— А где же еще? — невозмутимо ответила Чесна. — Если бы он был как новенький, люфтваффе бы его не сдал.

— Но он хоть полетит? — спросил Майкл.

— Полетит. Двигатели барахлят, но до Норвегии он дотянет.

— Основной вопрос не в том, полетит ли он вообще, — глубокомысленно изрек Лазарь, — а в том, полетит ли он вместе с пассажирами? — Рука его тем временем нащупала на поверхности металла еще одну проржавевшую по краям дыру. — Пол в кабине настолько прогнил, что вот-вот провалится! — Перейдя к крылу и останавливаясь у двигателя, он поднял руку и, пошарив внутри, позади пропеллера, вытащил обратно. Вся ладонь была перепачкана густой грязной слизью. — Ну просто замечательно! В двигателе столько земли, что там можно сеять пшеницу! Златовласка, признайся, ты что, задумала совершить самоубийство?

— Нет, — сухо ответила она. — И я тебя, кажется, уже просила меня так не называть.

— Да? А я было подумал, что ты любишь сказки. Особенно теперь, когда мне довелось взглянуть на этот металлолом, который ты гордо называешь самолетом. — Лазарь взял зажженный фонарь из рук одного из сопровождавших их людей, обойдя вокруг, подошел к двери фюзеляжа и полез в кабину.

— Это все, что мы смогли достать, — сказала Майклу Чесна. — Может быть, он не в лучшем состоянии, — они услышали, как хрипло рассмеялся Лазарь, забравшийся в кабину пилота, — но он доставит нас куда надо. Несмотря на то, что об этом думает твой друг.

Майкл знал, что им предстоит преодолеть более семисот миль. Один участок пути пройдет над холодным Северным морем. Что, если двигатели откажут над водой?

— Ну хоть спасательный плот имеется?

— Имеется. Все дыры в нем я залатала сама.

Из недр «юнкерса» появился чертыхающийся Лазарь.

— Сплошная гниль и ржавчина! — возмущался он. — Стекло в кабине держится на честном слове; если кому-нибудь из вас вдруг вздумается чихнуть, оно сразу вылетит! Вряд ли из этого хлама удастся выжать больше сотни узлов, даже при попутном ветре!

— Лететь с нами тебя никто не неволит. — Чесна взяла фонарь из его рук и возвратила его прежнему владельцу. — Но мы вылетаем двенадцатого. Послезавтра ночью. К этому времени одежда и все остальные запасы должны быть готовы. Отсюда до Ускедаля у нас будут три заправки. Если все сложится удачно, мы прибудем на место утром шестнадцатого числа.

— Если все сложится удачно, — Лазарь приложил палец к ноздре и высморкался, — то, может быть, чертов металлолом и не потеряет крыльев где-нибудь на юге Дании. — Уперев руки в бока, он обернулся и в очередной раз оценивающе оглядел «юнкерс». — Я бы сказал, что бедняге, должно быть, здорово досталось от русского истребителя. Это уж точно. — Он посмотрел на Майкла, потом на Чесну. — Я лечу с вами. Я согласен на все, только чтобы поскорее стряхнуть с ног прах Германии.

Потом они вернулись в дом доктора Стронберга. Чесна и Майкл лежали в одной постели, а в лесу за окнами ветер шелестел в верхушках деревьев. Слова были не нужны; сначала общение их тел было страстным, потом становилось нежным.

Чесна заснула у Майкла в объятиях. Он слышал вой ветра за окном, и все его мысли были о Скарпе и «Железном кулаке». Он не знал, что им удастся разузнать на острове, но его все еще мучили воспоминания о фотографиях из портфеля Блока. Это оружие должно быть найдено и уничтожено, и не только ради того, чтобы ничто не угрожало высадке союзников, но и в память о тех, кому суждено было пройти через эти пытки. Если в руки Гитлера попадет подобное оружие, весь мир может оказаться заклейменным его свастикой.

Наконец его сморил сон, и он уснул. В привидевшемся кошмаре солдаты шли гуськом мимо Биг-Бена, на Гитлере была шуба из черного волчьего меха, и слышался голос Виктора, шептавший: «Не подведи же меня».

Поднявшись в воздух, «юнкерс» оказался способен на большее, чем ему пророчили на земле, но самолет трясло, двигатели дымили, то и дело извергая из себя голубые искры.

