег весело захрустел под ногами — я прошествовал к очагу и легко запрыгнул на край каменного обвода, опоясывающего привычное место общих собраний.

— Дар! Серый Лев!

Приветствующие крики разорвали наступившую тишину, и разбудили младенца. Тот вздрогнул, но не заплакал, а лишь изобразил морщинистым личиком что-то, похожее на вопрос. Я успокаивающе склонился.

— Не бойся… У твоего отца, действительно, сильные руки. Они не дадут тебя в обиду. А шум, который ты слышишь — это, всего лишь, шум…

Я поднял его над собой.

— Это — мой сын!

Крики на площадке возобновились. Люди селения толпились у очага — всякий желал увидеть того, чье появление стало надеждой и ожиданием каждого жителя долины.

— Это — мой сын. И он — человек! Не с жабрами, не с рогами, не в шерсти и без хвоста! Он — как все мы. А значит — мы не станем последними на Земле! И мой сын, будет один из тех, кто вновь заселит ее. Тех, кто вспашет и соберет урожай! Кто построит города и дороги! Кто возродит саму жизнь! И быть им — хозяевами на этой земле! Владельцами этих степей и равнин, рек и лесов, гор и полей! А раз так — я даю ему имя… Влад!

Громкие крики и рукоплескания вновь взволновали малыша — он опять вздрогнул и сморщился… но не заплакал. Элина быстро забрала его у меня, пряча от посторонних глаз. Ната счастливо улыбалась, приговаривая…

— Влад? Значит — Владеть? Что ж, понятно. Пусть будет Влад. Владик… Дик?

*********

На этом и заканчивается история, про первые дни, месяцы и годы нового мира. Мира, в одночасье превратившегося в руины, и вновь возрожденного… Того самого мира, от которого ничего не осталось — кроме нас самих. Совсем немного прошло времени с тех пор, когда внезапно и трагично закончилось все, что нас окружало, к чему мы привыкли и что считали незыблемым. Как же мы заблуждались!

Сколько нас сейчас? Мне сложно ответить — люди умирают от болезней, погибают в лапах хищников, и, что говорить — в схватках друг с другом. История повторяется, не смотря, ни на что… Снова сильные хотят править слабыми, снова жадные хотят иметь больше других. Я думал, подобные испытания научат людей, иначе относится друг к другу, заставят стать добрее… увы. Прошлое, похороненное в памяти, осталось живо в поступках и делах.

Сова — человек, первым встретившийся на новой дороге — относится к этому спокойно, лишь изредка вступаясь за тех, кого считает несправедливо обиженными. Он не разделяет моего убеждения, что в новом мире все равно будут жить по старым законам. Индейцу проще — его типи стоит далеко от людских поселений, и ему не приходится часто видеть глупых ссор или откровенного грабежа. Он считает, что каждый сам должен научиться защищать себя и тех, кто ему дорог — иначе человек просто не имеет права на жизнь. А значит, трусливый умрет. То, что люди могут быть еще и слабыми, Сова не признает… Бывает, я склоняюсь к его убеждениям, наблюдая как люди, владеющие оружием и не пасующие перед трудностями, пятятся перед более нахрапистыми и более жесткими. Мне тоже не понять этого — почему ты, уцелев в такой страшной катастрофе, можешь еще чего-то бояться? Кем бы ни был твой враг, какой бы мощью не обладал — не смей отступать, или ты перестанешь быть человеком! Сова в таких случаях проходит прочь, делая вид, что его это не касается. Мне же стыдно за этих людей, и я не могу пройти мимо… Может, потому я и стал вождем.

Наш форт — Сова называет его городом у скал! — сильно разросся. В роду Серого Льва теперь больше ста человек. Кто-то пришел из дальних селений, кто-то променял берега озера на бешеное течение Синей реки. Не раз к нам приходили из горных ущелий, дважды — из развалин города. Я ошибался, считая, что кроме меня и Наты так никого нет — развалины столь велики, что затеряться в них оказалось намного проще, чем казалось ранее.

Элина вся словно осветилась, разом став более спокойной и покладистой, а особенно — со мной. Молодая женщина расцвела особой, какой-то теплой красотой. И Ната, и я оберегаем ее, как можем, от любых работ — все силы нашей красавицы теперь уходят на Дика. Так называет нашего мальчика Ната, слегка переиначив имя Влад. Элина не противится, считая, что от своей подруги может получить только хорошее. Иногда я ловлю взгляды Наты, украдкой мелькающие в ее сторону. Нет, в них нет ничего плохого — они еще больше сблизились, вместе пережив все, что случилось с нами за эти годы — это другое… У Наты не могло быть детей, и я помнил об этом, зная историю искалеченной души нашей маленькой подруги. И когда Элина засыпала, уютно устроившись в закутке с малышом, мы с Натой начинали заниматься любовью, словно стараясь этим возместить невозможность забеременеть и ей…

Они обе чрезвычайно дороги мне! Маленькая и серьезная Ната, ставшая незаменимым помощником и мудрым советчиком, высокая длинноволосая Элина, с лучистой улыбкой бездонных небесных глаз, верная и бесстрашная… Возле нашего очага почти не бывает ссор, невысказанных обид и тяжелого молчания, когда одному становится в тягость присутствие другого. Нет, мы семья, единая в мыслях и желаниях, всегда готовая помочь другому, а если придется — и пожертвовать собой для этого.

Да и мы ли это? Где те, прежние мужчины и женщины, с отчаянием и ужасом, встретившие первые дни изувеченного мира? Где страх, заставляющий каменеть перед мордами невиданных зверей, где тоска, убивающая так же верно, как раны от клыков и когтей? Их нет больше. Из миллионов остались тысячи, из тысяч — десятки. А выжили — единицы… Но эти, выжившие и приспособившиеся к свирепым условиям наступившего времени, больше не станут слепыми и слабыми жертвами — даже если небо совсем упадет на землю! Мы научились драться, защищая свою жизнь и свободу, мы стали жестокими и беспощадными к врагам, мы обагрили руки в чужой крови — и горе тем, кто решится испытать на прочность последнее племя землян! Я не ошибся, мы — племя. Вся долина разделилась на семьи, семьи влились в рода, рода образовали союз, во главе которого стоит совет из нескольких вождей. Старший над ними — я. Вождь Прерий, как меня величает мой названный брат — Белая Сова. Патриарх — так шутит порой, Ната. Мое настоящее имя — Даромир. Но в долине я известен под иным. Серый Лев — так меня зовут, и под этим именем признали своим верховным вождем все жители долины, решившие строить новую жизнь.