Он отмахнулся — я понял, что Сова, на самом деле, чем-то сильно взволнован.

— Что-то случилось?

— Не совсем… Но, тебе следует знать то, что стало известно мне, только что.

Он отвел меня в сторону и сказал:

— Мой брат… Помнит ли он о том, что произошло со всеми нами?

— Ты про Сыча? Такое не забывают.

— Нет, — он устало покачал головой. — Сыч, это прошлое… Помнит ли вождь о том, что предшествовало тем событиям, после которых он стал вести такую жизнь?

Я слегка нахмурился — жуткие сцены того кошмарного дня словно отпечатались в сознании, и мне не хотелось лишний раз вызывать их образ…

— К чему ты об этом?

— Я кое-что услышал об одном человеке, который оказался с тобой на последней охоте. Ты его хорошо знаешь — или думал, что знал, до этого. Это Трясоголов.

— Трясун? И что? Он шпион Святоши?

— Ты знал? — индеец слегка растерялся, но быстро справился с собой. — Док лечит ему ногу — тот поранил ее, после возвращения. Потому, кстати, и находится до сих пор здесь — хочет продолжить лечение в более подходящих условиях.

— Ну, это не совсем так. Да, он сейчас здесь. И рана получена как раз в походе за животными, а не до того… И что?

Сова свел брови на переносице:

— Когда Док сделал ему настойку от боли — тот впал в беспамятство и наговорил много интересного. А Док решил, что это должен услышать и ты. Но он задержался в лесу, где ваши рубят деревья для строительства домов. Я возвращался с Зорькой и Ладой, из ее сгоревшего дома — собрали то, из вещей, что осталось… Он рассказал мне — а я, решил, что ты должен узнать первым.

— И о чем он поведал?

— Трясоголов знает что-то, очень важное, о том, что должно произойти…

— Говори.

— Похоже, Святоша готовиться нанести удар. Да, мой брат. Этому лже-монаху вновь хочется увидеть прерии в крови! Мне не терпится увидеть Трясуна — думаю, что моего брата гложет такое же желание!

Я сделал знак рукой. К нам сразу подошли двое — Бугай и Череп, дежурившие в тот день.

— Трясуна — в мою старую землянку. И никого не пускать туда, пока сами не выйдем! Бугай привел, опешившего от его грозного вида, Трясоголова, и встал возле входа. Теперь попасть к нам можно было только через его труп… Не понимая, что случилось, тот со страхом смотрел на наши суровые лица. Он заметил, как Сова нервно поигрывает рукоятью томагавка, и сразу поник.

— Так и думал… Док, шарлатан, подсунул мне какую-то дурь — от нее и мертвый разговорится… Что вы от меня хотите?

— Все.

Ответ Совы прозвучал очень глухо…

— Да мне и скрывать нечего!

— Вот и прекрасно. Пытать тебя не будем… надеюсь.

Трясоголов сжался, как от удара.

— Дар! Я не шпион! Меня никто не посылал!

— Да? — я довольно холодно смотрел на испуганного человечка… С самых первых дней нашего знакомства, он не внушал никакого уважения. Вечно с бегающими глазами, всегда грязный и чурающийся воды, не умеющий и не желавший учится владеть хоть каким-либо оружием, попрошайка и трус. Он был на побегушках у Святоши до пришествия банды, и только с начала войны отошел от прислуживания монаху и его компании. Мы не знали, стал ли он вновь угодником этого проповедника, или, старается игнорировать эти сборища. Но, раз Док что-то услышал в бреду — проверить не мешало.

— Говоришь, не шпион… Ты уже давно загостился в форте, и, как видно, не торопишься возвращаться назад. Так понравилось?

— Ну… да. У вас все так ладно, все дружные, никто не дерется.

— А у вас?

Трясоголов понурился:

— Ты же сам знаешь. В поселке никто ни с кем не дружит. Все друг друга боятся, все живут, как собаки…

— Не трогал бы ты Угара. Вдруг, услышит?

Он едва не подпрыгнул, в очередной раз, дернув головой.

— А он? Может?

Мы переглянулись с Совой — слухи о поразительной сообразительности нашего четвероного друга грозили получить очередную порцию невероятных подробностей…

— Вполне. Но пока мы сами желали бы тебя послушать.

Он кивнул.

