— Хорошо, — Элина качнула головой. — Тогда спроси — почему Натка, тоже такого о нем мнения? Что ж ты все на меня, да на меня? Ее спроси!

Он вскинулась и повернулась, чтобы выйти прочь. Ната ухватила ее за плечо:

— Не торопись. Останься — мы и так редко вместе… Дар все время уходит по делам, а ты пропадаешь, то с Ульдэ, то с Дженни, на охоте. А я остаюсь одна.

Ната лукавила — мы никогда не оставляли ее совсем одну. Но она всеми силами старалась не допустить очередной размолвки между мной и Элиной — а подобные, становились все чаще… Та вновь нахмурилась, но нехотя присела на краешек постели. Ната потихоньку показала мне палец — успокойся! Элина пригнула голову к плечу подруги и уже более миролюбиво произнесла:

— Хорошо. Если ты так хочешь — я останусь.

— И Дар этого хочет, — утвердительно кивнула Ната. — Только сказать не решается.

Вместо ответа Элина еще глубже спрятала лицо, отворачивая его от меня. Ната посмотрела на меня непонимающе — какая кошка меж вами пробежала?

— Что хоть случилось? — примирительно спросил я. — Что он сделал, из-за чего поднялся весь сыр бор?

— Он к Анне пристает. Проходу нет нигде от этого кобеля.

— Так. В чем это выражается? В кусты тащит?

— Нет.

— Хамит?

— Нет.

— Силой не принуждает? В дом не лезет? Вижу, ответить нечего… Тогда, почему ты решила, что это так плохо? Блуд… Ну, тут само прозвище за себя говорит. Неравнодушен товарищ, к женщинам — так в долине много ему подобных. Лишь бы, без принуждения. К тебе не пытается приставать?

— Вот еще! — Элина фыркнула. — Пусть только попробует. Я ему сразу всю охоту отобью!

— Вот и ладно. А то, что он к Анне неравнодушен — Разве это так плохо? Она сама, как к этому относится? Опять молчишь. Раз так — ей и решать, с кем… Не лезь в их отношения. А, вернее — держи свое мнение при себе. Мне, Натке — можно сказать. При ком другом — помалкивай…

Элина промолчала. Ната все так же недоумевающее смотрела на меня — так что случилось? Я кивнул — потом… Мы еще не говорили с ней о том, что произошло между мной и Элиной в Клане, и я не знал, нужно ли посвящать ее в это. Ната, наверняка бы, рассердилась на меня — и была права… Но и бесконечно умалчивать тот случай я не имел права — меж нами не должно быть тайн. Хоть Элина и смогла прийти ко мне, и даже сама себе объяснить (простить!) мое поведение, легче от этого не стало. Было заметно, что девушка как-то отдалилась… и я до боли боялся ее потерять! Боялся восстановить наши отношения, которые сам же и привел к такому результату. В отличие от Наты, когда-то поклявшейся умереть, но остаться только со мной, красавица прерий никогда и ничего не обещала. Она могла уйти — и была вольна уйти.

Нормальная жизнь в форте наладилась полностью. Болезнь Наты, отступившая перед чудодейственной травой, уже практически закончилась — и мы все чаще стали, как раньше, проводить время на свежем воздухе, что само по себе только способствовало выздоровлению. Погода стояла изумительная — теплая и солнечная. И это — невзирая на то, что, по всем нашим прикидкам, сейчас все должно быть покрыто снежным покровом. Оставив Доку ломать себе голову над этими чудесами, мы просто пользовались тем, что нам предоставила природа. Девушки пристрастились купаться — вода Синей реки, обжигающе холодная, только раззадоривала их, а вслед за юными девушками, в реку потянулись и все остальные. Для удобства, мы поставили на берегу что-то вроде пристани — так проще вытаскивать кожаные бурдюки с водой для нужд форта, чем не преминули воспользоваться купальщики, облюбовав ее, как удобное место для прыжков в воду. Туча, завидев, что даже Стопарь рискнул искупаться в ледяной воде, только притворно причитала:

