Последовала пауза. Потом:

— Я сказал… давай… — Голос дрогнул. Вор трусил, трусил до смерти.

— Убери нож, — спокойно сказал Майкл. — Или я убью тебя в два счета.

Прошла секунда. Вторая. Майкл напрягся, готовый к броску.

Вор бросился бежать. Первой мыслью Майкла было отпустить воришку, но тут в голове у него созрела идея, и он погнался за вором. Тот бежал во всю прыть, но сравниться с Майклом не мог. Не успел он добежать до рю де ла Шин, как Майкл схватил его за полу занюханного, обвисшего пальто и чуть не выдернул его из башмаков. Коротышка, не целясь, попытался ударить его ножом. Майкл одним ударом ребра ладони по кисти вышиб нож. Еще одно движение — и коротышка прижат к кирпичной стене.

Под нечесаной шапкой грязных темно-русых волос бледно-голубые глаза воришки вылезли из орбит. Майкл ухватил его за шиворот и зажал ему рот.

— Тихо, — шепнул он. Где-то на аллее завизжал кот и бросился прочь. — Не дергайся, — сказал Майкл по-немецки. — Торопиться тебе некуда. Я задам тебе несколько вопросов и хочу слышать только правду. Понятно?

Дрожащий и перепуганный вор кивнул.

— Хорошо. Я уберу руку с твоей пасти. Только крикнешь, и я сверну тебе шею. — Он крепко встряхнул коротышку и отнял руку от его рта.

Воришка тихо простонал.

— Ты немец? — спросил Майкл.

Тот кивнул.

— Дезертир?

— Да.

— Сколько пробыл в Париже?

— Полгода. Пожалуйста… отпустите меня. Я же вас не наколол, а?

«Он смог скрываться в Париже, в окружении немцев, целых полгода. Не так уж плохо», — подумал Майкл.

— Не скули. А чем ты еще занимаешься, кроме попыток грабить с ножом в руке? Воруешь на рынке хлеб, фрукты, а то и пирожок?

— Да, да, да! Все это так. Я не гожусь в солдаты… у меня слабые нервы. Отпустите меня, ну пожалуйста!

— Нет. А по карманам ты шаришь?

— Иногда приходится. — Глаза воришки сузились. — А вы-то кто такой? Не из военной полиции? Чем вы сами-то промышляете?

Майкл не ответил на его вопрос.

— Умеешь ты ловко чистить чужие карманы? — спросил он.

Воришка усмехнулся с профессиональной гордостью. Из-за густой щетины и грязи казалось, что ему лет сорок пять — сорок восемь.

— Да, немцы дошли до ручки с пушечным мясом. А я живу, не так ли? Но кто же вы сами-то, черт возьми? — Его глаза осветились пониманием. — А, конечно! Подпольщик, да? — Воришка саркастически рассмеялся и смачно сплюнул на кирпичную стену. — Значит, ты — трупоед.

Майкл усмехнулся. Может быть, они с воришкой были и не по одну сторону, но что-то общее их связывало. Он опустил воришку на землю, но все еще держал его за шиворот. Со стороны аллеи, выходящей на рю де ла Шин, прикатила Габи.

— Эй! — встревоженно прошептала она. — Что-нибудь случилось?

— Я тут встретил одного парня, — ответил Майкл, — который нам может пригодиться.

— Я? Пригожусь подпольщикам? Ха-ха! — Воришка дернулся, и Майкл отпустил его. — По мне, пусть бы вы оба сгорели в аду.

— На твоем месте я бы не орал. — Майкл показал в сторону рю де Тоба. — Вон там, у здания, стоит гестаповец. А внутри его, должно быть, целая свора. Вряд ли ты стремишься с ними познакомиться.

— А вы? — ответил коротышка. — И вообще, что это мне даст?

— У меня есть работа для карманника, — сказал Майкл.

— Что? — Габи соскочила с велосипеда. — О чем ты говоришь?

— Мне нужны ловкие пальцы, — продолжал Майкл. — Не для того, чтобы вытащить что-то из кармана, а чтобы туда кое-что засунуть.

— Ты просто псих, — заявил воришка с ухмылкой, которая делала его некрасивое лицо на редкость уродливым. — Может быть, мне стоит пойти самому в гестапо?

— Это как ты хочешь, — ответил Майкл.

Воришка осклабился, взглянул на Майкла и Габи. Его плечи дергались от смеха.

— Ну их к чертовой матери! — заявил он.

— Слушай, когда в последний раз ты обедал?

— Не помню. Наверное, вчера. А что? Ты собираешься угостить меня пивом с сосисками?

— Нет, луковым супом. — Майкл услышал, как у Габи перехватило дыхание, когда она поняла, что он задумал. — Ты пешком?

— Мой драндулет за углом. — Он показал большим пальцем в сторону рю де ла Шин. — Я работаю на местных задворках.

— Ты поедешь с нами. Мы зажмем тебя с боков, и, если ты позовешь солдата или создашь нам какие-то неприятности, мы тебя просто убьем.

— Какого черта я должен с вами ехать? Вы, наверное, и так меня убьете.

— Может быть, да, — сказал Майкл, — а может быть, и нет. Во всяком случае, ты умрешь сытым. Кроме того, возможно, мы заключим с тобой финансовое соглашение. — Он увидел интерес в глазах коротышки и понял, что нажал на нужную кнопку. — Как тебя звать?

Воришка не торопился ответить и бросил взгляд вдоль аллеи, словно опасаясь, что их могут подслушать.

— Меня зовут Арнольд Маузенфельд. Бывший ротный повар.

— Я буду звать тебя Мышонок, — сказал Майкл. — Поехали, пока не наступил комендантский час.

Разъяренная Камилла уже никак не напоминала милую пожилую даму. Ее глаза пылали огнем.

— Привести немца в мой дом! — визжала она. — Я потребую, чтобы тебя казнили как предателя! — яростно кричала она на Майкла.

На Мышонка она смотрела как на последнее дерьмо.

— А ты проваливай! У меня здесь не ночлежка для нацистских бродяг!

— Мадам, я не нацист, — с достоинством отвечал Мышонок. Он выпрямился и подтянулся, но все равно был на семь сантиметров ниже Камиллы. — И я не бродяга.

— Проваливай! Проваливай, или я… — Камилла рванулась к буфету и вытащила из ящика допотопный пистолет. — Не то я вышибу твои дурацкие мозги! — Все ее галльское изящество испарилось.

Майкл схватил старуху за запястье и отнял у нее пистолет.

— Ах, оставьте, мадам! — остановил он ее. — Эта древность оторвет вам руку.

— Ты нарочно привел этого нациста в мой дом! — ярилась Камилла, оскалив зубы. — Ты нарушил правила безопасности! Ради чего?

— Он нужен мне для моего дела, — сказал Майкл.

Мышонок забрел в кухню; на свету его одежда выглядела еще более непривлекательной.

— Мне нужен кто-то, кто бы передал записку человеку, ради которого я здесь… Это надо сделать быстро, не привлекая внимания. Короче, мне нужен карманник, и я его нашел. — Майкл кивнул на немца.

— Ты сошел с ума! — сказала Камилла. — Это безумие! О боже мой, маньяк под моей крышей!

— Нет, мадам, — отвечал Мышонок. С его немытого лица на Камиллу глядели широко раскрытые глаза. — Доктора сказали, что я не сумасшедший.

Он посмотрел на котелок с супом и принюхался.

— Неплохо, — сказал он, — но пресновато. Не мешало бы немного перца. Если у вас есть, я засыплю сколько нужно.

— Доктора? — спросила Габи, хмурясь. — Какие доктора?

— Из дома чокнутых, — отвечал Мышонок. Он откинул свои грязные волосы от глаз грязными руками и сунул грязные пальцы в котелок. Затем, обсосав пальцы, посмаковал суп. — Да, — сказал, он, — здесь нужен перец. И немного чеснока.

— Что это за дом чокнутых? — Камилла визжала, как расстроенная флейта.

— Это тот дом, откуда я удрал полгода назад, — сказал Мышонок.

Он набрал в половник супу и глотал, чавкая, прямо из него. Все молча глядели на немца. Рот Камиллы был открыт, как будто она вот-вот испустит вопль.

— Это в западной части города, — пояснил Мышонок. — Для чокнутых и самострелов. Когда они меня взяли, я сказал им, что я — слабоумный. Думаете, они меня послушали? — Он глотнул еще супу, проливая его на рубашку. — Нет, они меня не послушали. Они сказали, что я буду работать на кухне, вдали от боевых действий. А про воздушные налеты они что-нибудь мне сказали? Никак нет. — Он хлебнул супу и побулькал им во рту. — А вы знаете, что Гитлер подрисовывает себе усы? — спросил он. — У этого кастрата усы не растут, а на ноги он надевает дамское белье. Спросите кого угодно.

— Боже, спаси нас! Нацист, да еще и псих к тому же! — простонала Камилла.