Сова и Череп вскинулись было, но я остановил их жестом:

— Дар все еще вождь? Вождь — принял решение.

Оставив всех, я быстро поднялся на пригорок.

— Вы здесь еще? Передайте своему пахану — я согласен на переговоры. Условия ставлю я — раз о встрече просит он. Говорить будем на нейтральной территории. Скажем, возле камней, которые вы могли видеть по дороге к нам. Пусть приходит с двумя сопровождающими, не более. Все остальные — ждать в вашем лагере, возле озера. Если он сильно дрейфит, то может захватить оружие. Но, если вздумает меня обмануть — пощады никому не будет! Все понял?

— Передам в точности…

— Хорошо. Встреча — через два часа. Идите!

Посланник посмотрел на меня с большой долей уважения, и они быстро побежали обратно.

На встречу пошли трое: я, Сова и Элина. Они, как лучшие стрелки среди нас, должны предупредить любое движение врага и убить их, если замышлялось предательство. Им отдали все наши стрелы, и я не сомневался, что в случае чего, жизнь Сыча оборвется в момент моей смерти… Мы встретились в указанное время — ни минутой раньше или позже. Я вышел к ним один, и Сыч, небрежным жестом, отослал двоих сопровождающих. Они отошли на несколько десятков шагов назад.

— Здорово, фраер!

— Я — Дар. Вождь форта и будущий вождь всех людей долины. Ты не знал этого?

Он поморщился и сплюнул.

— Пока еще не вождь… Слышали эту байку. А я — Сыч. Старший над всеми, и — в законе, а не самозванец, как некоторые. Не забыл еще?

— Не забыл.

Я смерил бандита жестким взглядом. Вблизи, после той встречи, он выглядел уже не столь самоуверенно, как в прошлый раз. Уголовник осунулся, в глазах не осталось прежнего спокойствия.

— Я помню все. С чем пришел?

— А ты не гони лошадей… Не запряг пока.

Он уселся на камни и, как бы невзначай, провел рукой по прикладу самострела…

— Что косишься? Сам сказал, что могу прийти с оружием! Вот я и озаботился, вдруг, ты мне засаду подстроил?

— Можешь показать мне еще и пистолет. Я видел, как ты стрелял в Сову.

Он осклабился самодовольно.

— А… так это его я зацепил? Живой? Живой, иначе бы ты тут уже сверкал зенками! Знаешь, значит. Да, имеется, но это для самых почетных друзей. Пули я на тебя тратить не стану — ты у меня в авторитетах не ходишь!

— Ты тоже. И придушить я тебя могу, несмотря на весь твой арсенал.

Он вскочил с камня и угрожающе воскликнул:

— Заткнись! Сявка! Шестерка!

Я чуть усмехнулся и негромко сказал:

— Мне уйти? Ты ошибся, Сыч, я не из твоих подчиненных. И, вот что… Повторим, если ты не понял до сих пор. Значит, ты, у своих, пахан? Авторитет, по-вашему. Одним словом — вожак. Так? А я — Вождь! Вожак… и вождь — улавливаешь разницу, вожак?

Я произнес это с таким презрением и пренебрежением к бандиту, что он, мгновенно понявший всю иронию, казалось, сейчас задохнется от ярости. Даже глаза Сыча стали вылезать из орбит! Он шумно выдохнул, поперхнулся и, вдруг, внезапно успокоившись, миролюбиво произнес:

— Я же сказал — не торопи… Видишь, устал с дороги. Дай отдышаться, тогда и побеседуем.

— Хорошо.

Я тоже уселся. Главарь явно не знал, как себя вести. Перед ним я не являлся равным, в его понимании. Обыкновенный мужик, такой, кого он и его кодла, и за людей не принимала. Но эти мужики заставили всю банду считаться с ними до такой степени, что вынудили его самого предложить им переговоры…

Он устремил на меня тяжелый взгляд прищуренных глаз.

— В общем, так. Сдавай свой форт, без боя, и оружие. А, также, отдашь мне индейца — больно прыткий и меня порешить хотел. Я этого не забываю. Ну а сам, и все остальные — валите, хоть к черту на рога! Преследовать не станем, зуб даю. И в мои дела не встревать, тогда вас никто не тронет… Но в долине, что б тебя не было! В город уматывай, с которого пришел!

— Все?

Он растерялся…

— Что, мало? Ну, так я могу еще пару условий выставить! Бери, что дают. Пока я добрый!

— Ясно… Теперь встречное условие — уводишь банду, вернее, ее остатки, в поселок. Там забираешь своих раненых, чтобы не раскидывал дерьмо по всей прерии! Отзовешь все посты в малых поселках и селениях. И, все вместе — в свою берлогу, в горах!