— Охальники. Мать вашу! Совсем стыд и срам потеряли! — и плевалась в нашу сторону, впрочем, пряча на лице вовсе не гневную ухмылку. Естественно, что купальных костюмов как-то не предусматривалось, и девушки были отделены от мужчин только самой рекой. Кроме нее, воду игнорировали только Ульдэ и Анна — первая в силу того, что вообще старалась находиться подальше от скопления людей, а вторая… Анна избегала общества мужчин всеми силами, и даже Блуд, к которому она, вроде как была более снисходительна, не мог ее уговорить раздеться перед всеми. А так, как в общем купании иногда принимали участие, чуть ли не все жители форта — то она оставалась либо помогать Туче, либо караулить на скале. Что до нас — былые условности уже давно отошли на второе место…

Работа в форте не прекращалась. Новые жильцы требовали больше внимания, еды, одежды. Все это следовало как-то устроить. И свободного времени не оставалось ни у кого. Кто-то был обязан заботиться о дровах, делая все выше поленницу возле скалы, кто-то — выделкой добываемых нами шкур, либо починкой снасти для ловли рыбы — без дела не сидели. Ната, шутя, как-то назвала это первобытно общинным ведением хозяйства — и, наверное, была недалеко от истины.

Я придерживался строгого правила — на территории форта, и за несколько десятков шагов от него, все должно быть прибрано и чисто. Этого требовала элементарная гигиена, кроме того, Док, нервно косящийся на ошеломляюще быстро скапливающиеся кучи отходов, требовал порядка, чтобы у нас не появилось, какой-нибудь, заразы. Однако, стерильность соблюдать не так уж и просто. Воздвигнутые стены отрезали людей от природы, самой способной уничтожить всяческие отбросы, и теперь эта обязанность стала одной из неприятных процедур — кому охота таскать на себе остатки пищи и грязь далеко за пределы селения, а потом еще и старательно закапывать в землю? Но исключений не делалось ни для кого — и все по очереди махали самодельными вениками, выметая грязь и мусор за пределы стен, в которых находились. Хорошо, еще в самом начале, Бен нашел неподалеку расщелину — и мы стали сбрасывать все туда, так, чтобы даже запаха не доносилось до наших жилищ. В основном, все эти заботы, словно невзначай, легли на плечи нашего Пленника. Всех сторонившийся и молчаливый, он покорно выполнял самую тяжелую и грязную работу, не вступая в споры даже с совсем уж молодыми девчонками, помыкающими парнем, как скотиной. Если это замечала Ната — жесткая отповедь была обеспечена. Она решительно пресекала все попытки сделать из него раба — но уследить за каждым проявлением такого отношения было не так просто. Я не вмешивался… Все помнили, откуда этот парень и почему — и неприязнь, полученная из-за пережитых страданий, не позволяла многим позволить стать ему одним из нас. Иной раз Сова даже спрашивал, когда я отправлю пленника к Сычу… Я и сам не знал, зачем он здесь. Не враг, не друг… пленник.

Благодаря этим мерам, над домами не роились кучами рои мух и иных насекомых. Бен и Стопарь, при участии всех жителей, вновь возвели баню — даже лучше и больше прежней, сгоревшей после набега Беса. Они долго колдовали над материалом для постройки — ни дерево, ни обычные камни их не устраивали. Пришлось придумать и использовать специальные формы, в которых Стопарь насыпал полусырую массу глины, замешанную с клочьями травы, из которой изготавливали веревки. Послу просушки получались вполне приличные кирпичи. Когда их накопилось достаточно много, началась, собственно, сама постройка. Мулат придирчиво осматривал каждый кирпич, каждый брус, перед тем, как дать добро на его укладку — и ругань между ним и кузнецом иной раз переходила в настоящий крик! — но они же сами и мирились… Естественно, что они первыми и опробовали свое детище. Оба парились долго, с усердием и всем слышным оханьем и кряканьем — и выползли на свет лишь через пару часов. Стопарь был весь красный, словно варился в свекольном бульоне, но стоял на своих ногах крепко. А вот Бен… Тот выглядел так, словно промчался недельный марафон и ни разу не присел на всем его протяжении. Он буквально выполз наружу и едва глотнул свежего воздуха, как замертво рухнул оземь, на руки подоспевших Чера и Дока.

— Ухарь чертов! — Туча разъярилась так, что Стопарь от греха подальше, поспешил спрятаться на самую вершину скалы. — Угробишь инженера! Это тебе, борову, все едино, что в лоб, что по лбу — а он то как? Это не Африка, какая там, это ведь — парная!