После принятия соглашения, мы старались не появляться в нем слишком часто. Главарь бандитов, на самом деле, мог заручиться чьей-либо поддержкой, а мне не хотелось, чтобы ему доложили, как его главный соперник сам занимается поисками пропитания для бандитов — это роняло мой престиж в глазах Клана. Потому и приходилось, чаше отправлять других, а самому углубляться в дела форта. Но это трудно объяснить Туче…
Чер остался на входе, он спрятался в ветвях большого дерева, а я отравился к Чайке, с которой свел дружбу в последние дни. Женщина обрадовалась мне, как родному…
— Как хорошо, что ты пришел! У нас уже поговаривают, вы решили отдать поселок Сычу!
— А что, они уже не верят своим глазам? Или, слухи так причудливо искажаются, что наш договор о мире превратился в раздел долины?
— Скажи, что это неправда, Дар! Вся наша надежда — на тебя и тех, кто стоит рядом с тобой! Вам завидуют, да что там, я и сама бы хотела жить не здесь! Нет, не стоит… — Она махнула рукой.
— Кто мешал вам устроить свою жизнь лучшим образом?
— Трусость… Сыч казнил нескольких, Святоша, тоже, сыпет соль на раны. Оставшиеся прячут друг от друга глаза. Никто никому не доверяет, а вам — меньше всего. Считают договор, чуть ли не предательством, только некоторые одобряют и понимают, что другого выхода не могло быть. Но кому охота рыть землю и все выкопанные овощи относить на склад, из которого потом их заберут посланцы Клана? Из пяти рыб приходится оставлять себе лишь две, из корзины плодов — половину! В поселке нет единодушия…
— Потерпите. Чайка, это соглашение не навсегда. Но я не могу сказать, что его конец будет много лучше. Тогда — опять кровь и жертвы. Если мы не станем соблюдать договор, то поселок опять склонит шею под бандой и окажется в еще более худшем положении, чем был раньше. Сейчас хоть не убивают.
— Я знаю, — она устремила на меня свои умные глаза. — Я все понимаю, Дар. Только все так устали! Давно не устраивали праздников Мены, никто не хочет выходить за пределы более чем ста шагов, от землянок — предпочитают жить впроголодь, но не рисковать своей жизнью. Многие считают, что Сыч оставил кого-то поблизости, чтобы опять воровать девушек — уже две пропали за эту неделю. Если бы не вы — ни одна не смогла бы избежать участи Анны!
— Не только мы. Представь, что каждая вторая смогла решиться стать такой, как Ульдэ — бандитам пришлось бы забыть о женщинах. Но я не видел, чтобы они пытались защищаться. Что до появления банды, когда здесь руководил Белоголовый и Святоша — что после, когда о сопротивлении вообще предпочитали не думать. Уступили вначале — стали уступать и дальше. А вот если бы хоть одна решилась убить… еще тогда, до их прихода — другим вряд ли захотелось лишний раз рисковать! Мужчин не так уж и много в долине — если женщины сами не станут браться за оружие, их никто не защитит.
— Ты мечтатель, Дар… Женщинам трудно вести себя так, как ведут мужчины. Они, все-таки, женщины… Не все могут быть такими смелыми и решительными, как эта Ульдэ. Кстати, как твои девушки? Знаешь, что многие из наших, завидуют им? И… найдутся такие, кто не прочь разделить свое ложе с тобой, даже если они против!
— Спасибо, Чайка. У нас все нормально. Мы все вместе охотились неподалеку… Собственно, поэтому я и пришел сюда. Мне нужны люди, чтобы перенести убитых животных в поселок. А насчет этого… я не стану спрашивать девушек о разрешении — но не потому, что их мнение мне безразлично, просто кроме них мне никто не нужен.
— Ты охотился?
— Да. Для Сыча.
Она вскинула глаза и вздохнула:
— Что-то я не совсем дохожу… Что ты выиграл этим договором?
— Банду нужно кормить. Не станем — она вернется и отберет последнее. И снова будет убивать, и насиловать. Сыч, мы условились, как ты знаешь, пока не дает им лишний раз спускаться с гор в долину. Взамен я обязался ему помогать с пропитанием. По сути дела, да — та же дань. Но, раз это делаем мы, а не его люди, здесь избавлены от оскорблений и крови.
Она еще раз вздохнула, пожав плечами:
— Если бы все это понимали. Мне и самой больно видеть, как они приходят и уносят то, что, мы добываем для них своим трудом. Все считали, что вы их прогнали, а на самом деле, власть Сыча словно сохранилась… Скажи честно — он ведь предлагал тебе разделить ее?
