— Эй, но это не я! — сказала Свон удивленная.

— Может быть, еще нет. Возможно, когда-нибудь будешь. — Следующая карта была положена сверху ненавистного Дьявола. — Это лежит ниже тебя и говорит о том, через что ты прошла, чтобы попасть туда, где ты сейчас. — Карта показывала ослепительно жёлтое солнце, но оно было перевернуто кверху ногами. — Солнце в таком положении говорит об одиночестве, неуверенности…

Потере кого-то. Возможно, о потере части тебя самой. Смерть невинных. — Леона быстро взглянула вверх и вернулась к картам. Следующая карта, пятая, вытащенная из наваленной кучи, разместилась слева от Дьявола. — Это — сразу за тобой, то, что ушло прочь. — Это был старик, несший звезду в фонаре, но он тоже был перевернут ногами вверх. — Отшельник. Перевернутый вверх ногами, что означает удаление, прятание, отрицание своей ответственности. Все это — то, что ушло. Ты выходишь в мир — лучший или худший.

Шестая карта легла справа от Дьявола.

— Это лежит пред тобой и говорит о том, что будет.

Леона изучала карту с интересом. На ней был молодой парень в малиновом одеянии, держащий поднятую вверх стрелу. — Паж Мечей, — объяснила Леона. — Молодая девушка или парень, жаждущие власти. Живет для этого, нуждается в этом как в пище и воде. Дьявол смотрит в этом направлении. Возможно, между ними есть какая-то связь. Все равно, это кто-то, кто будет препятствовать тебе — кто-то действительно коварный и, возможно, к тому же опасный.

Когда она собралась перевернуть следующую карту, в комнату донесся голос: — Леона! Леона! — Дэви начал кашлять сильно, почти задыхаясь, и она моментально отложила карты в сторону и выскочила из комнаты.

Свон встала. Ей показалось, что карта с Дьяволом, человеком с алым глазом, уставилась на нее, и она почувствовала мурашки на своих руках. Колода, которую Леона положила в сторону, мы всего в нескольких дюймах. Верхняя карта манила Свон взглянуть на нее украдкой.

Ее рука потянулась к ней. Остановилась.

Только взглянуть. Чуть-чуть, самую малость. Она изображала красивую женщину в фиолетовых одеждах, солнце светило над ней, и вокруг нее колосья пшеницы, ячменя и цветы. У ее ног лежали лев и ягненок. Но волосы были в огне, и ее глаза тоже горели, направленные и противостоящие какому-то далекому препятствию. Она держала серебряный щит с нарисованным в центре огнём, на ее голове была корона, светящаяся будто бы пойманными звездочками. Витиеватые буквицы над короной гласили: «Императрица».

Свон разрешила себе смотреть на нее до тех пор, пока все детали не запечатлелись в ее уме. Она положила ее на место, но теперь следующая карта притягивала ее. Нет! — предупредила она себя. Ты уже далеко зашла! Она почти ощущала взгляд алого глаза Дьявола, подстрекающего ее поднять еще одну карту.

Она приподняла следующую карту. Перевернула ее. И похолодела.

Вооруженный скелет, сидящий верхом на лошадиных костях, в его руках была испачканная кровью коса. Он косил пшеничное поле, но колосья пшеницы были в форме человеческих тел, собранных вместе, голых и корчившихся в агонии, когда их скашивала коса. Небо было цвета крови, и в нем кружились черные вороны над полем человеческого горя. Это была самая ужасная картинка, которую когда либо видела Свон, ее ей не нужно было смотреть на подпись сверху карты, чтобы догадаться, что это было.

— Что ты тут делаешь?

Голос заставил ее подпрыгнуть чуть ли не на три фута. Она повернулась кругом и в дверном проеме увидела Джоша. Его лицо, покрытое серыми и белыми пигментными пятнами и коричневыми затвердевшими ожогами, было гротескным, и Свон поняла в этот момент, что ей нравится его лицо и она любит его. Он оглядел по кругу комнату, нахмурился.

— Что все это?

— Это…

Комната Леоны для видений. Она читала мою судьбу по картам.

Джош вошёл и взглянул на карты, разложенные на столе. — Эти вот действительно милые, — сказал он. — За исключением этой. — Он указал на Дьявола. — Это напоминает мне ночной кошмар, когда я съел бутерброд с салями и целую коробку шоколадных пончиков.

Все еще нервничая, Свон показала ему последнюю карту, которую она вытащила.

Он взял ее двумя пальцами и поднес ближе к свету. Он и раньше видел карты Таро во Французском квартале в Новом Орлеане. Буквы образовывали слово «Смерть».

Смерть косит человеческую расу, подумал он. Это была одна из наиболее страшных картинок, которые он когда-либо видел, и в слабом свете казалось, что серебряная коса двигается туда и сюда через человеческие снопы, лошадь-скелет, оседланная наездником, продвигалась вперёд под кроваво-красным небом. Он бросил ее обратно на стол и скользнул взглядом по карте с демоническим красным глазом. — Всего лишь карты, — сказал он. — Бумага и краски. Они ничего не значат.

— Леона сказала, что они раскрывают историю.

Джош собрал все карты в колоду, убрал Дьявола и Смерть из поля зрения Свон. — Бумага и краски, — повторил он. — Вот и все.

Они не могли не слышать удушливый кашель Дэви Скелтона, мучительный кашель. Разглядывание этих карт, особенно той, со «жнецом», бросило Джоша в дрожь. Дэви почти задыхался, и они слышали, как Леона напевала ему вполголоса, пыталась успокоить его. Смерть близка, неожиданно понял Джош. Она очень, очень близка. Он вышел из этой комнаты и пошел вдоль по коридору. Дверь в комнату Дэви была приоткрыта. Джош посчитал, что он мог бы чем-нибудь помочь, и заглянул в комнату больного.

Первое, что он увидел были простыни, покрытые пятнами крови. Лицо агонизирующего человека было освещено желтой лампой, глаза расширились от боли и ужаса, и из рта, когда он кашлял, вылетали сгустки запекшейся крови.

Джош остановился в дверях.

Леона склонилась над мужем, фарфоровая миска стояла на ее коленях и она держала в руках окровавленную тряпку. Она ощутила присутствие Джоша, повернула голову и сказала со всем достоинством, на которое была способна: — Пожалуйста. Выйдите и закройте дверь.

Джош помедлил, больной и ошеломленный.

— Пожалуйста, — умоляла Леона, в то время как ее муж выкашливал свою жизнь ей на колени.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь.

Каким-то образом он обнаружил, что снова сидит возле камина. Он понюхал себя. Он вонял, и ему нужно было принести несколько ведер воды из колодца, нагреть ее на огне и погрузиться в эту ванну, чего он страстно желал. Но жёлтое, испуганное лицо мужчины, умиравшего в соседней комнате, запечатлелось в его сознании и не давало ему двигаться; он вспомнил Дарлин, умирающую в грязи. Вспомнил труп, лежащий неподалеку в темноте, на ступеньках крыльца соседнего дома. Образ того наездника — скелета разгуливающего по полю с пшеницей-людьми, всплыл в его сознании.

О Господи, подумал он, и у него закапали слёзы. О Господи, помоги всем нам.

И он склонил голову и разрыдался не только от воспоминаний о Рози и мальчиках, но и из-за Дэви Скелтона и Дарлин Прескотт, и умершего человека там в темноте, и всех других умерших и умирающих людей, которые, почувствовав солнце на своих лицах, думают, что живут навсегда. Он рыдал, и слёзы катились по его лицу и капали с подбородка, и он не мог остановиться.

Кто-то обхватил его за шею.

Ребёнок.

Свон.

Он прижал ее к себе и держал так все это время, пока плакал, а она прижималась к нему.

Она обхватила его. Она любила Джоша и не могла переносить звуки его рыдания.

Ветер завывал, изменял направление, атакуя развалины Салливана под разными углами.

И в этом ветре, ей казалось, она слышала злобный голос, шепчущий: — Все мое… Все мое…

Посреди пустыни в тридцати милях северо-западнее кратера от Солт-Лейк Сити на холодном ветру трепетали факелы. Около трехсот оборванных, полуголодных людей поселились на берегу Великого Соленого Озера во временных жилищах из картонных ящиков, перевернутых автомобилей, тентов и трейлеров. Свет факелов был виден далеко на мили над безжизненной местностью, и сюда стекались группы выживших, прибывавших сюда от разрушенных городов и городишек Калифорнии и Невады. Каждый день и ночь группы людей, нагруженные своим добром, которое висело на спинах или неслось в руках, упакованным в портфели или толкаемым на тачках или хозяйственных тележках, приходили в лагерь и находили свободное место на ужасной голой земле и закреплялись там. Самые удачливые приходили с палатками и рюкзаками, полными консервов и кипяченой воды, и имели оружие, чтобы защитить свои запасы; слабейшие скрючивались и умирали, когда их пища и вода заканчивались или были украдены, и тела самоубийц плавали в Великом Соленом Озере, покачиваясь, как бревна. Но запах соленой воды в ветре привлекал также и просто странников; те, не имея свежей воды, пытались пить эту, и затем страдали от гноящихся ран и язв, чувствуя близкое, агонизирующее объятие смерти.