— Какая прелесть… Но где ты его взял?

Сова шумно вздохнул, а меня кольнула запоздалая ревность. Индеец хотел получить совсем иной поцелуй красавицы…

— Далеко… — он неопределенно махнул рукой. — В степи все спокойно, мой друг. Стада овцебыков и туров нагуливают жир на сочной траве, одиночные кролы скидывают старый мех, жесткошерстные кабаны спускаются с гор в долину, волки бегают за ними, а мы охотимся на всех! В небе все чаще стали появляться орлы, что не радует глаз шамана — эти птицы опасны! Все говорят о предстоящей охоте… больше нет новостей.

— А что люди?

— В стойбищах и селениях много рассказывают о тебе. О том, как ты убил льва. О смелом Угаре и бесстрашном вожде прерий! Мой брат признан… Признан всеми, кто хочет порядка в долине.

— Понятно… Святоша?

Сова коротко кивнул.

— Стрелы его слов оставляют занозы в сердцах, испуганных и просящих. Их немного, но они есть. На сегодняшний день, в стане монаха насчитывается почти сорок человек. Почти все — умелые и выносливые мужчины, даже бойцы, которым, на мой взгляд, стыдно прослыть монахами-затворниками, из-за прихоти их бесноватого…

— Не заметила особого стыда, — сухо произнесла Ната. Индеец кивнул:

— Это так… но, пусть, одурманенных речами этого патриарха. К сожалению, в прерии осталось слишком мало мужчин — больно видеть, что многие из них потеряли голову, вняв посулам нового «мессии». Правда, после того, как ты покончил с людоедом, никто не хочет новой войны. Даже они… Святоша затих в своем логове.

— Считаешь, надолго?

— У твоих жен твердые руки и верные глаза. Многие помнят войну с Кланом, помнят битву в скалах! И знают — даже твоя смерть не принесет им покоя. А убить всех не в силах ни один орден, хоть даже и с нашивками креста!

Я посмотрел на Нату, потом на Элину. Девушки смущенно переглянулись.

— Мы почти забыли об этом… Страшные дни были. Не хочется вспоминать.

— Но и забывать — не след!

Я поцеловал Нату, присевшую ко мне на настил. Элина крутилась в платке, вся расцветшая от радости.

— Маленький Ветерок завидует Огненному Цветку? Белая Сова помнит, что у его друга две скво… Это понравится темноволосой?

Сова извлек из-за пазухи еще один платок, на этот раз, почти черный, с красными и багровыми розами по краям и одним большим цветком посередине. Ната встала и, посмотрев на меня — я чуть заметно кивнул! — подошла к индейцу и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в губы. Сова быстро отпрянул.

— Подарки приносят счастье женщинам… Я доволен, что смог доставить им эту радость.

Я только качал головой.

— Нет, мой брат, теперь ты так просто не уйдешь… Признавайся, ты нашел развалины ткацкой фабрики? Или склад, подобный нашему? Но как бы там не было, они великолепны!

Ната взмахнула платком, ловко уложив его на плечи, а потом, озорно притопнув, чуть приподняла край платья, оголив великолепные ноги, и так прошлась по утрамбованному земляному полу, что я охнул, а Элина зацокала языком… Что до Совы, так бедного индейца чуть ли не в жар бросило.

— У моего брата страстная жена… и я рад за того, кто пока носит имя Дара!

— Пока? Почему — пока?

— Сова сказал всем, кого знает… Сегодня в форте большой праздник. Собираются все жители селений, расположенные поблизости. Но придут и самые дальние! Это общее торжество, где шаман новых людей и нового племени станет петь для своего друга, после чего даст ему новое имя!

— Новое имя? — мы в один голос воскликнули с Элиной. Ната внимательно посмотрела в глаза индейца.

— Да. Вождю не пристало носить скромное имя, ставшее таким близким для его жен… Это можно мужу, вождь же возьмет иное. Ты узнаешь его вечером.

— Сова… Только очень прошу!

Он спокойно приподнял ладонь.

— Мой брат не должен волноваться. Это имя достойное твоих дел!

— Этого я и опасаюсь…

Сова ушел, сославшись на необходимость, приготовится к торжеству, а мы завалились на постель — в кои-то веки не нужно никуда спешить. Девушки оживленно судачили о своих женских делах, нимало не смущаясь моего присутствия, а я иногда вставлял свои реплики, радуясь, что они обе, такие красивые и нежные, льнут ко мне с обеих сторон.

