— Йе-Хо!

Что-то резко кольнуло меня в грудь — предчувствие чего-то необъяснимого и пугающего, очень древнего, вдруг стало исходить от разрисованного мрачными красками, индейца! Сова склонился над Натой и дотронулся до нее посохом, который, неведомо откуда, появился в его руке.

— Хэй! Йе-хо! Верь Великому Небу! Верь Земле!

Я прошептал:

— Верю… Спаси Нату…

— Йе-Хо! Бейте в бубен, люди рода! Прочь гоните зло из сердца! Руки вместе все сцепите — вместе легче нам согреться!

Мы изумленно переглядывались, слушая неожиданный речитатив индейца, и нерешительно стали поднимать руки, протягивая их друг другу. Сова, ритмично ударяя в бубен, обходил круг и тем же звонким и суровым голосом, продолжал:

— Каждый небо пусть попросит — так быстрее нас услышат! Вождь пусть руку девы держит, пусть нам скажет — она дышит?

— Да…

— Громче, звонче бейте в бубен! Ритм единый всем нам нужен! Первый вздох услышат губы — пусть не плачет сердце мужа! Смерти нет, как нет бессмертья — но взлетают искры выше! Верим все, в ее спасенье — Вождь! Скажи нам — она дышит?

— Да!

— Заклиная все живое, жизнь дарующее время, я хочу узнать у рода — верит ли в спасенье племя?

— Да!!!

Громовой ответ завороженных людей слился в одно целое. Белая Сова все сильнее и быстрее бил в бубен, все скорее обходил круг и уже почти бежал, успевая на ходу выкрикивать, обращаясь ко всем сразу:

— Отступи, дыханье ночи! Пламя пусть в груди зажжется! Боль и немощь рву я в клочья — дочь земли пусть отзовется!

Я обомлел — у Наты дрогнули ресницы!

— Вместе, вместе все просите! Ритм сердец пускай сольется! Этой силы нет сильнее! Вождь! Проверь, как сердце бьется!

Я положил ладонь на грудь девушки. Она сделала глубокий вздох и открыла глаза. У меня задрожали руки. Ната, не мигая, смотрела на огонь и скачущего, дикими прыжками, Сову.

— Прочь, могильное безмолвье! Возвращайся к нам скорее! Кровь свою мы все смешаем — этим кровь твою согреем!

При этих словах, Сова выхватил из набедренной повязки, какой-то удивительный нож, очень криво изогнутый, и полоснул им себя по руке, сделав разрез. Капли крови, появившиеся на руке, стали стекать в небольшую чашу. Не колеблясь ни мгновения, Элина и Ульдэ, смотревшие во все глаза на индейца, протянули ему свои руки. Сова подскочил к ним и резко взмахнул своим ножом. Кожа на руках обеих женщин покрылась багровой полоской разреза… Шаман собрал несколько капель в чашу и направился к Салли. Та молча подала руку шаману. Тоже сделала Лада, а за ней и все остальные. Я один, продолжая удерживать голову Наты, ожидал, когда индеец завершит круг и подойдет ко мне. Но мне он уготовил иное! Он высоко приподнял чашу с кровью над костром и четко, и громко произнес:

— Кровь сердец — и пламя ярче, пусть вздымает свои всплески! Жар пусть к небу устремится — просьба с кровью будет веской! Пусть услышат и увидят духи Неба всех, кто просит! А теперь, огонь проверит и того, кто деву носит!

Он выплеснул содержимое чаши в огонь — всем показалось, что пламя и на самом деле вспыхнуло намного ярче. Сова выхватил из костра, дымящуюся головню и поднес ее ко мне. Все стихло…

— Верни ей силы! Твоя боль смешается с ее болью! Но ты — воин! Ты сильнее — ты справишься со своей болью, и ты заберешь боль у нее!

Я молча протянул руку перед собой. Ната, широко раскрыв глаза, смотрела на свирепое лицо Совы. Он прислонил головню к моей руке. Шаман глядел на меня, не мигая, а я, стиснув зубы и ни единым стоном, не выдавая невыносимую боль, старался отвечать ему столь же твердым взглядом. В зрачках индейца мелькнуло одобрение. На несколько секунд воцарилась полнейшая тишина — ее нарушало лишь потрескивание дров в костре. Вдруг раздался отчаянный вскрик:

— Нет! Не надо!

Я вздрогнул — кричала Ната. Голос ее, по-прежнему звонкий, как хлыстом ударил меня по обнаженным нервам. Сова мгновенно убрал огонь от моей руки и швырнул палку обратно, в костер.

— Ты вырвал ее из дыхания ночи! Ты достоин, быть мужем этой женщины!

