Тревор начал наклоняться, но помедлил.

Обожжет ли оно его пальцы? Сумеет ли он дотронуться до креста, даже сейчас, на ранней стадии своей трансформации? Тревор боялся этого, потому что понимал, что если не сумеет коснуться распятия, то еще на несколько существенных ступеней отдалится от человеческой сути… Быть может, он уже отдалился, но осознать это было бы слишком мучительно.

— Вы не могли бы поднять мой крестик, пожалуйста? — спросил Эстерли, стоящий чуть поодаль.

Рука Тревора все еще тянулась, но, по правде говоря, он боялся… и теперь он понимал, как старшие вампиры пытались защитить глаза от одного вида этого символа, а плоть их начинала гореть от прикосновения к нему. Лоусон не знал, почему это так работает, почему вампирам хочется отшатнуться от знака Спасителя, но факт оставался фактом. Это, похоже, было настоящим проявлением борьбы между Светом и Тьмой, которая оставалась за гранью понимания Тревора.

Паническая мысль: «я не могу!» застучала в голове, едва не заставив потерять контроль, когда…

— Вот, — произнесла Энн, наклонившись, подняв распятие и протянув его Эстерли. Глаза ее остались холодными. — Возьмите.

— Премного благодарен, — отозвался преподобный, сжав распятие в руках и снова надев его на шею. Его леденящий взгляд обратился к Лоусону.

— Остановились посреди ничего! — воскликнул Гантт. Он потратил несколько секунд на то, чтобы зажечь фонарь. — Пойду, проверю, чем там занят Тэбберс!

Проводник прошел мимо Энн и Лоусона, бросив презрительный взгляд на Ребинокса перед тем, как покинуть вагон. Открыв дверь, он впустил внутрь вихрь снега, заставивший Энн содрогнуться и плотнее укутаться в пальто.

Лоусон вдруг почувствовал что-то.

Не могильный холод и не укол ледяного ветра. Это его не беспокоило, нет. То, что он почувствовал, было фактом чьего-то ядовитого присутствия, ощущение мощной силы, которая готовилась к удару. Она словно сворачивалась вокруг его горла, клала тяжелые лапы на его плечи и шептала вкрадчивым голосом ему на ухо то, что Лоусон не мог разобрать. Он снова понял, что не может унять дрожь, потому что рядом — совсем близко — находился кто-то из Темного Общества.

— Тревор… — шепнула Энн, заметив его состояние.

— Присмотри за ними, — сказал он. — Я пойду вперед.

— Что там? — опасливо спросила она.

— Возможно, ничего, — ответил он в попытке подбодрить ее, но они оба знали, что это ложь.

Лоусон покинул пассажирский вагон и оказался на припорошенной снегом земле. Его ботинки при каждом шаге вызывали хруст ледяной корки, покрывающей почву. Ветер набирал силу и дул все сильнее, и Лоусон решил привязать шляпу кожаным ремешком, чтобы не потерять ее. Острые кристаллики снега врезались ему в щеки. Этой ночью хорошо не могло быть никому: ни человеку, ни зверю, но Лоусон подумал, что их она вполне устраивала.

Фигура Гантта мелькнула впереди, фонарь в его руке причудливо блеснул в темноте, пока проводник шел в вагон-локомотив. Из двигательного отсека все еще поднимался пар. По обеим сторонам путей возвышались горы: огромные заснеженные скалы, и впереди, на рельсах своим острым зрением Лоусон разглядел огромные валуны, завалившие дорогу. Похоже, они оказались там неслучайно…

Лоусон подумал, что от платформы «Погибель» они проехали на юг, быть может, на семь или восемь миль, и оказались на настоящей пустоши, где поблизости не было ни одного признака чьего-либо обитания.

Когда Лоусон подошел, Гантт успел поднять фонарь и теперь изучал то, что показывали ему Тэбберс и чернокожий молодой человек, которого звали Рустер.

— Давай! — воскликнул Тэбберс. — Сам посмотри!

— Черт побери! — Гантт чуть не выскользнул из своих ботинок, когда обнаружил Лоусона рядом с собой. Его белые волосы дико разметались по плечам от ветра, и он придержал свою темно-синюю фуражку свободной от фонаря рукой. — Дружище, мне не нравится, когда ко мне подкрадываются!

— Мои извинения. Что произошло?

