Ему примерещилась на мостике темная костлявая фигура. Держась за железный поручень, она смотрела вниз, на них. Кип присмотрелся повнимательнее и с облегчением понял, что это лишь игра света: проникавшие сквозь дырявую крышу солнечные лучи превращали тёмный корпус лодки в мозаику зайчиков и теней. Господи, как он испугался! Призраки, усмехнулся он про себя. Не спеши записаться в вудуисты, Кип, на свете нет никаких духов и привидений.

— Что там, Кип? — спросил Ленни — уже во второй раз, потому что в первый раз Кип, казалось, не услышал вопроса.

— Ничего, — Кип моргнул и снова посмотрел на капитанский мостик. — Тень, вот и все.

И исполнился твердой уверенности, что за ним кто-то внимательно наблюдает.

Кип повернул голову. В углу, неподалеку от досок, сваленных на месте бывшей плотницкой мастерской, сверкала красная точка. Точка вспыхнула ярче, в пятне света заструился дымок, похожий на бесплотное призрачное существо, и из полумрака, попыхивая сигаретой, появился темнокожий человек в потертых джинсах и линялой футболке. Его суровое лицо ничего не выражало, но в рисунке губ чувствовалось что-то дерзкое и хитрое. Двигался он с удивительной звериной грацией.

— Эта штука убила Кифаса? — спросил он у Кипа. Смотрел он сквозь констебля, на лодку. Его звали Турок, он совсем недавно приехал на остров, но у Кипа с ним уже возникли проблемы. Две недели назад он даже посадил Турка в камеру — за скандал. Лэнгстри взял парня на поруки; молодой человек был отличным сварщиком, и Лэнгстри платил ему повышенное жалованье. Но Кип на своем веку навидался такой публики и понимал: Турок, что называется, перекати-поле, из тех летунов без роду-племени, которым не знакомы понятия долга, дисциплины и порядочности.

— С Кифасом произошел несчастный случай, — сказал Кип.

У молодого человека было жесткое выражение лица, густые брови и козлиная бородка.

— Сегодня утром я видел тело старика. Страшная смерть, — Турок выпустил дым через раздутые ноздри. — На кой вы притащили эту штуковину сюда — спрятать?

— Не суйся в чужие дела, парень, — предостерег Ленни.

Турок не обратил на него никакого внимания.

— Я кое-что слышал об этой хреновине. Я слышал, это нацистская подводная лодка…

Кип кивнул.

— Ну и что скажете? Эта сука всплыла со дна, как пробка, верно? Никогда про такое не слыхал! А что внутри?

— Несколько тонн ржавого железа, погнутые переборки и, может быть, парочка торпед, — ответил Кип. «А что еще? — внезапно задумался он. — Что там Мур говорил о задраенных люках?»

— Почему бы вам не вскрыть эту штуковину и не осмотреть ее внутри? — Турок вопросительно поднял бровь.

— Слишком опасно. И потом, я не настолько любопытен…

Турок едва заметно улыбнулся и кивнул. Он отвернулся и несколько секунд смотрел на лодку, потом запустил в нее недокуренной сигаретой. Окурок ударился о железо, брызнул искрами и упал в спокойную воду.

— Пару лет назад у Каймановых островов, — начал Турок, — один мужик нашёл на глубине сто футов затопленную немецкую канонерку. Знаете, есть такая штука — подводная сварка. Вот они прорезали себе проход, залезли внутрь. И знаете, что нашли? — Он обвел глазами слушателей. — Золотые слитки! Ну, ясное дело, разбогатели ребята. Ох и разбогатели…

— Золотые слитки? — переспросил Ленни.

— Враки, — поспешно прервал разговор Кип. — Если ты думаешь, что внутри этой раздолбанной посудины — горы золотых слитков, то ты просто спятил…

Турок пожал плечами:

— Может, там и нет никакого золота. А может, что-то есть. Проклятые нацисты возили с собой много всякого барахла. Но чтобы узнать, есть там что или нет, надо посмотреть.

— Единственное, что там может быть, это уйма старых механизмов, — сказал Кип.

— Как знать, — Турок снова улыбнулся, но его глаза по-прежнему оставались пустыми.

Кип узнал этот хищный взгляд.