Он скрестил руки и встал перед Натой. Я сглотнул, в пересохшем горле сперло дыхание — она заговорила! После двух недель молчания, после того, чего мы с ужасом ожидали — заговорила! Ната с трудом подняла свою руку и положила на мою, закрывая ладонью след от ожога.

— Муж мой! Что это?

— Это мы все — возле тебя!

— Нет… — она с трудом разжимала губы. — Зачем ты и Сова… Зачем вы жгли руку? Это ведь так больно!

— Это обряд — он его проводил ради тебя. Чтобы у тебя появились силы! Чтобы ты очнулась и захотела жить!

— Я очень хочу жить… — она слабо улыбнулась мне. — И очень хочу быть с тобой… Мой любимый…

— Ната! Наточка! — Элина рванулась к ней, падая на колени перед девушкой. Сова поднял руку, призывая всех к молчанию:

— Это сделали все вы… Древняя вера, силы которой были в забвении. Я никогда не пел такого, мой брат Дар! И я не знал, смогу ли… Не индеец — весь род, дал ей силы, своей верой в то, что сможет отдать частичку себя!

— Ты действительно шаман, Сова! Ты великий шаман!

Я протянул к нему руку, и он крепко пожал мне ладонь. Индеец перевел взгляд на Нату и посуровел:

— Мы сделали все. Но силы ее иссякли.

Ната вновь закрыла глаза и опустила голову мне на колени. Сова продолжил:

— Теперь ее может спасти только ее воля… Или чудо. Я — не великий шаман. Я только смог пробудить в ней желание жить. Она услышала нас. Но услышало ли нас небо?

Жуткий, громоподобный рык, стал ему ответом. Все без исключения схватились за оружие, но никто не успел им воспользоваться. В темный проем раскрытых ворот черной молнией ворвалась громадная тень и всеми четырьмя лапами затормозила возле меня и Наты.

— Угар… — прошептала Элина. — Это же Угар… Угар!

Я не мог произнести не слова. Это, в самом деле, был наш пес! Все затихли, завороженные неожиданным появлением огромной собаки, которую все уже давно считали погибшей.

Угар стал еще крупнее и мощнее. Даже при неверном свете костра было видно, что это именно он: со свалявшейся шерстью, в грязных засохших пятнах своей, или чужой крови, с характерной подпалиной на правом боку, от которой он получил свое имя. Высунув широкий язык и тяжело дыша, от бега, он смотрел на нас преданными глазами.

— Угар… — пронеслось по кругу.

Я медленно протянул к нему руку. Пес подался вперед и подсунул под нее влажный нос. Я коснулся его, ощутив жаркое дыхание запыхавшегося пса.

— Ты вернулся… Ты жив…

Пес, вздрагивая от возбуждения, с силой бросился вперед, и я прижал к себе его лобастую башку. Элина, всхлипывая, схватилась за косматую шерсть и наклонилась к морде собаки.

— Угарушка! Песик наш! Вернулся! Этого не может быть!

— Небо услышало твои мольбы! — Сова воздел руки ночному небу. — Тот, кто спас нас от лап громадного медведя, вернулся! Это знамение! Это — знак неба!

Я не верил своим глазам — Угар, бросившийся в пропасть и увлекший за собой чудовище, которое, чуть было, не прикончило всех нас, стоял передо мной и всем своим видом выражал бесконечную радость. Он поскуливал, кидался от одного к другому, успевал каждого лизнуть своим шершавым языком, возвращался ко мне, затихая на несколько секунд, и опять вскакивал и носился по кругу. Внезапно пес остановился и устремил взгляд своих блестящих черных глаз на недвижимо лежащую возле меня Нату. Он одним прыжком оказался возле ее лица и прикоснулся к нему носом. Ната, с большим трудом, разомкнула ресницы — то, что заставил сделать нас Сова и что, на удивление всех, дало такой неожиданный эффект, истощило ее силы… Она, не узнавая, смотрела на мохнатую морду притихшего пса. Угар лизнул ее прямо в лицо.

— Я умерла? — с уст девушки еле слышно раздались невнятные слова. — Ты ждал меня здесь? Как странно…

Пес снова лизнул ее. Ната шевельнула пальцами руки.

— Значит, это так… бывает. Дар? Ты тоже? Муж мой… Любимый… Ты умер? Но почему?

— Нет! — слезы потекли у меня из глаз. — Нет! Он живой! Ты не умерла! Он вернулся! Он вернулся к нам! К тебе! Ты живая, солнышко мое! Ты живая! Ты должна жить! Ты будешь жить! Ната!!!