Пролог
Тяжелый воздух над Нью-Йорком прорезала молния, вслед за ней послышался чудовищный раскат грома, словно в вышине ударили в большой чугунный колокол. Пронзив высокий шпиль новой церкви Благодати Господней, построенной Джеймсом Ренвиком на 10-й Ист-стрит, молния насмерть поразила полуслепую ломовую лошадь на 14-й. Хозяин несчастного животного, бледный от ужаса, выпрыгнул из повозки и бросился прочь, оставив груз картофеля утопать в грязи.
На дворе стоял март 1847 года, и «Нью-Йорк трибюн» пообещала ужасную бурю в ночь на двадцать второе. На сей раз предсказание сбывалось. Яркая вспышка озарила небо над Маркет-стрит, и молния ударила в дымоход магазина. Деревянное строение мгновенно вспыхнуло, набежавшая толпа пялилась на веселое пламя. Паровые машины и повозки перестали появляться на улицах. Деревянные колеса и лошадиные копыта месили грязь. Множество собак, крыс и свиней металось по проулкам, в которых обычно бандиты поджидали свои жертвы. Под газовыми фонарями, словно изваяния, застыли полицейские.
Молодой город Нью-Йорк бурлил. Жизнь здесь была полна опасностей, невольного участника событий могли в любой момент бесцеремонно избавить от имеющихся при нем ценностей. Оживленные улицы вели от доков к театрам, от кегельбанов к веселым домам, от Поворота убийств к Сити-Холлу, но по некоторым авеню приходилось пробираться сквозь кучи мусора и отходов.
Опять прогремел гром, и с небес на землю обрушился настоящий водопад. Щеголи и девицы, выходившие из дверей «Дельмонико», мгновенно промокли до нитки. Вода била в чердачные окна домов и, черная от сажи, просачивалась вниз, в убогие жилища скваттеров. Дождь загасил костры, унял драчунов, ускорил заключение бесстыдных сделок и осуществление преступных замыслов. Мутные струи уносили в реку грязь улиц. Ненадолго ночной поток людей прекратился.
Две рыжие лошади, склонив головы, тянули черное ландо по Бродвею в сторону гавани. Кучер-ирландец ежился в насквозь промокшем коричневом пальто. Вода стекала с полей его низко надвинутой шляпы. Он проклинал тот час, когда решил проехать мимо отеля «Де Пейзер» на Кэнал-стрит. Если бы не подобрал пассажира, мрачно думал кучер, то был бы уже дома, грея ноги у камина с кружкой крепкого портера в обнимку. Сейчас у него в кармане золотой, но разве он поможет, когда ты продрог до костей? Он подстегивал лошадей, хотя знал, что они не пойдут быстрее. Проклятье! Что же этот пассажир ищет?
Джентльмен сел у отеля «Де Пейзер», вложил в руку кучера золотой и наказал ехать как можно скорее в редакцию газеты «Трибюн». Там было велено ждать, а спустя пятнадцать минут появился одетый в черное джентльмен и назвал новый адрес. Небо тем временем заволокли тучи, и вдалеке загрохотал гром. Они ехали в пригород, расположенный по соседству с Фордхэмом во впадине между холмами Лонг-Айленда. Там они остановились у зловещего коттеджа, где джентльмена приняла полная, средних лет женщина. Очень неохотно, как показалось кучеру. Спустя полчаса, которые вознице пришлось провести под холодным ливнем, что гарантировало тесное знакомство с простудой, джентльмен в черном появился с новыми указаниями. Они отправились обратно в Нью-Йорк, чтобы посетить несколько дешевых таверн в самом опасном районе города. «На юг города, в Трайэнгл, ночью! — печально думал кучер. — Одно из двух: то ли джентльмену нужна дешевая шлюха, то ли захотелось поиграть со смертью».
Углубившись в лабиринт южных улиц, кучер испытывал некоторое облегчение от того, что сильный дождь удерживает бандитов под крышей. «Слава богу!» — подумал он, и в то же мгновение два парня в лохмотьях выбежали из подворотни, направляясь к экипажу. В руке одного из них кучер с ужасом заметил булыжник — видно, грабитель намеревался сломать спицы колеса, а затем, если удастся, избить и обчистить карманы обоих наездников. Кучер отчаянно взмахнул кнутом и крикнул: «Пошла! Пошла!» Лошади, почуяв опасность, рванули вперёд по скользкой мостовой. Брошенный камень ударил в облучок, затрещала древесина. «Пошла!» — снова закричал кучер. Он гнал лошадей рысью еще две улицы.
