— Пойдем.

— Куда?

— Домой, вероятно. К сожалению, ты права. Искать ее бессмысленно. Она сама нас найдет… Если захочет.

Ната повела плечами.

— Как скажешь. Ты обещал мне, помнится, показать банк?

Я кивнул. В то путешествие мы каким-то образом прошли мимо, и я не захотел делать крюк. Выходит, она не забыла…

Ната держала в руках несколько купюр и что-то шептала побледневшими губами. Она не впала шок, не стала кричать от восторга — она, так же, как и я, прекрасно понимала отсутствующую ценность этих бумаг. И они не произвели на нее особого впечатления. Похоже, дело было в чем-то ином…

— Всегда этого хотелось, — произнесла она тихо, не глядя на меня, — и всегда знала, что так не бывает. И вдруг… вот оно. То, что могло бы изменить всю мою жизнь.

— А могло ли?

— Могло.

Она упрямо качнула головой.

— Мы не в раю жили, Дар. Без этих проклятых бумажек ты не мог чувствовать себя полноценным человеком. Делать, что хочешь, жить, как хочешь. И… ты бы не был здесь, если бы не искал способа заработать их, когда все случилось.

— Наверное. Был бы в другом месте — тратил деньги.

— Вот именно! Тратил — а не зарабатывал! И не ломал голову, как это сделать! И никому, на всем свете не был бы должен…

Я прислушался к последней фразе — она прозвучала неслучайно. Ната нахмурилась и скривила лицо…

— Интересно… А ты… много была должна?

— Много. Свою свободу. За нее, оказывается, тоже нужно было платить.

— Тебе? Кому?

Ната стиснула губы.

— Тем, кто смог ее отобрать. Я не хочу говорить об этом. Пошли отсюда. Мне противно здесь находиться. Вроде, это всего лишь деньги — а мне кажется, что они пропитаны человеческой кровью…

Я кивнул. Находиться в этом полуразрушенном храме наживы и мне не доставляло особого удовольствия. Здесь все угнетало. На выходе Ната обернулась и сделала несколько шагов назад.

— Куда ты?

— Хочу все поджечь!

— Но Ната… К чему?

— Уступи мне, Дар! Я хочу отомстить! За все! За себя, за то, что со мной… И за тебя — в том числе.

Я промолчал. Не все ли равно, что случиться с мешками, содержимое которых уже никого не сможет сделать счастливым? Столб густого черного дыма вознесся у нас за спиной. Слышался треск: мешки хранились на деревянных стеллажах, и они тоже горели. Я пожалел — доски могли пригодиться в подвале. Всю дорогу Ната оставалась задумчива и молчалива, и, только когда мы добрались до ручья, от которого рукой подать до подвала, она сказала, словно извиняясь:

— Я психопатка, да? Но мне, действительно, всегда этого хотелось — даже, когда от них зависело, жить мне или нет!

— И такое бывало?

— Да. По-всякому… Я расскажу тебе, потом, как-нибудь. Только не сейчас, ладно? Не заставляй меня, Дар…

Я не стал настаивать… Ната ведь не знала, что некоторое время тому назад я и сам хотел спалить все содержимое хранилища. И, лишь нежелание заняться этим всерьез, уберегло то, что догорало в мешках и на полу от огня, разведенного рукой девушки. Стоило ли теперь упрекать ее в том же желании, которое тогда охватило меня?

Убедившись в надежности печи, и собственных способностях каменщика, мне пришло в голову сложить теперь что-то вроде настоящей бани. Не то что мы в ней сильно нуждались, но иной раз, возвращаясь насквозь мокрыми, или промерзшими, желание «прогреть кости», высказывала и Ната. Если на, то пошло, две стены уже имелись — если освободить угол одной из секций! Оставалось сложить еще пару, вывести слив, продумать, как нагреть само помещение, и баня готова. Пропарить тело после походов — что может быть лучше? Ната не отказывалась, помогая мне по мере сил. Мы вновь таскали с руин грязные ведра с песком и пеплом, используя эту смесь для изготовления кирпичей. Сложнее стало выложить саму печь для обогрева — требовались особые кирпичи, а достать их было не откуда. Но я решил отмахнутся от проблемы — в конце концов, наши предки в достопамятные времена тоже строили из того, что находилось под рукой. Когда все было готово, Ната вызвалась испытать баню — на правах, так сказать, первой помощницы. Мне пришлось уступить. Кроме того, в этот день у нее было почему-то особенно хмурое настроение, и я подумал, что парилка сможет немного отвлечь. Я только вздохнул, провожая ее, идущую в одном лишь коротком отрезе ткани — наподобие индийского сари. Даже сквозь него было видно, как изящно сложена девушка… и как это мучительно, для изголодавшегося по женщине, здорового мужика! Я отвернулся…

Ната вышла распаренная и с румянцем на лице.