— Предлагал. Мне не нужна долина, Чайка. И власть — тоже. Я гораздо спокойнее жил без всего этого, когда обитал в городе, вместе с Натой и Элиной. У меня есть две молодые женщины, почти девочки, которые мне очень дороги — так стоит ли желать большего? Такое счастье выпадает далеко не всем!
— Как ты их любишь… А они?
— Надеюсь на взаимность. По крайней мере, повода усомниться в обратном, не имел.
— Не всякий смог бы жить с двумя женщинами сразу и, при этом, изловчиться все обставить так, чтобы они остались друзьями! Ты очень мудрый человек, Дар, или, очень хитрый… Им повезло не меньше, чем тебе самому. Но как ты относишься к тому, что настолько старше любой из них? Они младше тебя и годятся в дочери!
— Молодая жена — вторая молодость мужа… А когда их еще и две — вдвойне! Старость близко, но еще не рядом, Серая Чайка. А с нашей жизнью, она и вовсе может не наступить никогда. Дикий ли зверь, нож бандита… Да мало ли что, может заставить меня закрыть глаза раньше того срока, о котором я бы вообще предпочел не думать? И о чем тогда жалеть? Что я был так близок с ними — или, что мог бы быть, да не решился, в силу каких-то глупых предрассудков? Лучше первое… Я и так многое в своей прошлой жизни упустил и больше не хочу повторяться. Если уж жалеть, так о свершенном. Буду с тобой откровенен. У меня хватает силы — мужской, если ты об этом! — на них обоих. А что до мудрости, так это скорее не моя, а заслуга самих девушек. У нас Ната — главная хранительница мира и спокойствия в нашем доме.
— А та… Твоя настоящая семья, ты позабыл про них?
Я на секунду умолк…
— Прости…
— Ничего. Я догадывался, что этот вопрос последует — ты не первая, кто меня спрашивает о прошлом. Хотя, сам я предпочитаю никому ни о чем не напоминать. Они так далеко, что это, почти что в ином мире. Если, к тому же, живы. Может быть, это и измена, но я не совершенен…
Чайка пригласила меня сесть. В ее землянке стало сухо и чисто прибрано. Она заметила мой взгляд и улыбнулась, наливая что-то из плетеной бадейки в глиняную чашку.
— Пей. Док научил варить настойку из трав, она восстанавливает силы. Он так много знает о растениях, если бы не Док, многие давно отравились ими! Он рассказывал, как чисто у вас, в форте. Вот и я, наконец, решила вспомнить о том, что тоже, женщина… Некого бояться — можно ходить нормально одетой и не с грязными руками.
Мы некоторое время помолчали. Чайка дотронулась до шрама на щеке — уродливый рубец пересекал ее сверху вниз, сильно портя, в общем-то, миловидное лицо женщины. Она увидела, как я слежу за ее рукой и отвернула голову:
— Не смотри.
— Извини.
— Я из-за этого шрама сама не своя… Знаешь, сколько мне лет?
— Откуда? Думаю, чуть за тридцать. Ты молодо выглядишь.
— Ты проницателен. Как раз исполнилось двадцать девять, когда все случилось. У меня день рождения стал самым громким, в истории человечества… Вот и отпраздновала, присыпанная с головой землей. Пролежала так двое суток, а когда нашла в себе силы и мужество вылезти, думала, что я — в аду…
Я вспомнил, как Элина рассказывала про то, как ехала отмечать свой день рождения и что из того вышло. Чайка приняла из моих руку пустую чашку и тихо произнесла:
— Все сгорело… Все. Ни семьи, ни детей — ничего. Одна только я осталась. Зачем?
— Чтобы жить, Чайка.
— А кому нужна моя жизнь? Мне порой хочется пойти и утопиться в озере… Знаешь, почему бандиты так легко подмяли под себя всех? Потому, что все устали от тоски по-прежнему, по погибшим близким, которых уже не вернуть. Они сломались и только по инерции продолжают барахтаться… А банда — она ничего не потеряла! Она приобрела — свободу! И теперь хочет ее уплетать полными ложками. И у них — есть та жажда жизни, которая так слаба у нас! Ты вот сказал — если бы девушки сопротивлялись, когда их затаскивали в кусты и норы! Как бы не так! Нет, не все, конечно… Но многие просто сдались, сразу. Мне кажется, что если у Сыча есть здесь глаза и уши, то они, как раз, среди тех, кого ты так старательно защищал!