Я и сам принимал участие в подобных соревнованиях — настояниями Черепа все мужчины в форте должны были выучиться умению владеть рукопашным боем. И, если тому же Бугаю и Волосу с их жуткой силой подобное умение могло показаться излишним, то все прочие тренировались охотно и подолгу. Прошедшие схватки, где мы сталкивались с бандитами, всем дали понять — это нужно не для форса… Участвовали и девушки. Ната, окрепнув и не желая уступать Элине, сама показывала подругам приемы, усвоенные в прошлом. Эти занятия проходили в основном по вечерам, после долгого трудового дня. Но даже усталость не останавливала желающих научиться — и тогда крики заполняли двор форта, как в настоящем сражении.

— Череп! Покажи класс!

Охотник не отказывался. По трое, по четверо сразу пытались подступиться к молчаливому и стремительному бойцу — и отлетали назад, ударяясь о плотно утоптанную землю. Череп старался щадить противников, применяя всю силу разве что в борьбе с Волосом или сыном кузнеца — тех свалить было не так просто. Но когда он брал в руки оружие — мы все замирали, любуясь умением и ловкостью спецназовца. Два томагавка в его руках мелькали подобно молниям, не позволяя никому переступить границу, за которой ждала смерть… Череп учил меня владеть мечом — в его арсенале оказалось и такое искусство. И, хоть подобным оружием в прерии никто не пользовался, я брал уроки с всевозможным усердием, помня свои неуклюжие попытки применения клинка в прошедших боях. Назвать это какой-либо одной школой сложно — Череп сочетал в уроках и классику, и замысловатые выверты Востока, заставляя меня отрабатывать каждый взмах. Постепенно я стал ощущать сталь в руке, как естественное продолжение — и лишь тогда лицо спеца начала пересекать хищная ухмылка…

Давала уроки и Ната. Самой способной ее ученицей оказалась Ульдэ — даже не Элина! Смуглолицая и широкоскулая северянка буквально чутьем понимала, что ей показывала моя жена, и не щадила своих соперниц. Соревноваться с ней никто не отваживался — она била практически в полную силу, а если исполняла бросок, то противник потом долго не мог встать…

Однажды, когда тренировки подходили к концу, я заметил, как наш Пленник бросает заинтересованные взгляды на двор, прячась за стенами домов. Вспомнив про свое обещание, я жестом велел ему подойти.

— Хочешь попробовать?

Он отрицательно мотнул головой.

— Зачем смотришь?

— Здорово… Я так не смогу.

— Почему же? Преодолей страх… и попробуй.

Я призвал Чера.

— Покажи ему, что-нибудь. Только, не очень…

Чер согласился. Он вывел парня в сторону и стал объяснять что-то, попутно показывая руками, что нужно делать. Я услышал за спиной недовольный шепоток:

— На кой ляд этого учат? Был и будет — враг!

Голос принадлежал Клешне. Не оборачиваясь, я ответил:

— Тогда скажи — что нам с ним делать? Повесить ошейник на шею и отдать тебе поводок? Посадить на цепь перед воротами? Отрезать голову и насадить ее на кол? Скажи, если знаешь.

Клешня смутился, но не отступил.

— Дар… Я могу оказаться неправым, это так. Это твое решение — оставить ему жизнь. И люди, как я понял, тебя поддержали — иначе бы, он не был с вами. Но я не понимаю… Зачем? Эти… Они убили столько народа! А ты приветил одного из стаи в своем доме! Почему?

— Потому что не хочу убивать. Я не хищный зверь… И даже зверь не убивает только от желания убивать. Да, он из банды. Только в этой синей стае этот парень занимал не самое почетное место… если не сказать — последнее. И я до сих пор поражен, как его вообще не прикончили, едва они вышли из ущелий на простор долины. Но я не хочу быть судьей. Если он не принимал участие в их вылазках и резне — не вижу смысла и уничтожать последнего из стаи. А что до того, почему он здесь… Скажи, Клешня — ты человек?

— Я уже ответил тебе на этот вопрос.

— Я помню. Вот и мы, здесь — тоже. Люди. И это — именно, человеческое решение… позволить жить человеку, как Человеку. Ты понял меня?