— Ах ты, щенок!

— Сидеть! Башку снесу в два счета — гавкнуть не успеешь!

Я выхватил из-за спины, скрытый под одеждой, меч и приставил его к шее бандита. Тот побледнел и опустил руки. Два сопровождающих рванулись к нам — и им навстречу встали в полный рост Сова и Элина. Несколько мгновений никто не произнес ни слова…

— Да ладно… Проверял я тебя так, на понты… Нужно же знать, с кем дело имею? Вижу, ты мужик серьезный. Но только и я тебе могу кое-что напомнить. Вроде того, как кто-то носочки мои целовал в лесу, али забыл?

— Целовал. И, что потом было — тоже помню. А ты забыл, как Циклоп подох? Не рассказывали, во всех подробностях? А как Муха на колу орал? Не видел? Так ведь тебе передали — сомневаюсь, что нет… Так что, грязь твоих ботинок со своих губ, я уже отмыл — кровью твоих ублюдков!

Он нахмурился и зло бросил:

— Братва тебе этого никогда не простит! Сам на кол сядешь!

— Да ну? А мне показалось — она тебя самого рада мне отдать, лишь бы убраться подобру-поздорову… И ждут от тебя совсем иного: не угроз и не бахвальства пустого — делового предложения. Но, если ты так и не соберешься с силами, и будешь продолжать в том же духе, то разговора не будет. Я — не из твоих шестерок. Я этой долины — вождь! Вождь! Чем скорее ты себе это уяснишь, тем лучше будет для тебя и, пока еще, твоей банды! Мои люди полны и сил, и энергии, и готовы истреблять вас, пока последний из зэков не зароется носом в землю!

— Ладно… — он устало вздохнул и понурился. — Хватит угроз, в самом деле. Давай, потолкуем. Я вам мир предлагаю. И дружбу…

Я только покачал головой — даже такие слова из его уст прозвучали, как издевка… Сыч выжидающе посмотрел на меня.

— Тебе это только на руку. Что я, не знаю, что ли — как оно на самом деле? И людей у тебя, почти, что и нет, иначе, не бегал бы ты от меня, как заяц. И не поддержит тебя никто — моя власть сильна в долине, не пример твоей! Да только толку мне, от твоей смерти, немного…

— Что так?

— Я устал, — он снова вздохнул. — Годы не те. А ты, вроде, как уже и знаешь, какие у нас порядки. На старость с уважением не смотрят — молодые волчата подросли, зубки стали показывать. Вон, Бес — я его пригрел на груди, а он мне черной монетой отплатил — бросил и в горы подался, перевал искать. Сдохнет ведь — я слышал, нет там никакого перевала. А ты, хоть и кровник полный, надежнее будешь. Заключим соглашение — ты меня не трогаешь, а я — вас. Места в долине много, на всех хватит.

Я отрицательно мотнул головой:

— Ты все врешь, Сыч. Тебе не нужен мир — ты просишь передышку. Сколько твоих людей уже скормили трупоедам, не считал? А я список веду — где и когда. Шестьдесят девять — только убитыми! И не менее пятнадцати, двадцати — тяжелораненые. Ведь так? И места в этом списке еще на всех хватит. Ты бы очень хотел от них избавиться — мешают они тебе, людей деморализуют. Увы, ничем не могу помочь. Я и дальше предпочту не убивать, а калек понаделаем, в полной мере! Чтобы они вязали тебя по рукам и ногам! И бросить ты их не сможешь, иначе, твои тебя же на ножи и поставят. И Дока ты потому не трогаешь, хотя убил бы уже давно и с удовольствием…

— Незаменимых нет… Бабы, в поселке, тоже умеют за ранеными ухаживать.

— А лечить? И о каких женщинах, ты говоришь? О тех, кого твои отморозки изнасиловали неоднократно? Которые вас ненавидят всей своей душой? Ты что, всерьез считаешь, что они свыклись, совсем? Я не удивлюсь, если они передушат твоих раненых голыми руками.

— Я жалеть не стану, ты правильно заметил.

— А я добавлю к ним еще десяток. Мы только начинаем, Сыч, и не успокоимся, пока не вышвырнем тебя из долины вон!

— Почему мы не можем жить спокойно? — он зло пнул ногой камень. — Почему? Что, лично тебе, я сделал? Никто не трогал твой сраный форт, ни лапал твоих баб, даже не пытался — я всех останавливал, хотя предложения были… Живи в своей части, а я буду в своей.