— Констеблю не следовало приводить эту лодку в бухту, — вдруг сказал Чейн. — Много лет назад она принесла сюда зло и смерть. И вот опять. Она не механизм, она живая, и у нее душа Эуе-змея…

Мур поднял голову.

— Вы и ваши люди должны вернуться и помочь им!

Кариб продолжал точить нож, поворачивая его в руке.

— Несколько человек ушли на помощь тем, кому, возможно, удалось добраться до джунглей, — сказал он чуть погодя. — Мы услышали выстрелы и собрались здесь. Многие молокососы рвались в деревню, в бой. Но я не позволил. Никто из моих людей не пойдёт в Кокину.

— Господи! — вырвалось у Мура. Он тряхнул головой. — Вы так ненавидите деревенских, что можете сложа руки смотреть, как их убивают?

— Они не моей крови, — сказал Чейн. — Но дело в другом: хороший боец не продержится и минуты против этих созданий. Нет. Если и когда они доберутся до Карибвиля, нам придется защищать своих женщин и детей.

— Сейчас не время считать по головам, черт побери! Ради Бога, помогите им!

— Ва! — Чейн повернулся от окна и язвительно уставился на Мура. — При чем здесь Бог? Все мы умираем, Мур, мирно ли или в муках.

Молодая женщина вернулась с горшком сильно, остро пахнущей жидкости. Она опустилась на колени перед Яной, обмакнула в горшок тряпочку и начала не слишком деликатно промокать царапины. Яна сморщилась и отпрянула; женщина ухватила ее за шиворот и закончила работу.

Шум дождя немного притих; Мур услышал, как вода журчит в желобах. Он встал, чувствуя тяжесть в плече.

— Тогда возвращаюсь я. Дайте мне ружье.

Чейн молча точил нож. Вдалеке загремел гром.

— Я сказал, что возвращаюсь, черт вас дери!

Чейн отложил точильный камень и нож на стол, взял ружье, открыл затвор и вынул из заднего кармана два патрона. Он зарядил ружье и перебросил его Муру.

— Идите, — спокойно сказал он. Он уперся ладонями в стол и подался вперёд. — Но вы не вернетесь. И не сможете никому помочь, потому что не успеете вы дойти до деревни, как эти твари учуют вас и найдут. Они выпьют вашу кровь — всю, до капли, — обгложут труп, а кости бросят ящерицам. Идите.

— Лалуэни, — сказала старуха. Скрипела качалка. — Он уже мертв.

— Она уставилась на Мура бездонными глазами.

Яна вырвалась от карибки, не обращая внимания на ее сердитый лепет.

— Не надо, — попросила она. — Пожалуйста, не ходи туда!

Мур ответил:

— Нужно найти Кипа. Приду за тобой, когда смогу. — Он помолчал, глядя на индейца в надежде, что тот все-таки пойдёт с ним, но Чейн сердито глянул на него и не тронулся с места. Мур знал, просить без толку. Придется рисковать в джунглях одному.

В дверь громко постучали. Мур напрягся и круто обернулся. Чейн, сжав в руке нож, как пантера метнулся вперёд. Он выглянул в окно и отодвинул засов.

В дверях стояли два промокших до нитки индейца с ружьями. Чейн знаком пригласил их в дом, и тот, что зашел первым, высокий, костлявый, с черными рысьими глазами, возбуждённо заговорил, жестикулируя крупными руками и то и дело показывая в сторону моря. Чейн целую минуту слушал, не перебивая, потом что-то спросил, и индеец ответил.

Мур наблюдал за лицом Чейна. Он увидел, как вверх от подбородка поползло ледяное спокойствие: сперва напряглись челюсти, потом сжались в узкую полоску губы, раздулись толстые ноздри, и наконец глаза превратились в прихваченную морозом сталь. Но в самой глубине этих глаз, разглядел он, промелькнуло нечто знакомое, то, что он видел раньше, в глазах своего отражения в зеркале: сильнейший страх, от которого щемит сердце. Потом это прошло, и лицо Чейна вновь превратилось в суровую маску. Казалось, он дает своим людям какие-то указания. Индейцы внимательно слушали.

Когда Чейн умолк, индейцы снова исчезли в ночи. Чейн постоял на пороге, глядя им вслед, потом задвинул засов на двери.

— Ва! — дико крикнула старуха. — НЕТ! — Она отчаянно мотала головой, и молодая индианка оставила Яну, чтобы успокоить ее. В глубине дома заплакал младенец.

— Что это? — спросил Мур.

Чейн взял ружье у него из рук.

— Оно вам не понадобится. Они ушли.

— Как?

— Забрали свою лодку, — пояснил Чейн, — и ушли с Кокины.

Яна мигом оказалась на ногах.

— Не может быть!

— Мои люди сказали, что видели, как лодка обогнула мыс и исчезла на северо-западе.

Мур тряхнул головой. Плечо горело, в голове клубились страшные впечатления этой ночи.

— Не может быть! — убежденно повторила Яна и беспомощно, почти по-детски посмотрела на Мура.

Мур медленно опустился на стул. Он чувствовал, что индеец наблюдает за ним.

— Мы помогли им, — слабым голосом проговорил он. — Господи помилуй, мы помогли им починить лодку! Мы отбуксировали ее на верфь, дали им доступ к смазке, горючему, инструментам. И все это время, пока мы спали, они собирали по частям свою жуткую машину… а нам было невдомек. О Господи… а нам было невдомек…

— А теперь послушайте меня! — вдруг встрепенулась Яна. — Даже если они повозились с дизелями и заменили достаточно аккумуляторных батарей, им не выжать из старых двигателей и сотой доли прежней мощности! Неважно, чем они пользовались, отремонтировать все системы они не могли! Маневренность у них должна быть как у сонной мухи, скорость черепашья, а о погружении они смело могут забыть!

— Ты сама говорила, что системы дублируются, — напомнил Мур. — Одна автоматическая, другая управляется вручную…

— Нет! — Она переводила взгляд с Мура на Чейна. — Пусть они смогли заставить двигаться свои скелеты и, может быть, думать — кусочек мозга, но их кровеносная и нервная системы мертвы!

— Ты уверена? А как насчет торпед, как насчет палубного орудия? А сама эта треклятая лодка — нос как лезвие, запросто продырявит груженный досками теплоход!

Яна молчала, пытаясь вникнуть в то, что он говорил.

— Нет. То, о чем ты думаешь… это бред. Сейчас не сорок второй год… не вторая мировая война…

— Для нас — нет, а для них — да, — ответил Мур. — Раз они двигаются на северо-запад, они, наверное, идут к Ямайке. А между Кокиной и Ямайкой лежат судоходные пути. Они рыскали там еще сорок лет назад. Им наверняка знакомы и лоции, и как добраться отсюда туда…

— Боже! — прошептала Яна. — Что же… удерживает в них жизнь после сорока лет под водой? Кем они стали?

Ребёнок заплакал громче; карибка вышла из комнаты и вернулась с черноволосым малышом на руках. Ребёнок искал грудь; она расстегнула блузку и сунула ему в рот сосок, не сводя глаз с Чейна, стоявшего у окна.

— Теперь можете возвращаться в деревню, — после долгого молчания сказал Чейн. — Там безопасно.

— Возможно, им по-прежнему нужна ваша помощь, — ответил Мур.

— Нет. У меня нет лишнего времени, чтобы тратить его на них. — Он отвернулся и заговорил с молодой женщиной. Та слушала с напрягшимся от дурных предчувствий лицом, потом попыталась встать. Руки у нее дрожали от усилия. Чейн пересёк комнату, подошел к ней и что-то ласково зашептал, поглаживая по голове. Женщина что-то умоляюще бормотала, вцепившись ему в руку и крепко прижимая к себе ребёнка. Чейн посмотрел Муру в лицо. — Говорю вам, идите к своим.

Мур поднялся и сделал один-единственный шаг к индейцу. В лице Чейна была лютая ярость, превращавшая его в живую копию вырезанной вручную ритуальной маски. При свете керосиновой лампы шрамы казались ранами, оставленными на внешней оболочке тем, что искалечило душу.

— Что вы намерены делать?

— Не ваша забота. Уходите, оба!

По лицу старухи потекли слёзы.

Мур не сдавался:

— Что вы намерены делать?

Чейн продолжал гладить жену по голове. Когда он вновь взглянул на белого, подбородок у него закаменел, а глаза походили на ружейные стволы.

— Я отправляюсь за Эуе, — ответил он. — И уничтожу его.

Под властным взглядом вождя Мур притих. В небе загремело, словно разорвался снаряд, и оно окрасилось багрянцем.