— Почти, — Клешня встал рядом. — Тогда и у меня есть вопрос. Раз он признан тобой, как равный… ведь так? То, почему именно он занят на самой тяжелой работе? И почему он никогда не ходит на охоту? Не выслеживает зверей в прерии? Не сидит вместе с нами на совете? И почему он так труслив? Это что — признак очеловечивания? Не желал бы я оказаться в таком положении… изгоя.

Я закусил губу. Череп был прав. Сухой и хрипловатый голос Клешни бил по больным точкам — все верно. Пленник продолжал оставаться на положении пария, и даже разговаривать с ним практически никто не пытался — если не считать спецназовца, к которому тот относился с почти суеверным ужасом…

— Ты прав, Клешня. Полностью прав. Он — изгой. Чужой, и среди чужих. Но иначе пока невозможно. Прими это, как есть. Люди ничего не забыли — и не скоро забудут. Кроме того, он ведь не только, бывший зэк. Он…

— Опущенный. Я знаю. Слава богу, в его услугах никто не нуждается. Эх, вождь… Что-то говорит мне — зря ты с ним затеял. Но, раз уж пощадил — так доведи до конца. Нельзя так жить. Сорвется парень…

Я снова вспомнил слова Черепа…

В форте постепенно образовались новые семьи. Будда, которого все предпочитали звать просто — Буда, — жил вместе с двумя женщинами, Клешня, почти сразу подружившийся с Властой. Лада продолжала находиться в одном доме с Доком, хоть мы и не замечали ее особой привязанности к старику. Шейла, наконец-то, решившаяся остаться вместе с уставшим от ожидания, Чером. И, наконец, Анна, оттаявшая от прежнего страха, и будто потерявшая голову от настойчивых ухаживаний Блуда. Постоянное внимание этого смазливого парня, его бесконечные ухаживания и открытое желание угодить ей в любой мелочи, всем бросалось в глаза, и было даже неприятным… всем, кроме нее. Блуд не отлынивал от общих дел, даже старался наладить какой-то контакт с Пленником — чему я только радовался. Но внутренний мир парня оставался загадкой. Хоть он и прекратил открыто бравировать своими желаниями — урок не пропал даром! — стремление слыть первым «жеребцом» в селении, осталось. Элина, с чувством глубокого недоверия пыталась обратить на это наше с Натой внимание — но не встречала поддержки, из-за моей полной занятости делами форта. Тогда она решила поговорить об этом с Анной… и получила совершенно иной результат. Та, услышав об устремлениях Блуда в свой адрес, стала отвечать на них вовсе не так, как хотелось бы Элине. Однажды, устав от своей затаенной боли, девушка оставила Блуда у себя на ночь… И никто не предполагал, во что выльется эта связь — так засветилось лицо девушки, вынесшей столько в ущелье Клана! Как и все мы, она в одночасье потеряла все. Как многие — видела, как погибали ее родные. Если у кого-то, оставалась хотя бы надежда, то она точно знала, что осталась одна… Девушка только сейчас, среди нас, понемногу стала отходить от своей боли. Ублюдки Сыча, вырвавшие ее из заботливых рук Стопаря и Тучи, так надеявшихся увидеть Анну своей невесткой, оставили в душе девушки неизгладимый след. Многие после этого даже не возвращались — бросались со скал, полностью опустошенные и разуверившиеся в людях. Мы надеялись, что внезапно вспыхнувшее чувство, хоть в чем-то утешит и придаст силы девушке — но, как оказалось, это была любовь только с одной стороны…

Все это мы узнали потом. А пока — форт жил своей привычной жизнью. Кто-то уходил с раннего утра на охоту — и возвращался через день, два, а то и более, в зависимости от дальности похода. Кто-то сидел на восстановленной пристани и собирал дань с реки — опустошая корзины, придуманные еще Беном. Чего-чего, а рыбы у нас хватало всегда! Всегда свежей, вкусной, и так легко добываемой — в чем была и есть заслуга инженера. Его здоровье, благодаря принесенным ампулам, пошло на поправку. Когти ящера, едва не оставившие его без ноги, оказались гораздо более опасны именно своим содержимым — при более детальном осмотре Стопарь обнаружил у самых кончиков полые отверстия. Док сразу сказал, что это, скорее всего, место для впрыскивания яда. Ну а Ната, вырезавшая некоторые части из туши поверженных гигантов, могла это подтвердить — стрелы, смазанные содержимым, убивали дичь даже при самом слабом ранении. Только вот, есть ее никто не хотел…