Выявилась и еще одна проблема…
Мои девушки обойтись без мягкой ткани никак не могли — наступали очередные дни, когда их физиология требовала определенных жертв организма… Проще говоря, приближались месячные. Если с бельем мы еще как-то справлялись, то отсутствие привычных деталей туалета, просто выводило их из себя… Девчонки, со смущенным видом, бродили по всему подвалу, выискивая все, что могло хоть как-то помочь в их положении. В долине женщины пользовались мхом, собирая его у края Низин — но у нас в городе он не рос. Выручил, как ни странно, Угар. Ната, безуспешно махнув рукой, присела отдохнуть и потрепать его за ухом. Проведя несколько раз по его лобастой башке, она спустила руку на массивную холку и случайным движением сгребла густую, длинную шерсть в ладонь. Через секунду торжествующий вопль потряс своды подвала. Элина, бродящая в другом конце подземелья, примчалась на крик и в тот же миг они набросились на бедного пса — в шерсти Ната обнаружила комок пуха, неизвестно как попавший на шкуру собаки. Они выгнали его на улицу и заставили пройтись вместе с ними, по его же собственным следам. Там девушки и нашли искомое, возле какого то, из полу высохших озер. Это оказалось растение, сильно напоминавшее хлопчатник. Разница заключалась лишь в том, что величина коробочек этого «хлопка» была, чуть ли не с голову самих девушек. Естественно, что до дальнейшего изготовления средств своей защиты, меня уже не допускали… В благодарность за находку, они взялись за самого пса — одна с ножницами, а другая — с нашим, единственным тазиком.
Угар не возражал — усиливающееся тепло вконец достало бедного пса и он, несмотря на буйство природы, вынужден был отсиживаться в прохладе подвала. Его линька запаздывала, а в такой мощной и густой шерсти высидеть на солнце даже час, просто мука. Скоро собаку стало не узнать — Угар резко потерял в объеме, став куцым и смешным. Зато рельефно вырисовались могучие мышцы, перекатывающиеся под кожей.
К началу следующего месяца к нам наведался Белая Сова с Зорькой. Дина осталась в землянке. По словам индейца, она недавно переболела, вроде все нормализовалось, но кашель никак не отпускал. Белая Сова надеялся, что тепло, наступившее окончательно, все же поставит ее на ноги. С ней осталась Старая — жена Косматого Медведя, взявшая на себя все заботы, по уходу за больной, пока глава семьи с другой подругой будут в походе. Сова, всецело доверяя умению старухи, так же полагался и на наши лекарства — это как бы послужило причиной его появления у нас. Вел он себя, своеобразно своим представлениям о долге, полагая, что никто на свете не обязан совершать благие поступки даром. Иными словами — мы видели, что на спине Зорьки висит довольно увесистый куль, скорее всего предназначающийся нам… Сова с ходу разразился длиннющей тирадой о новых временах и моем приобщении к духу времени. Возможно, под этой напускной бравадой скрывался страх за Дину, и что я откажу ему, если он придет с пустыми руками. Но наши отношения становились только все более дружескими. Поэтому, едва прошел обмен приветствиями, и мы уселись за угощение — Сова, многозначительно закурив свою длинную трубку, помолчал и передал ее мне. Я из уважения затянулся, ощутив давно забытый привкус табака на губах, смешанного с какими-то пряными травами… Сова прищурил глаз, отчего его лицо приняло угрожающий вид, и степенно произнес:
— Все ли хорошо в доме моего брата, которого пока зовут Дар?
— И пока, и всегда так зовут… У нас все в порядке, мой брат, Белая Сова. Но может быть, тебе будет легче обращаться ко мне более просто?
— Нет, мой друг, с таким многообещающим именем. Я отказался от прошлого и не хочу больше вспоминать о нем. Началась новая жизнь, которую я ждал всегда. Нет моей вины, что она началась так… и я не хочу быть тем, кем был раньше. В этой жизни мы все стали новыми людьми, и пусть новые имена, отражающие нашу сущность, сопутствуют нам в новом пути. Но я пришел не спорить с тобой…
Я вздохнул — вступать с новоявленным «индейцем» в спор — попусту тратить время… Еще раз затянулся, давая ему возможность передохнуть и собраться со словами, после чего вернул трубку владельцу. Элина незаметно добавила мяса в чашку, и — дорогое угощение! — налила Зорьке яблочного сока из распечатанной вчера банки. Та благодарно улыбнулась, а, отпив и ощутив вкус, охнула от восторга. Сова недовольно поглядел в ее сторону. Он принял у меня из рук свою трубку, опять затянулся, и, выпустив длинную струйку дыма, сказал:
— Так как дела в…этом стойбище людей, живущих в городе мертвых?
— Мы встречаем наступившие дни с радостью, мой друг! Лето!
