— Когда доберемся до Хелены, — строго сказал он. — Ты уйдешь. Пойдешь в любом направлении, которое выберешь, но оглядываться не смей.

— Что?.. Но…

Тревор поднял указательный палец здоровой руки и настоятельно заговорил, перебив опешившего бандита.

— Не задавай лишних вопросов. Считай, что с этого самого момента жизнь дает тебе второй шанс. Я полагаю, ты его заслужил. Молчи, — последнее слово он добавил с нажимом, поняв, что Матиас вновь собирается заговорить. А затем отвернулся, прежде чем здравый смысл и сумма, которую обещали за голову этого убийцы, заставили его изменить свое мнение.

Еще через некоторое время Ахиллес Годфри и преподобный Эстерли вернулись в вагон. Пар из трубы локомотива уже расстилался в воздухе. Часть его будет со снегом и ветром проникать в вагон, но Лоусон сомневался, что кто-либо из его спутников сегодня будет жаловаться на дискомфорт. Главное, чтобы поезд дотянул до пункта назначения.

Эстерли снова вернулся к Кейси Фредрикс. Энн сидела молча, углубившись в свои мысли. Дьюс Матиас также пребывал в раздумьях о прошлом, будущем и о том, что произошло так недавно… во что он никогда бы в жизни не поверил еще сегодня утром. Тела Кенни Преско, Джонни Ребинокса, Славного Джорджа Гантта и Джека Тэбберсона сбросили в подлесок вместе с телами убитых вампиров… в той зоне всегда хватало голодных хищников…

— У меня есть вопросы, — обратился Годфри к Лоусону. — У тебя есть хоть малейшее представление, где все эти твари могли укрыться в таком количестве? И почему они бросили столько сил на этот вагон? Сомневаюсь, что их интересовали только люди…

— Они преследуют меня и мою подругу Энн.

— Это очевидно. Но с чего бы им это делать? Вы двое представляете для них какую-то особенную угрозу?

— Угрозу сопротивления, — отозвался Лоусон.

— Это понятно, но… есть что-то еще, о чем мне следовало бы знать? Они явно опасаются вас. И те пули, что вы использовали… из чего они?

— Это серебряные пули, политые святой водой и освященные священником.

— Ах! То есть, ты нашел более действенный способ убивать их, чем дробовик и топор?

Лоусон чуть помедлил с ответом, и Годфри продолжил:

— Без сомнения, нам стоит снова встретиться. На самом деле, я настаиваю на этом. Я хочу услышать твою историю. Где мне тебя найти?

Лоусон извлек бумажник и протянул майору одну из своих визитных карточек. На ней под именем и адресом отеля «Святилище» значилась строка: Все вопросы урегулированы, а чуть ниже…

— Я путешествую по ночам, — прочитал Годфри вслух, тут же усмехнувшись. — Ты пытался так пошутить?

— Нет. Пытался быть реалистом.

— Что ж… Новый Орлеан отсюда далеко, и мне тоже придется путешествовать по ночам. Но я думаю, это путешествие будет не напрасным. Нас мало, Тревор. Тех, кто предпочел бороться против этого. Нам нужно формировать нашу армию и планировать битву.

— Согласен.

— Я приеду к тебе туда. Когда — не могу сказать точно. Но скоро, — Годфри убрал визитку в карман своей куртки. Он и в самом деле насмешливо улыбался, или это раненое лицо искажалось в свете уцелевших фонарей? — Я помню Энтитем, — сказал он. — Ту ночь, когда меня забрали. И помню ту, что обратила меня. О, да, я хорошо ее помню.

— Ее?

— Женщину, называющую себя Ла-Руж. Это очень красивый монстр, Тревор. Именно ее я ищу и, поверь, я никогда не сдамся. Ты знаешь один миф?

Лоусон был не в состоянии говорить.

— Миф состоит в том, что… если поглотить ихор того, кто обратил тебя, это сделает тебя снова человеком! Миф это, или правда? Понятия не имею, но я знаю, что умереть я хочу человеком, и ничто под Божьими Небесами или над Адом Сатаны не остановит меня. Я найду это чудовище и выпью весь ихор из ее тела. Именно я должен убить ее, — Годфри положил руку на плечо Лоусона. — Это то, что дает мне силы жить дальше, Тревор. Только из-за этого я еще хочу жить. Но ты должен знать, что еще меня питает идея мести.

— Да, — только и отозвался Лоусон, и это было единственное слово, которое он мог сейчас произнести.

— Я навещу тебя в Новом Орлеане. Можешь на это рассчитывать. И когда я буду готов повести нашу армию в бой, мы должны будем победить!

Его глаза действительно вспыхнули безумием, или это вновь была лишь игра света?

— А пока что прощай, капитан, — сказал Майор Безбожник, быстро отсалютовав старому солдату из Алабамы, после чего он, Дым и Уайлдер скрылись из виду, слившись с вихрями снега.

Поезд качнулся. Железные колеса закрутились. Поврежденный, но выдержавший осаду вагон с тихим стоном двинулся вперед, с удивительным упорством сохраняя целостность, пока локомотив тянул его по путям мимо двух сваленных по бокам частей завала, на самом большом валуне которого несколько часов назад сидел маленький мальчик…

Лоусон почувствовал, что ноги его подкашиваются. Он был слишком слаб, истощен и ошеломлен. Пришлось сесть, чтобы окончательно не потерять равновесие.

Итак… битва не проиграна, но война была еще впереди.

А пока… последний поезд с платформы «Погибель» направлялся домой.

Оказывается, легче написать книгу, чем написать о книге, которую ты написал.

Есть ли в этом смысл? Да, есть, наверно, потому, что книга, которую я уже написал, словно вырублена в камне. Здесь уже не добавить, не убавить, все на своих местах. А может, и нет, потому что писатель, если ему повезет, еще не вырублен в камне и находится в пути, то есть узнает все больше и больше о том, как писать. Поэтому иногда трудно оглядываться на более ранние работы: неизбежно найдешь такое, что захочется убрать или добавить, но каменную глыбу не сдвинуть.

Сказав все это, замечу: когда я оглядываюсь назад и перечитываю «Жизнь мальчишки», я нахожу немногое, что хотел бы изменить. Всегда верил, что, когда ты заканчиваешь книгу, хорошо, если в ней есть пятьдесят процентов того, на что ты надеялся, когда ее начинал. К своему удивлению, я обнаружил, когда закончил «Жизнь мальчишки», что в ней около девяноста процентов того, что я надеялся увидеть в этой книге.

Я не пишу и никогда не писал, имея четкий план. У меня есть, как я их называю, «ключевые сцены»: то, что происходит в начале, в середине и ближе к концу и, как я надеюсь, позволяет мне идти в правильном направлении. Однажды я попытался использовать план и не закончил книгу. Я уже знал все, что должно случиться, так в чем же смысл?

Пожалуй, я пытаюсь сказать, что пишу прежде всего для самого себя: я хочу стать «первым читателем». Хочу писать книги, которые прочел бы для удовольствия, если бы так усердно не работал, чтобы написать их. В этом есть смысл, по крайней мере для меня, и такой подход к писательству всегда дает мне возможность что-то предвкушать в будущем.