— Хм, — выдохнул лорд Тарленторт после минутного размышления. — А ведь палач мог быть соучастником этой черной шайки. Вы так не думаете?

— Я часто думал об этом, — ответил Джулиан. — Знаете, — он помедлил, — лорд и леди… если кто-то становится злодеем, иногда это происходит потому, что зло — просто единственный открытый путь. Остальные закрыты. И тогда — по воле Рока — человеку приходится надеть плащ злодея и носить его с некоей долей гордости, чтобы если уж представлять зло, то в самом лучшем его свете. И при этом, несмотря ни на что — несмотря на то, что сам являешься частью зла — продолжать сражаться с самыми худшими его проявлениями, самыми темными из зол. Таким образом Судьба вступает в игру и задает курс. Задала она его и для вас. То, что мы со Шрамом оказались здесь сегодня, было необходимо для того, чтобы вы услышали эту историю.

— О, согласна! — воскликнула леди. — Я хорошо понимаю, о чем вы говорите.

— Откуда-то, — Джулиан улыбнулся ей самой чарующей из своих улыбок, — я знал, что вы поймете.

Дождь все продолжался, но Бенсон гнал лошадей без жалости и продыху. Лорд Тарленторт открыл свое окно, почувствовал на себе дуновение штормового ветра, и тут же снова его закрыл. Свет зимнего дня стал совсем тусклым. Лорд сунул руку в карман своего пальто и извлек оттуда золотое огниво[125]. Помахав кремнем и воспламенив трут, он коснулся огнем двух масляных ламп, и те вскоре заполнили салон уютным теплым светом.

Больше Тарленторты не выказывали недовольства присутствием своих попутчиков. Лорд накрыл ладонью руку своей жены и на них, казалось, снизошло долгожданное смирение. Затем Эдгар Тарленторт осторожно обратился к попутчикам:

— Я должен спросить. Ну… поскольку мы заперты в одном пространстве, и все время мира принадлежит нам, возможно, у вас найдутся еще какие-нибудь… эээ… эпизоды, которые вы могли бы нам рассказать?

— О, да! — осклабился Джулиан. Впрочем, улыбка его вновь стала мягкой и дружественной. — Приготовьтесь удивляться.

Это была поистине темная ненастная ночь. Условия слегка изменились, лишь когда ночные фонари лондонских таверн прорезали темноту, послав на улицы желтые лучи, напоминавшие спасательные тросы. Эти нити света, наделенные особой силой, словно защищали своих посетителей от пришедшей в город бури, превращая ее воющий ужас в мягкие вздохи падающего снега.

Впрочем, даже несмотря на освещение, Мэтью опасался затеряться в снежной круговерти — ведь, когда налетали резкие, колкие порывы холодного ветра, срывавшего шапки налетевших сугробов и бросавшего их прямо в лицо прохожим, видимость становилась практически нулевая. Эта непрекращающаяся буря почти полностью поглощала огни таверн и грозилась вскоре скрыть под собой разбитые кирпичи и грубую булыжную мостовую нижнего города, а также величественные особняки и ухоженные парки верхнего. В этом городе разнообразных оттенков серого все неизбежно должно было стать белым.

Этой ночью сквозь завихрения с трудом пробирались две темные фигуры.

Мэтью безропотно следовал за Джулианом, не произнося ни слова жалобы, хотя холод обжигал ему щеки и нос, а снег осыпал хлопьями его и без того заиндевевшее лицо. Между ними сохранялась дистанция в несколько шагов, и даже на таком расстоянии Мэтью было тяжело не потерять напарника из виду.

Джулиан уверенно придерживался выбранного направления: похоже, у него на уме было еще какое-то место назначения — вдобавок к тем четырем тавернам, которые они уже посетили.

Буря продолжала неистовствовать, заглушая своим воем скрип колес проезжавших мимо карет или повозок, поглощая стук лошадиных копыт и превращая отрывистые выкрики сумасшедшего, что маячил на углу впереди, в едва различимые стоны. Воистину, этот снегопад был способен укротить даже фурию.