— Ну так послушай, что я тебе скажу. Если ты воображаешь, будто сможешь запросто вскрыть эту посудину автогеном, выбрось это из головы. Стоит хоть одной искре залететь внутрь, и ты будешь собирать золотые слитки в раю…

Турок примирительно поднял руки:

— Да я просто так сказал, к слову пришлось. — Он улыбнулся, прошел мимо констебля к обшарпанной двери в стене и, на мгновение впустив в полутемный док ослепительное солнце, вышел.

— Не уважает старших, — заметил Ленни. — Хлопот с ним не оберешься, но работник он — дай Бог всякому.

— Да, я слышал. — Кип на несколько мгновений задержал взгляд на лодке, и по спине у него пробежал холодок. Сквозь шум воды, плескавшейся у ее бортов, он расслышал иные звуки, доносившиеся изнутри корабля: скрип деревянных подволоков, лязг металлических переборок — далекие, пугающие. — Ленни, — сказал он, — держи людей подальше от лодки, договорились? Не хочу, чтоб кто-нибудь тут ошивался. Я не зря сказал про взрывчатку…

— Ладно, — кивнул Ленни. — Будет сделано. — И, повысив голос, крикнул рабочим: — Ребята, здесь шабаш! По местам! Дж. Р., вы с Мерфи должны закончить ремонт обшивки! Перси, ты уже все покрасил? Все по местам, за работу! Ну!

Кип похлопал Ленни по плечу и вышел наружу. Солнце больно ударило по глазам, но он по-прежнему видел молчаливую неподвижную фигуру на боевой рубке — фигуру, похожую на саму Смерть. Хватит, не ерунди, велел он себе, включая зажигание в джипе. А то скоро начнешь видеть призраков у себя в тарелке. Он выехал с территории верфи и поехал в сторону рыбачьих хижин. Нравилось это ему или нет, нужно было навестить жену Кепхаса. Любое дело, даже самое печальное, нужно доводить до конца.

Но, не проехав и сотни ярдов, констебль снова почувствовал холодок дурного предчувствия. Внутри у него словно возникла стена, отгородившая тёмный закуток, куда Кип боялся заглядывать.

Эту подводную лодку создавали для разрушения, крестили кровью и яростью, и одному Богу известно, сколько людей и судов погибло, попав в радиус действия ее пушек и торпед. В ушах у Кипа неотвязно звучал голос Бонифация: «Верните ее в Бездну. Потопите ее. Потопите. Потопите…»

— Как? — проговорил он вслух.

Впереди внезапно запестрели яркие краски кокинской деревни, что-то царапнуло острыми коготками сердце — и только тогда Кип задумался над тем, что сказать жене Кепхаса.

Он помедлил в темноте, достал из заднего кармана флягу и поднес ее к губам. В горло полилось отличное крепкое виски. Он вытер губы рукавом рубахи, сунул флягу обратно в карман и зашагал дальше.

В безлунной черной ночи гулял сильный ветер с моря. Деревня была погружена во тьму. Нет, один огонёк все-таки горел — в «Индиго инн», одинокий квадрат света в верхнем окне. Этого белого он не знал, но видел его в деревне. Он-то и нашёл лодку.

Джунгли подступали к самой дороге, в чаще звенели цикады, то тут, то там принималась кричать ночная птица, и от этих звуков ему становилось не по себе. Море впереди сливалось с тьмой; расслышав шум прибоя на коралловых отмелях, он понял, что берег близко, но не мог разглядеть его.

Днём он трижды приходил в док и глядел на немецкую подводную лодку, гадая, что же внутри, под металлической обшивкой. История о золотых слитках, найденных на канонерке у Каймановых островов, только разожгла в нем жадность. Конечно, он не знал, правда ли это… но — а вдруг правда? Конечно, правда! Иначе и быть не может! Он ускорил шаг. Верфь была за следующим поворотом дороги, а ему еще предстояла очень тяжёлая работа.

Старая подводная лодка чем-то зацепила Турка, лишила его покоя. В ней было что-то странное, даже жутковатое. Весь день он только о ней и думал, гадая, какие сокровища могут быть спрятаны на этом корабле. Возможно, чертов легавый знал куда больше, чем сказал им, — очень может быть! Иначе зачем бы ему засовывать эту ржавую калошу в док? Почему бы не оставить ее гнить в гавани? Нет, во всем этом было что-то по-настоящему странное. Легавый что-то скрывал. Но от Турка Пирса ничего не утаишь.