Приоткрылась шторка у него за спиной.
— Извозчик, — осведомился пассажир, — что случилось?
Голос был спокойным, с повелительными интонациями.
«Привык командовать», — подумал кучер.
— Прошу прощения, сэр, но…
Он оглянулся через плечо. В тусклом свете фонаря ему удалось разглядеть худое бледное лицо, на котором выделялись аккуратные серебристые усы и борода. Глубоко посаженные, цвета вороненой стали глаза смотрели с властностью аристократа. Возраст было трудно определить, лицо казалось гладким, без морщин, с мраморно-белой кожей. На джентльмене были черный костюм и блестящий черный цилиндр. Руки с длинными пальцами, затянутые в черные кожаные перчатки, играли тростью из эбенового дерева с роскошным серебряным набалдашником — головой льва со сверкающими изумрудными глазами.
— Что «но»? — спросил он.
У кучера слова застряли в горле.
— Сэр… это не самое безопасное место в городе. Вы выглядите вполне респектабельным джентльменом, сэр, — такие, как вы, сюда редко заезжают.
— Не лезьте не в свое дело, — посоветовал пассажир. — Мы напрасно теряем время! — И задернул шторку.
Кучер тихо выругался в мокрую бороду и направил экипаж вперёд. «Слишком многого ждёт за один золотой! — думал он. — Хотя и с ним можно неплохо провести время в баре».
Первой остановкой был кабачок на Энн-стрит под названием «Уэльский погребок». Джентльмен задержался в нем недолго. Столько же времени он провёл и в «Павлине» на Салливан-стрит. «Мечта джентльмена», таверна двумя кварталами западнее, также была удостоена лишь краткого посещения.
На узкой Пелл-стрит, где дохлая свинья привлекла стаю бродячих собак, кучер подогнал экипаж к захудалой таверне под названием «Погонщик мулов». Как только джентльмен вошёл в таверну, кучер надвинул шляпу на лоб и погрузился в раздумья, не стоит ли вернуться к работе на картофельных полях.
Внутри «Погонщика мулов» при тусклом свете лампы развлекалось пестрое сборище пьяниц, игроков и хулиганов. В воздухе стоял табачный дым, и джентльмен в черном брезгливо поморщился от густого запаха плохого виски, дешевых сигар и промокшей одежды. Несколько мужчин посмотрели на вошедшего, оценивая его как потенциальную жертву, но крепкие плечи и твердый взгляд подсказали им искать поживу в другом месте.
Он подошел к стойке, за которой разливал зеленоватое пиво смуглый мужчина в штанах из оленьей кожи, и назвал какое-то имя.
Бармен криво усмехнулся и пожал плечами. По грубой сосновой стойке скользнула золотая монета, и в маленьких черных глазах вспыхнула жадность. Смуглый потянулся за ней, но трость, увенчанная серебряным львом, прижала его руку к стойке. Джентльмен в черном повторил имя, негромко и спокойно.
— В углу. — Бармен кивком указал на одиноко сидящего человека, старательно пишущего что-то при свете коптящей китовым жиром лампы. — Надеюсь, вы не представитель закона?
— Нет.
— Не причиняйте ему вреда. Это, знаете ли, наш американский Шекспир.
— Нет, не знаю. — Джентльмен поднял трость, и бармен поспешил смахнуть монету.
Джентльмен в черном нарочито медленно подошел к одинокому человеку. На грубом дощатом столе перед писателем стояла чернильница и лежала стопка дешевой голубоватой бумаги для письма, а рядом — полупустая бутылка шерри и грязный стакан. Скомканные листы были разбросаны по полу.
Бледный хрупкий человек со слезящимися серыми глазами работал; перо, зажатое в тонкой нервной руке, быстро бегало по бумаге. Вот он прекратил писать, подпер лоб кулаком и секунду сидел так без движения, словно в голове у него не было ни единой мысли. Потом нахмурился, желчно выругался, скомкал лист и швырнул его на пол, где тот ударился о ботинок мрачного посетителя.
Писатель поднял взгляд, озадаченно моргнул, на лбу и щеках выступила лихорадочная испарина.
— Мистер Эдгар По? — тихо спросил джентльмен в черном.