Мэтью понятия не имел, в какой части города они находятся. После того как Бенсон позволил измученной чете Тарлентортов, пошатываясь, выйти из экипажа перед величественной гостиницей «Герб Мейфэра» и выгрузил их багаж, он — предварительно выслушав четкие указания Джулиана — согласился отвезти своих нанимателей примерно на милю дальше на юго-восток, в местечко, носящее название Пепперпот-Элли. Там Джулиан заплатил Бенсону и его стрелку Хеджесу вторую часть обещанного вознаграждения, и две золотые гинеи обрели новых хозяев. Посчитав, что дело сделано, довольные служители наемного транспорта вознамерились крепко проспать дня два. Экипаж укатил прочь, оставив своих теперь уже бывших пассажиров смотреть сквозь снежную завесу на какой-то узкий переулок. Этот невзрачный закуток города освещали лишь несколько красных фонарей, маячивших в окнах сомнительных заведений. Довольно большая вывеска гласила, что здесь находится вход в «Пещеру Хоу».

Как вскоре выяснилось, не «Пещера» была целью Джулиана.

Быстро оглядевшись по сторонам, завернувшись поплотнее в плащ и перекинув седельную сумку через плечо, он молча зашагал вперед. Следующая таверна, в которую они вошли, находилась в глубине заснеженного переулка и носила неоднозначное название «Болотное дно». После беглого осмотра она не вызвала у Джулиана особого интереса, а вот Мэтью выдвинул ультиматум, заявив, что ни шагу не сделает без порции пирога со шпинатом, который был объявлен на доске меню, а также без чашки горячего куриного бульона. С тех пор, как он в последний раз ел, миновало уже шесть часов, причем тот обед прошел впопыхах и состоял всего лишь из миски тушеных помидоров и куска кукурузного хлеба, раздобытых на постоялом дворе. Джулиану пришлось признать, что подкрепиться и впрямь не помешает. Не сговариваясь, они прошествовали в угол зала и сели за стол.

Рука Джулиана неотрывно лежала на пистолете, а глаза изучали обстановку на предмет неприятностей, которые могли бы доставить угрюмые посетители.

Мэтью сделал заказ, надеясь, что еда будет хотя бы сносной. Джулиан тоже решил подкрепиться и попросил принести ему миску говяжьего супа с рисом, буркнув себе под нос, что вместо говядины там, скорее всего, будет конина.

Они позволили себе ненадолго расслабиться, отдохнуть и обогреться.

А потом — снова бесконечные поиски.

Следующая таверна. «Мрачная усмешка мудрости»: одна минута и на выход.

— Кого мы ищем? — спросил Мэтью, когда они покинули это отвратительное место. Воистину это было мудрым решением!

— Кое-кого важного, — последовал ответ. — Сегодня вечером его не будет дома. Впрочем, как и всегда.

Таверна «Кот и мышь»: не дольше секунды, а потом их путь пролег через несколько улиц на восток, в другую россыпь бедламов, первым из которых стала дряхлая дыра с вывеской «Сад Осьминога».

Это название, — подумал Мэтью, — вполне заинтересовало бы даже самого Профессора Фэлла.

Перед тем, как перешагнуть порог, Джулиан повернулся к Мэтью и сказал:

— Имей в виду, у меня на большие надежды на это заведение.

— Я просто надеюсь оказаться поближе к камину, — пробормотал Мэтью замерзшими и огрубевшими, как наждачная бумага, губами.

Они вошли.

Что ждет нас здесь? — подумал Мэтью, вспоминая все, что случилось с самого начала миссии вплоть до нынешнего момента.

Поездка из Бристоля в Лондон заняла тридцать восемь часов. За время этой бешеной гонки выдалось всего две остановки — да и те занимали минимальное время. По пути Бенсон забрался в экипаж, чтобы поспать несколько часов, пока Хеджес правил упряжкой, после чего они вновь поменялись местами.

Лорд и леди Тарленторт сошли бы с ума от бешеного темпа, если б Джулиан не устроил целое представление, которое Мэтью счел мастерским. В раскачивающемся экипаже Джулиан Девейн отвлекал Тарлентортов от их страданий рассказами, которые, похоже, сочинял на ходу. Мэтью сомневался, что в них было хоть слово правды, а вот Тарленторты съедали их, как леденцы.