— Я скажу. Док что-то подмешал, да? Я понимаю… если из поселка — значит, уже враг. Мы все стали чужими… — Трясоголов тяжело вздохнул. — Только я, действительно, ничего не знаю. Святоша мне много не говорит, он больше со своими общается. А нами только помыкает! Я лишь слышал, как он собирался что-то вроде крестного хода устроить… типа, изволения от прошлых и грядущих бедствий.

— Бред полный… После всего? И, зачем?

— Не бред! — Трясоголов упрямо сдвинул брови. — Он умный. Знаешь, как говорить умеет? Заслушаешься!

— И ты заслушался?

— Я — нет. Сам когда-то других учил… верить сказкам. Но и Святоше в таланте не откажешь. Все, что ты стараешься сделать руками, он без усилий добивается только словом! Вера! Вот что людям не хватает. А у него весь расчет именно на этом…

— Допустим. Но одной верой сыт не будешь. И дома не построишь.

— А зачем ему дома? Вот будет готов форт — и тогда…

Он испуганно зажал себе рот, но было уже поздно. Что я, что Сова — эти слова сразу показали, почему Док так заинтересовался выкликами Трясоголова, пока тот находился в полубессознательном состоянии.

— И тогда монах попытается его захватить? Говори, раз уж начал!

Трясоголов еще больше съежился, но под нашими пристальными взглядами не решился играть в молчанку…

— Святоша меня убьет… Я случайно услышал, правда! Он готовится, все время готовится. Еще когда ты с Сычом мир заключил, уже тогда братьев-рясоносцев, собирал по всем поселкам.

— Братьев-рясоносцев? Это еще что такое?

— Вера… Люди слушают, и внимают. А ты смеешься! Возле него многие кучкуются, кто до сих пор привыкнуть не может. Все надеются, будто мир перевернется и все будет, как прежде. Вот он и создал на их основе свое братство. Что-то типа ордена, во главе с духовным лидером.

Мы снова посмотрели друг на друга. Новости, узнанные от Трясоголова, в общем-то, не были совсем уж свежими — кое-что до нас доходило и раньше. Но раньше в них никогда не звучало призыва к новому кровопролитию, на что так явно намекал наш пленник. Сова угрюмо опустил глаза вниз — я понял его упрек, на что пожал плечами…

— И когда его ждать?

— Не знаю. Я же сказал — услышал случайно, трепались двое из его братии в кустах, а я там… нужду справлял. Не спрашивать же подробности!

Мы сидели молча, удрученные тем, что поведал нам этот человек — с первого взгляда, совершенно неприметный среди прочих обитателей долины и своего поселка. Едва воцарившийся мир в прерии мог быть нарушен — из-за замыслов нетерпимого ко всему новому, лжемонаха. Не зря я так старался укрепить стены форта — словно предвидел!

Трясоголов тоскливо посмотрел в угол, и вздохнул — устало и обреченно.

— Если б я только знал!

Он вдруг повернулся и выпалил нам в лица:

— Если б ты только видел! Как я готовился, как собирал все, что могло пригодиться в дальнейшем! Все-все, вплоть до таких мелочей, о которых потом не смог бы даже и вспомнить! Твой пресловутый подвал, о котором столько треплются, и рядом не стоял — по сравнению с тем, что было у меня! А у меня было все! Все! Даже бабы резиновые — чтобы трахать их, если окажется нужда, в настоящих! Кто же знал, что их останется так много, что мы будем в меньшинстве? Нет, ты не представляешь… не можешь себе этого представить! Только консервов у меня лежало на сумму более ста тысяч баксов! Это о чем-то говорит? И не таких, которые пропадают через первые три месяца, после выпуска, а настоящие, специально изготовленные по заказу правительства для подобных ситуаций! Что, думаешь, там, наверху, одни только идиоты сидели? Что, вам просто так, постоянно фильмы крутили, или в газетах информацию прокачивали о подобном? Дудки! Они уж лучше всех были оповещены о предстоящем — только не знали, что оно окажется не совсем таким, к чему готовились!

Мы с Совой замерли. В запале, Трясоголов высказал нечто такое, что мы ожидали услышать менее всего. Настроившись получить информацию о замыслах Святоши, мы даже опешили от этих откровений… но и оставить их без внимания, уже не могли.