Раздался скрип половиц, скрежет когтей о бетонный порог входа — с хрипом и рычанием вынеслось здоровенное существо, покрытое свалявшейся шерстью. В доли секунды я изготовился, и когда оно совершало последний разделявший нас прыжок, изо всех сил рубанул перед собой топором. Зверь взвыл, но по инерции врезался в меня, и мы оба упали. Мой удар не пропал втуне — топор пробил череп страшилища и застрял в нем, вывернувшись из рук. Я сразу вскочил и опять подвергся атаке — косматое чудовище, не смотря на ужасающую рану, развернулось и сделало попытку прыгнуть, целясь прямо мне в грудь. Едва увернувшись от громадных кривых клыков, я ухватил собаку за шкуру и жестоким ударом всадил в нее нож. Как я сумел попасть в нужное место — случайно или осознанно, вряд ли, когда-либо отвечу… Но попал! Оно опять взвыло, но на этот раз более жалобно, и попыталось вырваться. Я, не отпуская захвата, придавил тушу к земле коленом и вновь взмахнул ножом…

Собака задрожала, лапы ее задергались. Из-под массивной туши стало расползаться багровое пятно. Я отшатнулся, еще не веря, что удалось ее победить. Оскалившись, в последней попытке дотянуться до меня клыками, она глухо рявкнула — и глаза подернулись предсмертной пеленой. Распластанная на грязи, невероятно больших размеров псина, напоминавшая кавказскую овчарку и ньюфаундленда одновременно. Вероятнее всего — специально выведенной породы, вроде волкодава. Пес таких размеров мог бы потягаться и с некрупным медведем… Беспощадное, дикое выражение глаз постепенно ослабевало и стало, словно более разумным. Она несколько раз дернулась в агонии, после чего затихла, вывалив наружу шершавый розовый язык. Дрожа и пошатываясь, я приблизился к туше — вытащить топор, крепко засевший в раскроенном черепе собаки. Оружие подалось с трудом — как она не умерла сразу после такого удара? Глаза людоеда вдруг открылись — псине ничего не стоит цапнуть врага напоследок!

Я отпрянул, но после склонился над ней, готовый вновь вонзить нож, и тут, оступившись, поставил ногу возле ее морды. На доли секунды у меня перехватило дыхание — оплошность дорого обойдется! Но вдруг, едва оторвав громадную голову от земли, она лизнула мокасин дрожащим языком, потом еще раз дернулась и затихла. От изумления я сам застыл как истукан. То, что произошло, не укладывалось в сознании…

Со стороны дома послышалось поскуливание. Я подобрал топор и настороженно подошел к бревнам, угрожающим рухнуть. Скулеж стал еще отчаяннее. Как и все вокруг, строение едва держалось. Опасаясь, что дом может развалиться в любой момент, осторожно вошел внутрь. Первый этаж мало отличался от второго — более того, вздыбленные доски пола и змеистые трещины в стенах указывали на скорое падение этих останков. Но меня интересовало не состояние руин…

Забившись в дальний угол, под упавший стул, на меня со страхом смотрел крупный щенок, трясущийся от страха. В другом углу лежали окровавленные, обглоданные останки человека. К горлу подступила тошнота…

Удержать в себе ранее съеденный завтрак оказалось невозможно — меня рвало так, словно внутри все раздиралось целой сотней таких собак! Отдышавшись, я сделал пару глотков из фляжки. Жгучая жидкость еще больше заставила скрючится — по ошибке выпил не воды, а водки.

Я все понял — собака, непонятно как уцелевшая в эти дни, обезумев от всего и отягощенная заботой о щенке, не нашла иного способа, чтобы не сдохнуть от голода. И только когда нож вонзился в сердце и оборвал жизнь, она на краткий миг пришла в себя… А все, что успела сделать, так это вспомнить, что она — самый близкий друг человека… И только теперь до меня дошло, какую неимоверную глупость я совершил, выбрав схватку с людоедом, вместо того чтобы убраться отсюда, подальше. Мне просто повезло, что зубы зверя не коснулись моего тела. Была ли она бешенной, или только безумной, я бы, конечно, выяснил… Когда сам заболел, получи хоть малейшую рану.

Я сделал шаг к щенку — он рванулся в сторону и отчаянно завизжал, скаля маленькие, но острые зубки. Пришлось отступить назад — еще движение, и он от страха мог кинуться в подпол. Там виднелись битые стекла и куски жести. Падение с такой высоты ничего хорошего не сулило, а мне, почему-то хотелось заполучить его живьем.

