К утру сбылись опасения Совы. Мы услышали, как вдали перекликались, отражаясь эхом от обрывистых скал, волки. Прошло около двух часов. Устав от ожидания, мы принялись снимать мясо с деревьев и связывать его пластами для переноски. Все были испачканы кровью, измазаны жиром и прилипшей золой от костра. В самый разгар работы, Чер, наблюдавший за прериями, резко свистнул. Индеец и Череп вбежали на пригорок. Я присоединился к ним.

— Идут… — тихо сказал Сова.

— Вижу, — так же негромко ответил ему я. Мы переглянулись — обычно, стаи хищников, самое больше, насчитывали до двух десятков особей, но сейчас к месту стоянки подбиралось не менее пятидесяти…

Волки обходили нас со всех сторон, и мы могли лишь догадываться, сколько еще сбежится на шум схватки… Они считались самыми свирепыми из четвероногих охотников во всей прерии. Элина, побледнев, положила перед собой несколько стрел и поправила висящий в ножнах нож. Ната встала за моей спиной, изготовившись к стрельбе. Я скомандовал остальным:

— В круг! Быстрее! Трясун, хочешь жить — поддерживай огонь! Даже если тебя начнут заживо есть!

Мы образовали кольцо, в центре которого оказались все женщины. Наготове были горящие головни, которыми мы собирались отпугивать самых нетерпеливых волков.

— Свят! Свят! — монах громко запричитал, но, тем не менее, изготовился к бою, как и все другие.

— Вот теперь молись, приятель… — проворчал Стопарь и поднял над головой ужасающую дубину. Один удар этой палицы был способен раскроить голову любому из волков, превратив ее в кучу измельченных костей.

— Хао! Бейте вожаков! Ищите вожаков!

Я посмотрел, куда указывал Сова. В траве мелькал очень крупный волк, гораздо выше и мощнее остальных хищников. Мы взглянули друг на друга и, не сговариваясь, громко закричали:

— Эгой! Хао!

В ответ на наш грозный боевой клич, волки отскочили назад, но потом снова стали приближаться, почти не пугаясь ни горящих поленьев, ни наших угрожающих поз. Элина сощурила глаз, нацеливаясь, и первой выпустила стрелу…

— Браво, девчонка! — Стопарь в восхищении бросил на нее признательный взгляд. — С первого выстрела — в цель!

— Смотри! И Зорька — тоже!

Два волка билось в агонии на траве. Звери немного отступили назад. Сова внимательно следил за передвижением вожака.

— Попади в того, с рыжей спиной, Огненный Цветок!

Девушка прицелилась.

— Есть! Нет! Не попала!

В ответ раздался громовой рык, вожак подпрыгнул высоко вверх, и вся стая с рычанием бросилась в атаку…

— Ааа! — не своим голосом заорал Святоша. — Спаси мя в…

Продолжения я не услышал. Здоровенный хищник легко перемахнул через пригорок и бросился на меня, оскалив острые клыки. Я встретил его ударом меча, снеся нападавшему зверю пасть, а затем обрубив обе задних лапы. Зорька склонилась над агонизирующим волком и прикончила его ударом ножа. Над ухом звонко свистнула тетива — Элина, неожиданно хладнокровно, безжалостно посылала в степь стрелу за стрелой. Сова, с перекошенным лицом, ударил повисшего у него на груди зверя ножом и упал, скрывшись за нашими спинами. Бугай, свирепея на глазах, отшвырнул одного из волков обратно, а второму, голыми руками, так передавил шею, что придушил последнего за несколько секунд! Даже Святоша, перестав бормотать, ловко насадил копье одному из нападавших в бок и довершил дело длинным ножом, пронзив хищнику сердце. Трясоголов крутился возле огня, отбиваясь от зверей горящими сучьями. Стопарь поспешил на помощь, скрытому под телами, Сове, а женщины, встав спина к спине, били волков в упор из луков…

Я заметил рыжую спину, и, всадив в меч до рукояти в волка, сцепившегося с Чером, рванул из-за пояса нож. Волк, предупредив мой бросок, прыгнул. Мы оба покатились по земле, и я сам рычал, как дикий зверь, стремясь дотянуться клинком до его горла… Дикие крики, рычание, запах паленой шерсти и звуки ударов смешались в одно целое. Схватка продолжалась всего пару-другую минут, и невозможно было понять — кто одерживает верх? Но, когда я сам, завывая от избытка чувств, вскинул тушу смертельно раненного вожака, а затем бросил его в середину костра — волки отступили! В несколько секунд звери исчезли среди трав, оставив поле боя за нами.