Благодаря Доку, раны на самом деле быстро затянулись — возможно, сыграло и то, что я неподвижно провалялся целых две недели. Шрам от когтей кошки затянулся, оставив очередные рваные рубцы. Вкупе с остальными, я уже и не знал, есть ли на теле хоть одно место, где напоминания о былых схватках и сражениях не оставили бы своей отметины. Но девушки, осторожно меняя повязки, в голос уверяли, что шрамы украшают мужчину… и так далее, типа повышенной сексуальности. Правду они говорили, или, в очередной раз лукавили, я пока проверить не мог — как бы там не было, лишние движения доставляли неприятные ощущения. Спать приходилось только на одном боку, и, об иных контактах с моими желанными женщинами, оставалось лишь мечтать…

— Я соскучился по вам…

— Лежи смирно! Тебе нельзя волноваться. Тем более, еще чего-то желать!

— Какая жестокость… — я притворно вздохнул. — Две таких девочки рядом, а тут лежи пластом… Обидно.

— Ну, хочешь, я… — Элина показала глазами на низ живота. Но Ната строго отвела ее руку:

— Обойдется. Вечером к людям выходить — а он и так, едва шевелится. Сейчас отдаст все, потом снова уснет. Нет, уж. В другой раз.

— Припомню… — я грустно отвернулся. Элина счастливо засмеялась и прижалась ко мне.

— Осторожно! — Ната решительно заставила ее подняться. — О себе подумай. Вон уже, живот, какой. Можно подумать, двойню выносишь!

— А вдруг? — У Линки было хорошее настроение. — Рожу вам кучу сразу, чтобы не мучится каждый раз. И баста!

— Ага. Как самка. Щенят так шесть-восемь.

Лина твердо сказала:

— Врежу. Еще раз ляпнешь такое — точно, по шее дам.

— Ого!

Мы с Натой засмеялись — услышать от Элины подобное, было непривычно.

— Чувствуется благородное воспитание…

— А не задирайся!

Ната задумчиво теребила в моих волосах, потом вдруг произнесла:

— Надо отдариться перед Совой. Раз будет праздник, о котором он сообщил, придется и нам соответствовать замыслам шамана. К тому же — что мы можем дать Ясной Зорьке?

— Даже не представляю. У нас ничего нет, все, что оставалось от тех запасов, уже испортилось, или заканчивается…

— Я знаю! — воскликнула Элина.

— ?

— Шкуру! Отдай Сове шкуру этого льва!

— Элина? — возмутилась Ната. — Что ты? Мы должны повесить ее у входа в дом. Люди будут видеть ее, и вспоминать победу нашего мужа над людоедом!

— А мы с тобой будем вспоминать, как он валялся недвижимый все эти дни, и как я от страха чуть ребенка не потеряла! Нет, не нужно нам такой славы. Пусть шкура достанется индейцу! Дар и так, достаточно сделал для всех, ему не требуется лишнего подтверждения этих заслуг.

Я промолчал. Может быть, в словах Элины было больше здравого смысла, чем представляла себе Ната. Но, как подарок женщине, шкура не годилась. Другое дело, что по замыслу Огненноволосой, та предназначалась самому Сове. И, вероятно, это был достойный ответ с моей стороны — как знак признательности индейцу.

— Мне кажется, девочка права… Не спорь, Ната, шкуру надо отдать. Вычисти ее, так, как ты умеешь — чтобы не стыдно было показать всему народу. Что до Зорьки… Ладно, делать нечего. Берег для вас — хотел чуть попозже подарить, но выходит, не судьба. Надеюсь, вы меня за это сильно бить не будете?

— Не поняла? — Ната подозрительно посмотрела на мою невозмутимую физиономию, а Линка приподнялась и заинтересованно проследила за моей рукой.

— На двоих все равно не разделишь. Короче, в тайнике лежит комплект нижнего белья. Оно не самодельное, еще оттуда, из подвала. Ну, очень красивое… Только вот не знаю, подойдет ли Зорьке?

— И ты молчал?!

Девчонки разом соскочили и бросились к выемке в бревнах. Ната первой выхватила сверток, укромно дожидавшийся своего часа, и развернула. На шкуру свинорыла, постеленную на пол, упали крохотные комочки ткани. Элина подобрала их, и они обе взвизгнули от восторга. Каким-то чудом мне удалось вытащить их в свое время из верхнего этажа нашего подвала, и до сих пор прятать от любопытных глаз моих девочек. Наверное, это был по-настоящему царский подарок… Научившись многому, женщины в долине все же не смогли освоить всего — ткань заменялась либо измочаленными растениями, или, особо мягкими шкурками. Соответственно, о настоящем нижнем белье приходилось лишь мечтать — люди носили то, что могли изготовить сами, и из самых подручных средств.