— Пути заблокированы, — сказал рыжебородый викинг, набросивший на себя темно-коричневое кожаное пальто и надевший грубые черные перчатки. — Примерно сорок ярдов впереди. Мы едва задницы свои не раскрошили по пути, почти въехали в камни. Благо, Рустер заметил… его глаза не подводят.

— Милостивый Иисус! — лицо Гантта искривилось так, будто он собирался сплюнуть кислотой. — Нужно же что-то делать!

Он прошелся вперед, стал перед дымящимся локомотивом, и Лоусон решил подстраховать его, держась позади. Они подошли вплотную к завалу и сквозь снежную пелену заметили, что огромные валуны блокируют путь, причем самые маленькие из них были ростом со среднего человека.

— Господи, господи, боже! — залепетал проводник, как заведенный. — Только посмотрите на это! Должно быть, обвал произошел совсем недавно… снег еще не припорошил камни, — он клацнул зубами от напряжения. — Ну… у нас есть кирки и лопаты. Нужно, чтобы к работе подключились все, кто сможет. Правда, труд будет адский. Сможете позвать остальных, пока я присмотрюсь получше, мистер Лоусон?

— Не надо этого делать, — тихо сказал Тревор.

— Простите?

Они были здесь. Они наблюдали. Лоусон чувствовал их — прячущихся в щелях и за камнями, припавших к земле на фоне скрюченных голых деревьев. Они ждали, и Тревор не представлял, как долго они пробыли здесь. Он не до конца понимал, как они обмениваются информацией, но прекрасно знал, что именно на его след они вышли. И сейчас… они ждали какой-нибудь глупости, вроде той, которую предлагал проводник.

— Этот двигатель обладает реверсивной функцией? — спросил Тревор?

— Обладает. То есть… обладает, если вас не заботит, что вагоны могут разорваться на куски. Вагоны нужно отцеплять, и сегодня мы этого сделать не сможем… — Гантт поднял фонарь, чтобы внимательнее рассмотреть напряженное лицо Лоусона. Тревор поспешил отвести глаза, чтобы свет ненароком не выхватил из темноты красный блеск чудовищной натуры в его взгляде. — Что вы имели в виду под «не надо этого делать»? Нам необходимо расчистить пути!

— Я имел в виду… не ходите туда.

— И почему, черт побери, мне не следует этого делать?

Лоусон посмотрел на упрямого человека, и на этот раз то, увидит он красный огонек в его глазах, или нет, не сильно его заботило. Пожалуй, на этот раз Тревор этого даже хотел.

— Потому что вы не вернетесь обратно.

— А? Вы, что… — и тогда что-то в лице Лоусона, похоже, выдало его истинную суть, потому что Гантт опустил фонарь и попятился в сторону груды валунов. Жестокий ветер насмешливо швырнул пригоршню снега ему в лицо.

— Та девушка… — выдохнул проводник. — Она умрет, если не доставить ее в Хелену.

Это утверждение вопросов не вызывало.

— Да, — отозвался Тревор, тут же подумав, что это ужасное слово.

— Тогда почему…

— Мы должны вернуться в вагон. Держитесь ближе ко мне. Нужно торопиться.

Лоусон подождал, пока Гантт двинется.

Пока они миновали локомотив, несколько маленьких объектов вылетело из темноты с удивительной скоростью и разбило стекло верхнего фонаря. Сила броска была достаточной, чтобы фонарь вспыхнул и выпустил на скотосбрасыватель поток синего пламени.

Фонарь замерцал… замерцал… и погас.

— Моя фара! — воскликнул Тэбберс, оглянувшись на вагон-локомотив. — Иисус-Спаситель! Что случилось со светом?

Лоусон проигнорировал этот вопрос. Были вещи похуже ночной темноты, которые только и ожидали впереди.

— У вас есть оружие?

— Что? — изумленно воскликнул Гантт.

— Оружие. Пистолеты, ружья, что угодно. У вас есть?

— Ну… у нас… две винтовки. А что?

— Заряженные?

— Нет, но…

— Зарядите их, — скомандовал Лоусон. — Немедленно.

— Ты не можешь мне приказывать, приятель! — парировал Тэбберс, нахмурившись. — Кем ты себя возомнил?

— Человеком, который этой ночью постарается сохранить жизнь вам и всем остальным. Когда зарядите свои винтовки, возвращайтесь в пассажирский вагон. Смотрите в оба и реагируйте быстро, — сочтя этот ответ достаточным, Лоусон повернулся к Гантту. — Идемте со мной, — скомандовал он, и проводник не стал противиться.