— Так здорово! Иди, пока горячо!

— Понравилось?

— Не то слово!

Я больше не расспрашивал — следовало спешить, чтобы не упускать жар. Нельзя же постоянно греть воду в сложной системе обогрева, которую я установил. Парная вышла на славу. Один недостаток — почти ничего не видно. Но это уже не в наших силах: светильники не могли гореть при такой температуре, им не хватало кислорода.

Таким обновленным и свежим давно себя не чувствовал. Получился настоящий праздник, и его следовало отметить. Ната выбрала к моему возвращению апельсиновый сок — самый любимый, по ее мнению. Она налила его в кружки и ждала, пока я усядусь за стол.

— Ты бы предпочел пиво, да?

— Обойдусь, — буркнул я. — Сок так сок. Даже полезнее.

— Я бы налила. Но пива нет, ты же знаешь. Все сроки хранения уже вышли. И ты сам решил его вылить… А что-то покрепче, после бани — не стоит. Вредно.

— Да ладно… — я отмахнулся. — Не нужно ничего. Ты словно оправдываешься… Я не злоупотребляю крепкими напитками, могла бы уже заметить. Пусть будет сок.

Мы смаковали напиток, потихоньку подливая в кружки содержимое банки. Ната, закинув ногу на ногу, потягивала сок из трубочки. Я украдкой бросал взгляды на ее обнаженные ноги…

— Дар… Ты бабник?

— Что? — от неожиданности я даже поперхнулся.

— Ты, наверное, очень любишь девочек, да?

Я поставил кружку на стол. Ната смешливо добавила:

— Любишь? Наверное, любишь… Я же вижу!

Я раздраженно выплеснул содержимое кружки, встал и сделал попытку выйти — говорить с ней на эту тему у меня не было ни малейшего желания. Но девушка сразу вскочила и просительно произнесла, преграждая мне дорогу:

— Ну, извини… Извини, честное слово. Я же не знала, что ты такой обидчивый. Вопрос ведь самый безобидный! Я просто пошутить хотела…

— На подобную тему мне шутить не хочется.

— Ты такой правильный? — Девушка сделала гримасу на лице. — А кто тогда пытался со мной переспать?

Я повернулся к ней всем корпусом:

— Ната. Я не мальчик, и меня не надо проверять или испытывать. Что было — то было. Я уже просил и вновь прошу у тебя прощения за тот случай… Но на будущее, давай условимся. Не надо меня провоцировать.

— Иначе?

— Иначе… иначе ничего.

Она перестала улыбаться и уже серьезно сказала:

— Я тоже не… слепая, Дар.

— Ты именно это хотела сказать? Хорошо. Раз не слепая — то перестань.

Девушка тряхнула мокрыми волосами и вдруг, неожиданным и резким движением, сбросила ткань, покрывающую ее тело.

— Ты ведь не успокоишься, да? Будешь вздыхать по ночам, подсматривать за мной, может, уговаривать начнешь? Только я вредная, меня упросить не получиться! Ну, если уж так хочется — бери силой!

Я застыл как изваяние, не в силах отвести глаз от манящего меня тела…

— Что же ты? Само в руки идет! Вали меня на пол и бери, как тебе угодно! Никто не вступится…

Шутки кончились. В глазах Наты уже не осталось ни юмора, ни веселья — одна только, неведомая мне, страшная тоска… Я, нечеловеческим усилием, заставил себя отвернуться, и молча вышел из подвала.

Снаружи начинался ливень — один из тех, которые срывались внезапно и превращали все вокруг в затопленное болото на несколько часов. Засверкали молнии — не серебристо-белые, какие мы привыкли видеть в прошлой жизни, а желтовато-красные — что, наверное, даже более и особенно красиво. В подвал вода не попадала — он находился на возвышении и дождь не мог залить его своими струями. Запахло раскаленным металлом — видимо, молния попала куда-то, поблизости.