— Спасибо.

Грейтхауз выпил, заткнул бутылку и снова взял в рот трубку.

— Шахматы ж тоже сложная вещь?

— Да. То есть поначалу. Пока не разберешься, что какая фигура может.

— Вот так же и с рапирой, только стремишься не заматовать короля и защититься от мата сам, а убить человека и не дать убить себя. Фехтование вот в чем подобно шахматам: и там, и там ты озабочен занятием обороноспособной позиции. Одинаково важны наступление и отступление — в шахматах это атака и защита. Ты должен все время думать над следующим ходом, следующим блоком, следующим выпадом. Ты должен иметь план, ты должен перехватить инициативу у своего противника. — Грейтхауз выпустил струйку дыма, оттопырив нижнюю губу. — Давай я тебя спрошу: сколько у тебя ушло, чтобы научиться играть в шахматы?

— Я думаю… много лет. Я все еще делаю больше ошибок, чем мне хотелось бы, но я научился исправлять их последствия.

— Вот то же и в фехтовании. — Грейтхауз поднял голову. — Я не жду, что ты станешь мастером, но жду, что ты научишься узнавать ошибку и исправлять ее последствия. Это даст тебе шанс прожить достаточно, чтобы вытащить пистолет и застрелить противника.

Мэтью не сразу понял, что Грейтхауз шутит, хотя выражение его лица осталось абсолютно серьезным.

— Будь здесь в субботу в девять утра, — велел Грейтхауз. — Проведешь здесь целый день. В буквальном смысле здесь — в этом сарае. Продолжим уроки фехтования и еще добавим к ним заряжание и стрельбу из пистолета. А также применение кулака на близком расстоянии.

Отличный способ провести субботу, подумал Мэтью.

— А пращи для чего?

— Для белок, — ответил Грейтхауз. — Я их жарю с картошкой и перцами. — Он затянулся трубкой, выпустил клуб дыма, потом ладонью выбил остатки пепла. — Твое обучение будет включать не только физические тренировки. Я хочу знать, например, как ты умеешь читать карту и ходить по ней. Или сам рисовать карту по словесному описанию местности. Я хочу знать, насколько хорошо ты умеешь вспомнить описание чьей-нибудь внешности, и хочу видеть, как ты обращаешься с лошадью чуть более горячей, чем та кляча в конюшне. — Теперь он едва заметно улыбнулся, увидев тоскливое выражение на лице у Мэтью. — Как сказала миссис Герральд, тебе никогда ничего не попадалось такого, с чем ты не мог бы справиться. И пусть тебя утешает, что ты — первый выбранный нами новичок. Будут со временем и другие. Мы сейчас присматриваемся к одному в Бостоне и еще двоим здесь, в Нью-Йорке.

— Правда? И кто это?

— Если бы я тебе сказал, это перестало бы быть тайной, а миссис Герральд пока что велела мне ее хранить.

— Ладно, — согласился Мэтью, но воображение уже работало, прокручивая, кто бы это мог быть. Но одно он еще должен был спросить: — А сама миссис Герральд?

— Что тебя интересует?

— Ее история. Она мне сказала, что агентство основал ее муж. Что с ним сталось?

Грейтхауз начал было отвечать, но вроде бы спохватился.

— Это можно и потом, — решил он. — Через четыре часа рассвет. Лучше бы тебе поспать пока.

Мэтью не пришлось долго думать, чтобы согласиться. Сколько бы сна ни досталось ему за остаток ночи, а завтрашний день будет нелегким. И у магистрата Пауэрса есть для него работа, а неизвестно, будет ли вообще правая рука действовать.

— Доброй ночи, — сказал он Грейтхаузу, и тот ответил:

— Не забудь вытереть ноги. Миссис Герральд терпеть не может грязи на полу.

Мэтью вернулся в дом сквозь плывущий туман, ради спокойствия хозяйки дома очистил сапоги как следует о железный скребок возле двери, и через десять минут все мысли о рапирах, шахматах и жареных белках вылетели у него из головы, сменившись здоровым и глубоким сном.

Вежливый колокольчик у двери разбудил Мэтью на сером рассвете. Он умылся, оделся, бритье пропустил, поскольку бритву ему не предложили, и решил также, что с опорожнением пузыря подождет, пока окажется на дороге, чтобы не пачкать горшок. Выйдя из комнаты, он обнаружил ожидающий на обеденном столе обильный завтрак из яиц, ветчины и галет вместе с чайником крепкого темного чая. Рядом с тарелкой лежали его кошелек и серебряные часы.

Миссис Герральд тоже вышла к завтраку, но Грейтхауз не появился, хотя Мэтью решил, что именно он готовил завтрак, потому что поваром в этом доме больше некому было быть.

— Вот это отдайте мистеру Григсби, если вам не трудно. — Миссис Герральд подала ему пакет, снова запечатанный красным сургучом. — Я думаю, он захочет платы вперед за объявление, поэтому у себя в кошельке вы найдете несколько лишних монет. По моим расчетам, их хватит, чтобы удовлетворить и мистера Григсби, и владельца конюшни. Я так понимаю, что вы должны в субботу утром приехать к мистеру Грейтхаузу. — Это было спокойно отданное распоряжение. — Пожалуйста, постарайтесь не опаздывать.

— Да, мадам.

— Тогда ешьте. Дождь перестал, а мне нужно написать несколько писем.

Сьюви уже стояла у коновязи. Мэтью положил кошелек и часы в седельную сумку и поехал прочь под первыми робкими лучами рассвета, пробившимися через облака. У ворот его ждал Грейтхауз.

— Всего доброго, — сказал он. — Да, кстати, стоит втереть какую-нибудь мазь в правую руку, когда приедешь в город. К вечеру может малость начать болеть.

— Спасибо за совет, — ответил Мэтью не без сарказма, выехал из ворот и услышал, как они затворяются за ним, потом устроился в седле поудобнее для пути домой. Через полчаса исчезли последние тучи, небо стало ярко-голубое, солнце сияло во всю свою золотую мощь, и Мэтью заснул, опустив голову на грудь, а Сьюви плелась себе по дороге в город.

Удачно оказалось, что магистрат Пауэрс был доволен исходом встречи Мэтью с миссис Герральд, потому что с утра в четверг Мэтью не мог удержать пера, не то что написать строчки. Магистрат хотел знать все, что случилось, и Мэтью любезно все ему изложил, особо подчеркнув полночное «обучение» с рапирой, от которого сегодня был совершенно непригоден к письменным занятиям.

— Тогда свободен, — решил магистрат. — Уведу себе сегодня чьего-нибудь клерка, а ты иди домой и отдыхай.

— Я по дороге зайду в аптеку за мазью, — ответил Мэтью, потирая плечо. — Завтра к слушанию дела Нокса буду готов.

— Не уверен. Но мне кажется, что у магистрата Макфинея ничего сейчас нет в папке, и я у него попрошу одолжить его клерка. — Пауэрс указал на дверь. — А ты иди лечить руку.

— Спасибо, сэр. Я завтра обязательно попытаюсь вернуться к работе.

— Если нет, так нет. Особенно по этому поводу не тревожься. — Он посмотрел на Мэтью поощрительным взглядом. — Мне приятно, что я тебе помог выйти на новый путь. То, что миссис Герральд выбрала тебя, это похвала настолько же мне, насколько и тебе. И я уверен, что она за свои деньги не будет разочарована. Они же собираются тебе хорошо платить?

— Мы пока еще не обсуждали цифры.

— Мне кажется, что тебе будет нужно некоторое юридическое представительство. Если захочешь написать контракт должным образом, я буду рад помочь.

— Спасибо… — Мэтью собрался уходить, но у двери замешкался.

— Что-нибудь еще? — спросил магистрат.

— Да, сэр. Я интересуюсь насчет миссис Герральд. Вы что-нибудь еще о ней знаете?

— Что, например?

— Вы говорили, что у вас есть общие враги. Могу я спросить, что вы имели в виду?

Магистрат несколько секунд изучал — или делал вид? — первые строки лежащего перед ним письма.

— Миссис Герральд тебе не сообщила? — спросил он. — Не рассказала свою историю?

— Она сказала мне, что агентство основал ее муж. Я понял так, что он покойный. Есть ли еще что-нибудь, что мне следует знать? — Тут он сообразил: — А, вы говорили, что были знакомы с миссис Герральд в Лондоне. Вот почему она направила к вам посланца. Это был мистер Грейтхауз?

— Да, это был Хадсон.

— Вы с ним так коротко знакомы? Это впечатляет. И я предполагаю, что у вас были дела и с миссис Герральд?