Мы, тяжело дыша, осмотрели раны. Почти все были покусаны, а многие — серьезно. Но потери не ограничились лишь этим. Три человека лежали недвижимо среди волчьих туш. Двое мужчин и женщина из поселка. Клыки разодрали ей спину и горло… Док, осмотрев раненых, заявил, что остальные легко отделались. Мы не спорили — зубы хищников лишь по счастливой случайности не уложили рядом с погибшими еще нескольких…

Элина, со слезами на разъяренном лице, показала мне длинную, окровавленную полосу на ноге — кто-то из хищников цапнул ее за голень.

— Найду и убью! А шкуру под ноги положу и вытирать стану, каждый день! Грязными ногами!

Мы не могли не улыбнуться, в гневе она была так же прекрасна, как и в мирной жизни. Но Стопарь указал на неподвижные тела, и смех стих так же быстро, как и возник…

— Помощь! Помощь идет!

Трясоголов, успевший взобраться на дерево, в исступлении махал руками и показывал на юго-запад, в сторону, куда убежал Угар.

Услышав торопливые шаги большой толпы, скрывающиеся в траве остатки стаи, словно растворились — умные и терпеливые, они не стали больше испытывать судьбу, понимая, что с превосходящими силами им не справиться. И без того почти треть хищников осталась на поле сражения. Мясо не стоило жизни…

Ната молча задрала штанину и встала рядом с подругой. Зажившая от укуса крысы рана на ее ноге, совпадала с раной Элины, как нанесенные одной рукой… Та, сквозь слезы, улыбнулась.

— Это как метка, да?

— Похоже, — Ната кивнула. — Мы с тобой теперь, обе, меченые…как жены Дара.

— Вот это да! — Чайка, переведя дыхание от быстрой ходьбы, пожимала мне и Сове руку. Она сделала широкие глаза, глядя на груды связанного в рулоны, мяса. — Столько еды? И вы поделитесь с нами?

— Да. Как и обещали.

— А то, — протянул, заискивая, вынырнувший откуда-то, Белоголовый. — Разве мы пришли бы тогда на выручку?

Я посмотрел сквозь него и обернулся к тяжело ступающей Туче:

— Здравствуй, мать! Ты-то, как решилась на такой марафон? И как смогла не отстать от остальных?

— И не говори, — она, с трудом дыша, уселась прямо на землю. — Все этот вот, дурак старый! Поперся с вами на охоту, будто ему дел больше нет в поселке! А я следом…оставил одну в травах, на погибель! Чайка меня уже на подходе догнала!

— Молчи, старая! — добродушно поприветствовал ее Стопарь. — Не оставил, а ждать велел. Вот и сидела б на месте! Приелись мне уже эти корешки да коренья! И рыба надоела! Хоть поедим, как люди! Видишь, сколько добыли? Вот так живут охотники… А не то, что мы, у озера, будь оно неладно!

— Да… Здорово. Хорошо, что вы добычей не стали. А хватит ли всем?

Сова без всяких слов положил возле нее одну из связок:

— Здесь хватит всем. Промеж собой делить будете сами, — он кинул быстрый взгляд на Святошу. — Мы выполнили все, что обещали. Пусть дальнейшее решают жители поселка. Но шкуры заберут те, кто их добыл.

С индейцем никто не стал спорить. Мы с девушками завернули несколько скаток шкур овцебыков — больше и не пытались, понимая, что нести придется еще и мясо. Волчьи оставили на сохранение Чайке, пообещав прийти за ними позже. Ната насчитала трех волков, погибших от стрел Элины и своих, и два — убитых лично мною. Впрочем, среди множества следов от ранений, могли оказаться и чужие — луки и стрелы имелись не только у нас. И два, а то и три наконечника в одном звере могли сразу стать предметом обсуждений, на тему — кто убил? Поразмыслив, я предложил просто поделить шкуры среди всех охотников поровну, не считаясь. И сразу оказалось, что они не всем и нужны — далеко не многие умели их нужным образом обработать. А когда вспомнили о тяжелых тюках с мясом и жиром — отказались от своей доли еще несколько человек. Оставшейся, для нас и Совы было более чем достаточно, чтобы не думать об теплых куртках и одеялах… Ната не разделяла моей радости: