— Выслушай меня внимательно, — сказал Гарднер Лиллехорн, одетый в блистательное пальто оттенка павлиньего оперения с закатанными манжетами цвета голубиной крови. На голове его красовалась синяя треуголка, из-под красной ленты которой торчало белое голубиное перо. Как говорили в народе, он был одет с иголочки.

Его тонкие черные усики чуть подергивались над столь же тонкой верхней губой, в то время как идеально подстриженная козлиная бородка указывала вертикально вниз.

— Итак, — продолжил он. Его маленькие черные глазки сверкнули в слабом свете клонящегося к закату декабрьского дня. — Я почтенный помощник главного констебля. Поэтому имею полное право обрушить на тебя всю силу закона, как двухтонную пушку на мышку весом в пенни, если ты не сделаешь то, что я сказал. У меня нет ни времени, ни терпения на твое молчание, поэтому я спрошу еще раз — и всего лишь раз — прежде чем буду вынужден перейти к действиям. Так ты это сделаешь или нет?

— Но… сэр, — пролепетал десятилетний мальчик, чья серая одежда и впрямь была мышиного цвета. Тем не менее, ее было вполне достаточно, чтобы выдержать если не вес тяжелой двухтонной пушки, то хотя бы холод падавших снежинок, что кружили на улицах, в переулках, во дворах и садах и ложились на крыши промозглого шумного Лондона. — Всего пять пенсов! — продолжал причитать юный продавец, пока ветер трепал его одежду, а снег ложился на черную шерстяную шапку. — Сэр, вы ведь можете себе позволить потратить…

— Проблема не в том, что я могу или не могу себе позволить. Я…

— Это не твое дело! — внезапно вместе с брызгами слюны исторг рот помощника Лиллехорна, пухлощекого Диппена Нэка. Он держался позади своего хозяина, как и подобает верному псу.

— Нэк! Я буду говорить за себя сам, спасибо! — прорычал Лиллехорн. В его тоне послышался резкий упрек, и его двуногий пес немного втянул шею в плечи.

Несмотря на свое приземистое телосложение, под пурпурной треуголкой Нэк носил богатый, аккуратно завитый и напудренный белый парик, создававший иллюзию, что он ростом доходит до плеч Лиллехорна.

Лиллехорн вновь обратил внимание на мальчика, который, как он решил, не собирался убегать, но продолжал игнорировать его требование. Похоже, это становилось делом принципа. Лиллехорн приподнял свою трость из черного дерева, держа ее за серебряный набалдашник в виде львиной головы. Он водрузил кончик этой трости на правое плечо мальчика — аккурат туда, где его пересекала лямка кожаной сумки, в которой лежал вожделенный предмет.

— Отдай мне этот последний оставшийся экземпляр «Булавки Лорда Паффери», — пробасил Лиллехорн. — Я приказываю.

— Это приказ! — пролаял Диппен Нэк, не сильно понимая, что происходит. Нэк не слыл особенно дальновидным малым: он даже не понимал, что то пальто, которое ему продали как отделанный бобровым мехом шедевр, на деле было подбито шерстью мертвой дворняги. Его ангельские пухлые щечки на хулиганском лице, казалось, начали пульсировать от удовольствия, которое он получал от этой перепалки с малолетним продавцом газет.

Впрочем, эта вспышка ярости Нэка, сколь бы агрессивной она ни казалась, заставила мальчика лишь медленно моргнуть, а многоуважаемого помощника главного констебля выдать в ответ смиренный вздох.

— Я настаиваю, — заговорил Лиллехорн более спокойным тоном, продолжая при этом поглядывать на предмет своего интереса, — что уже заплатил за этот экземпляр «Булавки». Своей работой. Другими словами, учитывая мой авторитет и, конечно же, ответственность, возложенную на мои плечи, я рассчитываю, что некоторые предметы моего интереса в этом городе должны становиться моими по первому требованию. Причем, без оплаты, и с воодушевлением дарителя. Эта газета должна быть одним из этих предметов.

— И почему же так должно быть, сэр? — осмелился спросить мальчик, дерзко вздернув подбородок.

— Просто потому что, — был ответ. Лиллехорн тут же понял, насколько несуразно он прозвучал, и предпочел добавить: — Потому что без надлежащей защиты со стороны служителей закона лорд Паффери может обнаружить, что его «Булавки» прямо у самой двери типографии крадут хулиганы. Если, конечно, сама типография к тому моменту не будет сожжена дотла. Мы — я — есть крепкая стена правопорядка, на которую могут положиться все в этом городе. Я — преграда между дверью лорда Паффери — и каждой дверью, которую ты видишь на этой улице — и злыми щупальцами хаоса. Я полагаю, ты понимаешь, как много это…

— Ах! Наконец-то я нашел «Булавку»! Держите пять пенсов, молодой человек! — Дородный джентльмен в коричневом пальто и треуголке того же цвета поверх кудрявого парика, внезапно ворвался в это театральное действо, вывернув из-за угла Фаррингтон- и Стоункаттер-Стрит в нескольких кварталах к западу от Олд Бейли. Как раз оттуда Лиллехорн и Нэк — напыщенные и наполненные если не пламенем справедливости, то уж точно тлеющими угольками алчности — пришли буквально недавно.

Новое действующее лицо держало в одной руке серебряные монетки и протягивало их продавцу. Вторая же его рука уже тянулась к газетным листам, торчавшим из сумки мальчика.

— Стойте! Стойте! — неожиданно воскликнул Лиллехорн, и голос его едва не сорвался на истерический писк. Казалось, отыскать сегодня эту «Булавку» ему и впрямь пришлось в стоге сена.

— Он сказал стоять! — гаркнул в подтверждение Нэк, выхватив свою черную дубинку — его любимое орудие злодейства. Не дожидаясь команды, Нэк, словно дьявольский трезубец, метнулся вперед, мимо Лиллехорна, и приставил кончик дубинки прямо к подбородку незнакомого мужчины. — Ты ее не получишь! — прорычал он. — Она уже занята!

Джентльмен невольно отшатнулся на своих полированных каблуках.

— Это… это возмутительно! — воскликнул он, переводя взгляд с Лиллехорна на его подручного. Оба они сейчас выглядели для него не привлекательнее грязных ногтей на ногах бродяги. — У вас нет прав на эту газету! Где ваши деньги, сэр? Вы за нее заплатили?

— Я тебе сейчас покажу оплату! — Нэк снова ткнул дубинкой в подбородок джентльмена, на этот раз гораздо ощутимее. — Крепкую такую, хорошую оплату, понял?

— Это возмутительное хулиганство! Я позову служителей закона. Я уверен, что рядом есть констебль!

— Конечно, есть! — проскрипел Нэк с кривой ухмылкой, обнажившей его стертые и местами сколотые зубы. — Ты на одного из них смотришь. А рядом сам помощник главного констебля, так что утрись и проваливай, понял?

— Люди, да вы обезумели, — растерянно пробормотал джентльмен. — Такие хамы — и констебли? Куда катится этот мир?

— Не знаю насчет мира, а вот ты близок к тому, чтобы скатиться в сточную канаву. Проваливай, кому сказал!

— Это возмутительно! Полный беспредел! — закричал мужчина, однако во имя собственной сохранности отступил в вихрь дрейфующих снежинок, а после слился с движущейся людской массой Лондона, оставив весь этот абсурд позади.

— Никуда ты не пойдешь! — Лиллехорн резко протянул свободную руку, чтобы ухватить мальчишку за плечо, поскольку тот отступил на шаг. Вернее, он лишь повернул голову, изучая пути отступления, а ноги его остались на месте. — Забери газету, Нэк, — приказал Лиллехорн.

Указание было исполнено.

— Мой управляющий выпорет меня за это! Он пересчитывает все заработанное и сверит с числом копий, — жалобно запротестовал мальчик.

— Позволь дать тебе совет. — Лиллехорн отпустил плечо мальчишки и провел кончиком трости по его щеке. — Скажи своему управляющему, что он обсчитался и изначально положил тебе на одну копию меньше. Посмотри ему прямо в глаза, когда будешь это говорить, и поверь в это сам. Поверь в это так сильно, как ни во что никогда не верил, и это станет правдой. У тебя будет значительно меньше проблем в жизни, если ты научишься так делать.

Мальчик молча на него уставился. Затем его брови поползли вверх — слегка насмешливо — и он сказал: