А волк, перемахнув овраг одним мощным прыжком, увертываясь от осколков раскаленного металла, мчался дальше.

Зарокотало справа — еще один охотник, мигая фарами, мчался на него.

Пули вонзились в землю у самых лап волка, они свистели совсем рядом, повторяя все его рывки и повороты. Мотоцикл приближался, и пули ложились все ближе к цели. Одна трассирующая пуля пролетела так близко, что на волка повеяло горьким запахом человеческого пота.

Волк, сделав крутой вираж, подпрыгнул вверх — пули просвистели у него под лапами, а зверь скатился в овраг, прорезавший пустыню по направлению на юго-восток.

Мотоцикл теперь медленно катился вдоль кромки оврага; водитель подсвечивал его дно фонариком.

— Я его тюкнул, — клялся он. — Уверен, что пули попали в цель…

И тут волосы у водителя поднялись на затылке дыбом. Следя за лучом фонаря, он не заметил, как громадный черный волк, бежавший за мотоциклом, перемахнул через коляску и навалился на него. Два ребра смялись, как гнилые штакетины, он вылетел из седла, а волк, поднявшись на задние лапы, перемахнул через ветровое стекло, как это сделал бы человек. На лету он презрительно хлестнул стрелка хвостом по лицу. Мотоцикл, проскочив по инерции еще метров пять, перевалился через край оврага и рухнул на дно. А черный зверь продолжал свой бег, взяв прежний курс.

Сеть холмов и оврагов заканчивалась; каменистая пустыня под светом звезд казалась плоской, как стол. Волк бежал и бежал; его сердце стучало ровно, ноздри пили сладкий воздух свободы, как аромат жизни. Он резко повернул голову влево, перехватил планшет за ручку, чтобы тот не стучал по земле. Волк с трудом преодолел желание выплюнуть ручку, у которой был отвратительный привкус человеческой ладони. И тут сзади снова прозвучало горловое рычание более низкого тона, чем у предыдущих охотников. Волк оглянулся и увидел пару желтых лун, несущихся по пустыне по его следам. Огненный смерч с красными всплесками поверх желтых фар несся за ним — пули вздыбили песок почти рядом с волком. Он рванулся в сторону, закрутился, притормозил, снова рванулся вперед; следующая очередь трассирующих пуль опалила ему загривок.

— Скорее! — кричал Штуммер водителю. — Не упусти его!

Затараторила новая очередь, но волк снова ушел, резко рванувшись влево.

— Проклятье! Держи ровнее! — кричал Штуммер.

Волк не расставался с планшетом Фойгта. Он направлялся прямо к англичанам. Что же это за зверь, который, вместо того чтобы ковыряться в отбросах, ворует планшет с оперативными картами? Проклятое чудище нужно остановить. Ладони Штуммера вспотели; он постарался поймать зверя на мушку, но тот уворачивался, срезал дорогу, потом снова ускорял свой бег, как будто…

«Да, — подумал Штуммер. — Он мыслит, словно человек».

— Не дергай! — заорал он.

Но машина налетела на ухаб, и снова его прицел был сбит. Ему оставалось только поливать дорогу пулями в надежде, что тварь напорется на них. Он перезарядил пулемет и снова нажал на гашетку.

Ствол был горяч, как полуденный жар, — пулемет заклинило.

Волк оглянулся — машина быстро приближалась. Когда он снова посмотрел вперед, было уже поздно. Перед ним, на расстоянии каких-то полутора метров, высилось заграждение из колючей проволоки. Задние лапы волка напряглись, и его тело взлетело в воздух; туловище пролетело над проволокой, но правая задняя лапа застряла в колючем завитке.

— Давай! — заорал Штуммер. — Дави его!

Волк рванулся. Цепляясь когтями передних лап за землю, он пытался высвободиться — но тщетно. Штуммер стоял в машине, ветер бил ему в лицо; водитель выжимал газ до упора. Еще несколько секунд — и машина раздавит зверя своими рубчатыми колесами.

Штуммер никогда бы не поверил в то, что произошло дальше, если бы не видел это собственными глазами. Волк изогнулся и передними когтями ухватил колючую проволоку, в которой запуталась его лапа. Когти раздвинули проволоку, и зверь, вырвавшись на свободу, на всех четырех рванулся дальше. Бронемашина придавила проволоку своим корпусом, но волка там уже не было.

Он все еще был виден в свете фар, и Штуммер заметил, что зверь не бежал, а перепрыгивал с места на место, то вправо, то влево, иногда касаясь земли одной только задней лапой, прежде чем прыгнуть в избранном направлении.

Сердце Штуммера молотом стучало в груди.

И он понял, что эта тварь знает. Зверь знает…

Он прошептал:

— Мы на минном по…

В этот миг левая передняя шина нашла свою мину — взрыв выбросил майора из машины окровавленным мешком. Левое заднее колесо взорвало следующую мину, а изодранное в клочья правое переднее колесо задело третью мину. Взрыв вспыхнувшего топлива разорвал машину на части — взметнулся столб пламени, и в небо взлетели куски рваного железа.

Волк остановился и оглянулся. Секунду он смотрел на пожар, и в его зеленых глазах стояла картина разрушения. Резко повернувшись, он продолжил свой путь по минным полям на спасительный восток.

Он должен скоро приехать. Графиня была возбуждена, как школьница перед первым свиданием. С их последней встречи прошло больше года. Она не знала, где он все это время скитался, что делал. Но ей это было все равно. Ее это не касалось. Ей сказали только, что ему необходимо убежище, что он выполняет опасное поручение. Остальное лучше не знать. Она сидела перед овальным зеркалом в своей туалетной комнате цвета цветущей лаванды; золотые блики огней Каира проникали сквозь жалюзи французских дверей, ведущих на веранду. Она тщательно накладывала помаду на свой красивый рот. Ночной ветерок доносил запахи корицы и мускатного ореха; внизу шелестели листья пальм. Она вдруг почувствовала, что дрожит, и отложила губную помаду в сторону, чтобы ее труды не пропали даром. «Я ведь не девица, готовая в любую секунду прослезиться», — не без иронии подумала она о себе. Но, наверное, это и было частью его волшебства; он дал ей почувствовать в последний приезд, что в школе любви она начинающая. Так или иначе, она волновалась — несмотря на ряд любовников, ничье прикосновение никогда не было таким пленительным, как его. Ей этого так недоставало!

Еще мать говорила, что она из тех женщин, от которых лучше держаться подальше. Это было давно, в той Германии, где еще не властвовал сумасшедший маньяк, одурманивший целую страну. Но это была ее жизнь, ее судьба, которую она не променяла бы на другую. Кто ей это сказал? Ах да! Он.

Она провела гребнем слоновой кости по длинным светлым волосам, причесанным под Риту Хейворт.[2] Бог одарил ее высокими скулами, светло-карими глазами и гибкой фигурой. Здесь было легко оставаться стройной: ей не нравилась египетская кухня. В свои двадцать семь лет она трижды была замужем, каждый раз выбирая себе мужа богаче предыдущего. Она владела контрольным пакетом акций в каирской газете, выходящей на английском языке. В последнее время она читала свою газету со все большим интересом. Роммель наступал на Египет, и англичане мужественно боролись, стремясь отразить натиск нацистов. Война будет продолжаться, но ей казалось, что уже в этом месяце приветствие «Хайль Гитлер!» не будет звучать к востоку от Эль-Аламейна.

Она услышала плавное урчание мотора знакомой машины. «Роллс-ройс», «серебряная тень», остановился у входной двери, и сердце ее забилось.

Следуя данным ей инструкциям, она послала шофера в отель «Шеферд». Там происходило какое-то совещание, в котором он участвовал. Отель «Шеферд», с его изысканным набором плетеных стульев и восточных ковров, обычно был заполнен британскими офицерами, пьяными журналистами, мусульманскими головорезами и, конечно же, нацистскими шпионами. Ее особняк в восточном пригороде города будет более безопасным местом для него, чем отель. И безусловно, более цивилизованным.

Графиня Маргритта встала из-за туалетного столика и протянула руку к ширме с голубыми и золотыми павлинами; взяв платье цвета маренго, она одним движением скользнула в него. Взгляд на волосы и макияж, струйка духов «Шанель» на белую шею — и она готова. Нет, не совсем. Пожалуй, надо расстегнуть одну маленькую пуговичку на груди — теперь все. Надев сандалии, она стала ждать прихода Александра.