— Ну что ты, парень?

Я как можно мягче произнес несколько слов, пытаясь приучить его к звуку человеческой речи. Щенок снова ощерился и звонко залаял, призывая на помощь мертвую собаку. Я покачал головой:

— Не шуми зря. Не придет твоя мама… И не убьет больше никого.

Присмотревшись, я понял, что несколько ошибся… То, что я вначале принял за останки человека, является чем-то иным. Скорее всего, это изгрызенные куски какого-то животного. Похоже, что овчарка охотилась здесь уже давно и на всех подряд. Но нога… Нога все-таки была человеческой. Щенок дернулся в сторону — из-под его лап выкатилась резиновая игрушка, мячик, почти потерявший цвет и форму, со следами зубов. Мячик подкатился ко мне, и я остановил его ногой. Я нагнулся, дотронулся до него кончиком носка мокасин и вновь покатил к щенку — но уловка не сработала. Он прекрасно понимал, что сейчас не время играть. Оставалось или выманить его оттуда, или просто оставить в покое и уйти. Но уходить не хотелось.

— Значит, не хочешь? А жить хочешь?

Щенок тявкнул — озлоблено, как затравленный и пойманный в ловушку зверек. Едва я протянул в его сторону руку, как он рванулся — и вместо того чтобы сигануть в яму, где я потерял бы его безвозвратно, изо всех своих собачьих сил цапнул меня за пальцы. Острые зубы вмиг прокусили слабую защиту — ткань перчаток. Я отдернул ладонь — на ней сразу появилась кровь.

— Вот ты как?

У меня появился азарт — теперь я, во что бы то ни стало, желал поймать его и забрать с собой. Он мог стать мне другом, если уж найти друга из людей как-то не получалось…

Я сделал вид, что ухожу — вышел из дома и присел неподалеку на бревно. По пути наступил на покосившееся крыльцо. Овчарке везло, как и мне, что она не сломала на нем лапы, возвращаясь с охоты к щенку. Я нахмурился — какой охоты? Судя по тому, как выглядят останки, она не брезговала нападать на тех, кто, как и я, недавно бродил по руинам. А неизвестный зверь, чьи остатки я видел, вряд ли пойман позже, чем за три-четыре дня тому назад. Но, если так — то это означает, что люди все-таки здесь есть! И не только люди — но и животные! У меня сразу пересохло в горле… Да, если это ела собака, то значит, это ел и щенок? Нужен ли мне такой приятель, который в самом нежном возрасте успел отведать человечины? А, если и он уже заражен бешенством, как его мамаша?

В доме громко завыли — кутенок горько жаловался на судьбу. Похоже, мать не приучила его сохранять молчание во время своих отлучек. Такой надрывный скулеж не мог не привлечь внимания. Наверное, именно так и погиб тот несчастный, которого убила эта черная бестия. Пришел на вой, как и я — а нагрянувшая внезапно овчарка прикончила его, разжившись запасом продовольствия. Скулеж стал нестерпимым — теперь щенок уже сам хотел, чтобы его вытащили оттуда, куда он так рьяно прятался. Я усмехнулся — все-таки, уйду отсюда вместе с ним, даже если для этого придется разобрать дом по частям. Пришлось вскрыть банку консервов и устроить ужин. От тушенки исходил ароматный запах — я предварительно разогрел ее на небольшом костре.

Смотря на банку, я покосился в сторону дома. Я вдруг? Хотя вряд ли этот маленький скулящий комок, мог сильно страдать от голода. Не особо надеясь, все же выставил аппетитно пахнущие консервы к крыльцу, а сам приготовился. Ждать пришлось долго, ноги отекли от напряжения. В какой-то миг, щенок высунул тупую мордочку и мгновенно спрятал ее обратно. Потом снова показался и, нелепо косолапя, спустился по ступенькам вниз. Убежать я ему уже не дал…

Я всегда носил с собой целый моток веревки — на случай, если вдруг придется спускаться или наоборот, выбираться из ямы. Сейчас она послужила для того, чтобы связать щенку лапы и пасть. Он отчаянно сопротивлялся и несколько раз снова укусил меня за руку. Но все же силы были не равны — я с ним справился и, переводя дух, положил мохнатый комок на крыльцо. Он даже в таком положении пытался сопротивляться и угрожающе рычал на меня, яростно сверкая своими ясными глазами-бусинками…