— Жрет масло и топливо, как дьявол! — волновался Лазарь, заняв место в кресле второго пилота и следя за приборами. — Еще два часа, и нам придется отправляться пешим порядком!

— Именно так мы и доберемся до пункта нашей первой остановки, — спокойно сказала Чесна, не снимая рук с рычагов управления.

Двигатели оглушительно гудели, и поддерживать беседу было непросто. Майкл сидел за узким столиком штурмана, позади кабины, и сверял карты; их первая посадка — небольшой аэродром, используемый немецким Сопротивлением, он находился южнее границы с Данией. Вторая посадка, завтра ночью, — на аэродроме партизан недалеко от северной границы Дании, а последний пункт заправки — уже на территории Норвегии. Расстояния казались огромными.

— И все равно, Златовласка, ничего путного из этого не выйдет, — сказал Лазарь. «Юнкерс» вдруг затрясло, и ослабнувшие болты загремели, словно пулеметная очередь. — Видел я уже, что там за парашюты. — Он указал большим пальцем в сторону грузового отсека, в котором были сложены их запасы продовольствия, фляги, теплая одежда, автоматы и патроны к ним. — Такой подойдет разве что только ребенку. Если ты думаешь, что я стану прыгать на нем с этого «кукурузника», то очень ошибаешься. — Разговаривая, он привычно оглядывал темное небо в поисках разлетающихся голубых брызг, выдающих двигатели немецких ночных истребителей, в то же время прекрасно зная, что заметить их заранее практически невозможно. Лазарь поежился, представляя, что останется от их хлипкой кабины после того, как по ней будет выпущена пулеметная очередь, и поэтому он все еще продолжал говорить, чтобы скрыть свой страх, хотя ни Чесна, ни Майкл его не слушали. — Если прыгать отсюда в стог, и то, наверное, быстрее останешься в живых.

Немногим больше чем через два часа в работе правого двигателя начался сбой. Взглянув на приборы, Чесна увидела, что стрелки топливных приборов неуклонно приближаются к нулю. Нос «юнкерса» начинал клониться вниз, как будто самолет стремился поскорее вернуться на землю. Чесна из последних сил старалась удержать «юнкерс», и ей пришлось просить Лазаря помочь ей.

— Она летает как заправский летчик, — заметил Лазарь, наклоняясь к Майклу за координатами.

Стала видна выложенная на земле из костров огненная стрела: ее огоньки указывали на расположение их первой промежуточной посадки. Лазарь взял штурвал, развернул «юнкерс», направляя его вдоль стрелы, и, когда колеса машины наконец коснулись земли, все в кабине облегченно вздохнули.

В течение следующих восемнадцати часов «юнкерс» был заправлен горючим и в двигатели залили масло. Лазарь лично взял на себя руководство бригадой техников — большинство из них были фермерами, им ни разу в жизни не доводилось приближаться к самолетам ближе чем на сотню ярдов. Лазарь раздобыл кое-какие инструменты и под прикрытием камуфляжной сети долго копался в правом двигателе, чертыхаясь и бормоча что-то себе под нос.

В полночь они уже снова были в воздухе, перелетая из Германии в Данию. Небо над обеими странами было одинаково черным. Когда Чесна устала, за штурвал сел Лазарь, и под бесконечную музыку ревущих двигателей он затянул непристойную русскую песню. Чесна заставила его замолчать, указав на вспышку голубой молнии, промелькнувшую примерно в полутора километрах над ними. Ночной истребитель — судя по скорости, скорее всего, новая модель «хейнкеля» или «дорнье», сказала Чесна, — через несколько секунд скрылся в темноте на западе, но желание петь у Лазаря пропало.

На земле Дании в их честь был устроен небольшой пир с вареной картошкой и кровяной колбасой — последнее пришлось Майклу особенно по душе. Радушными хозяевами оказались бедные фермеры, которые готовились к их визиту, как к прибытию коронованных особ. Обритая голова Лазаря привлекла внимание маленького мальчика, которому очень хотелось потрогать ее. Хозяйская собака беспокойно принюхивалась к Майклу, а одна из присутствующих женщин с трепетом узнала в Чесне актрису с фотографии из потрепанного журнала, посвященного звездам немецкого кино.