— Я всегда надеялся на это. И верил, что мои надежды не напрасны. Но наша радость не может быть такой полной, как твоя… Тихая Вода продолжает кашлять и бьется в жару по ночам. Стара испробовала все, что могло бы помочь. Ты не отказал Доку, искавшему лекарство для Черепа, а теперь и сам прошу тебя помочь нам. Но Белая Сова знает свой долг, и он пришел не с пустыми руками.
Он стрельнул глазами в сторону Зорьки, и та, сорвавшись с места, принесла мешок, с которым они пришли.
— Я убил этого зверя десять ночей назад. Мое копье попало ему в глаз и не повредило шкуры. Это наша плата за лекарства, если ты согласишься ее принять!
Зорька расстелила перед нами великолепную шкуру. Почти вдвое больше, чем шкура овцебыка, синевато-черного цвета, прекрасно выделанная — почитателю индейского образа жизни надо отдать должное! — с мягким переливающимся мехом и без единого изъяна по всей своей величине. Из нее могла получиться очень хорошая куртка на зиму для одного из нас, а то и двоих, или одеяло — для всех. Мои девчонки охнули — новая жизнь давно заставила их пересмотреть бывшие ценности — и в четыре руки начали поглаживать и ощупывать лежащее перед нами великолепие. Вряд ли они бы так радовались, принеси Сова набор дорогой косметики — хотя, кто знает? Я тоже, восхищенно присвистнул:
— Да… Белая Сова — умелый охотник! Твоя добыча многого стоит. Но еще больше стоит сам охотник! Но ты ошибся, мой друг… я не стану менять лекарства на эту шкуру!
И Элина, и Ната направили на меня свои удивленные глаза. Но прежде, чем они стали негодующими, я продолжил:
— Эта шкура принадлежит тому, кто ее добыл. Либо — его женщинам. А лекарства я тебе дам и так. Я не могу допустить, чтобы Белая Сова, считающий себя потомком индейцев, мог подумать, что его друзья — обычные бледнолицые! — могут отказать ему в помощи! И для этого им не нужно никакой платы… Или я не прав?
Последнее больше предназначалось для моих женщин. Элина согласно кивнула, а Ната, пряча глаза, отодвинула шкуру от себя. Зорька вопросительно посмотрела на своего мужа. Тот, несколько нахмурившись, надолго замолчал, продолжая курить свою трубку.
— Мой друг больше не хочет предложить мне трубку согласия? — я решил помочь Сове.
В любом случае, отпускать их без лекарств не следовало. Я не без оснований опасался, что гордость индейца может заставить его покинуть подвал, уйдя с пустыми руками… Однако, Белая Сова, тяжко вздохнув, передал мне трубку со словами:
— Белая Сова должен стыдиться своего поступка… Его друзья — больше друзья, чем он сам. Но теперь мы не можем уйти и забрать ее с собой! — он ткнул ногой в шелковистый мех. — Белая Сова просит простить его неразумные слова о плате… Пусть эта шкура будет подарком твоим женам!
Я понял, что Сова сказал более чем достаточно. Но мой ответ предвосхитила Ната.
— Мы всегда рады видеть наших друзей, семью Белой Совы! И мы, — она толкнула локтем Элину. — С благодарностью принимаем этот щедрый дар! По законам, которым живет семья индейца…и, которые могут совпадать с нашими, семья Дара вправе, и, в знак дружбы, хочет преподнести подарок женщинам, которых знает, как жен нашего друга. Уфф… Как ты так можешь? — не выдержав выбранного тона, Ната в конце рассмеялась, фамильярно коснувшись, Совы рукой.
Тот только развел свои в стороны в знак согласия. Ната переглянулась с Элиной, и, последняя, с заговорщическим видом скрылась в полутьме подвала. Она быстро вернулась, неся на вытянутых руках корзинку, наполненную клубками с шерстью — одной из двух, тщательно сберегаемых Элиной. Но сейчас я не заметил и тени сожаления на ее лице — девушка очень просто передала свою ношу зардевшейся и благодарившей ее Зорьке. Ната добавила несколько банок сока и варенья, пожертвовав общими запасами. Элина принесла три отреза плотной ткани — если индеец и мог обходиться только одеждой из шкур, то его женщины вряд ли бы стали противиться такому подарку. Мы вместе перебрали лекарства и отложили в полотняный мешочек те, которые посчитали необходимыми для лечения больной. Кроме этого добавили и некоторые другие — на всякий случай. Зорька преподнесла ответные дары — запасы трав из прерии, уже высушенные и истолченные до порошкообразного состояния. Наши гости остались на ночлег — они дошли до нас только к обеду, и, за беседой, мы не заметили, как стало смеркаться. Мы устроили их там, где раньше была постель Элины. Индеец, которого, очевидно, совершенно не смущало наше присутствие, многозначительно обнял Зорьку, и полночи из их угла доносились приглушенные вздохи и стоны, говорившие о том, что там происходит…
